Как хорошо известно, результаты революций обычно противоположны вызвавшим их ожиданиям. Итогом русского национального восстания против империи стало не «Беловодье» здесь и сейчас, не «свободный труд свободно собравшихся людей», а новое, несравненно более тяжелое ярмо для русского народа. В старой империи русской силой пользовались как данностью, воспринимая ее как sine qua non существования России. Русские не имели с этого никаких дивидендов, но уж, конечно, никому в голову не приходило наказывать их за факт самого их существования.
Типология Мирослава Гроха применима к анализу национализма в Советском Союзе с неменьшим успехом, чем к дореволюционной России. Ведь после сталинского правления национализм возник фактически заново, что называется, с чистого листа. Но применима с внесенной Ихцаком Брудным важной поправкой: фаза В не следовала непосредственно за фазой А, а была синхронизирована с ней, произошло их взаимоналожение.
Появление национализма не вытекает с неизбежностью из разделяемого нами примордиалистского подхода к этничности. Биологическая природа этничности не продуцирует сама по себе политический национализм или развитое национальное самосознание, а лишь открывает подобную возможность, формы и даже сама актуализация которой решающим образом зависят от конкретно-исторических обстоятельств.
Если возникновение русского национализма стало побочным продуктом смены верховной становым хребтом странывласти и эволюции советской системы, то его дальнейшая траектория и даже сам факт существования в решающей степени зависели от отношений с коммунистическим государством. При Леониде Брежневе была полностью воспроизведена парадигматическая для русской истории модель инструментального отношения власти к русскому национализму, а в более широком смысле – к русской этничности вообще, в советское время впервые апробированная Иосифом Сталиным.
Для националистов было легко и лестно объяснять мотивы коммунистической политики в свой адрес и, главное, собственные неудачи происками тайных сил. Эта примитивная философия истории обеспечивала их индульгенцией: не в том дело, что мы плохо организованы и наши шаги непродуманны, а в том, что против нас выступает могущественная «тайная власть». В то же время захваченность конспирологией психологически парализовывала и лишала способности к любой целенаправленной политической деятельности. Ведь если враг потаенный, то он может оказаться в любом обличии и в любом месте, а бороться с ним – все равно что бороться с воздухом.
Хотя для русских националистов характерна устойчивая демонизация Михаила Горбачева, которого они считают главным виновником крушения советской империи, первое время горбачевского правления казалось, что сбылось их самое заветное желание: к власти в СССР наконец-то пришел молодой, энергичный и прорусски ориентированный лидер. Ведь политика нового руководства – масштабная антиалкогольная кампания (май 1985 г.), отказ от глобального проекта поворота северных русских рек на юг (август 1986 г.) и вообще внимание к экологии, нормализация отношений с Русской Православной Церковью (начиная с 1988 г.) – отвечала заветным чаяниям русского национализма.
Не желая уподобляться генералу, который, отвечая на вопрос Наполеона Бонапарта о проигранной битве, обещал привести не меньше десяти причин, мы полагаем, что и трех, приведенных в предшествующей главе, более чем достаточно для объяснения того, почему, вопреки аналитическим прогнозам, русский национализм не пережил сколько-нибудь заметного подъема после крушения Советского Союза. А ведь перед ним, казалось, открывалась блестящая перспектива. Трансформация России из имперского ядра в национальное государство с неизбежностью предполагала опору на национализм – так было всегда и везде, где строились национальные государства.
всего статей: 493
