В реальном мире нет "друзей", есть только интересы, компромиссы, шантаж, угрозы, подкуп и обман. Именно этим исчерпывается список возможных видов взаимодействия между странами. Дружба и вражда там не значатся. То, что обычно воспринимается как "дружба" - это всего лишь временное совпадение интересов. "Вражда" - временное несовпадение интересов. Причем значительную роль играют интересы не стран, а именно политических и экономических элит, которые зачастую не совпадают.
Например, за исключением очень короткого периода, интересы советской политической элиты были в явном противоречии с интересами народа. Один штамм советской элиты считал своим интересом "мировой пожар революции", в то время как страна воспринималась как инструмент розжига этого пожара. Другой, более поздний штамм считал своим интересом обеспечить себе такой же уровень материального потребления, как у западных элитариев, а страна воспринималась как актив, который можно "потратить" для достижения этой цели. Именно это поколение элиты добило СССР. Аналогичной болезнью страдают многие национальные элиты: от Африки до Украины. Специфические потребности национальных политических элит разных стран определяют тактику и стратегию Кремля в отношении с теми или иными странами.
Уникальность предложения Путина заключается в том, что в случае хотя бы минимально продуктивной работы с официальными властями конкретной страны, Кремль никогда не работает с оппозицией. НИКОГДА. Ни при каких обстоятельствах. Даже самое минимальное желание сотрудничать с Кремлем - это как пожизненный страховой полис, который действителен даже для идиотов (см. случай Януковича). Путин не предлагает денег, а сотрудничество с Россией в общем-то означает, что элитарию становится недоступна американская недвижимость, офшорные счета и вечеринки с кокаином в Лас-Вегасе, но зато он приобретает бесценную вещь - шанс сохранить власть.
Автор текста: crimsonalter
Русский народный женский костюм великороссов.
Из коллекции русской дворянки Натальи Шабельской (1841-1905).
Великороссы Архангельской, Вологодской, Рязанской и Пензенской губерний
народная женская одежда
Эта книга – для мужчин, которые учатся быть отцами; для женщин, которые учатся быть женами; для всех, кто благодарен своим отцам или пытается быть им благодарным.
Эта книга также для тех, кто не знает тепла и надежности отцовских рук, вздрагивает при слове «отец», старается не вспоминать его имя или считает, что отца у него нет. Этим людям имеет смысл читать книжку только в одном случае – если их тяготит сложившаяся ситуация. Тем же, кого все устраивает, книга эта ничего не даст.
Мне бы хотелось, чтобы ее прочитали и те женщины, которые пытаются в одиночку воспитывать сыновей. Думаю, что им эта книга причинит очень много боли. И все-таки именно этим женщинам хочется сказать: «Попробуйте отыскать в своих сердцах любовь к вашим отцам. Найдете уважение к отцам – найдете любовь к мужьям. И тогда ваши дети будут счастливы».
Эта книга не содержит рецептов и инструкций по «ответственному родительству». Это не учебник и не сборник задач. Скорее я бы мог охарактеризовать ее как приглашение к разговору – о мужчинах, о мужском призвании быть отцом, о трудностях и радостях отцовства, об отцовской любви и о любви к отцу.
[pagelist_ext limit_content="200"]
С трепетом приближаюсь к итогу. Сумел ли сказать, что рвалось наружу? Удалось ли выразить, сформулировать? Да и каков может быть итог?
О том, насколько я сам справляюсь с ролью отца, судить не мне; мои дети и внуки, возможно, что-то скажут впоследствии, «по головке не погладят».
Своему отцу Вадиму, Царство ему Небесное, хочется сказать теплые и благодарные слова. Отец, ты научил меня быть собой, научил терпению, борьбе за жизнь, научил стоять за свои ценности, не поддаваться на подлость и низость! Кланяюсь тебе до земли.
О своих отцах, дедах и прадедах, сказать могу только с чужих рассказов – никого из них я не застал. Но они дали мне жизнь и благословили из своего далека. И за это я им благодарен.
Есть ещё и духовный отец, кто родил меня во Христе. Отче, с тобой моё сердце, моя любовь к Церкви, моя Литургия и моя молитва. Покойся с миром.
Теперь, назвав своих отцов, оказываюсь перед Отцом. Деваться некуда!
Когда праотец Давид почувствовал свою силу как царь, он преисполнился особой благодарности Богу Отцу и вознамерился построить храм. Вот так и каждый, осознающий свое сыновство, мечтает построить в своей душе «храм Отцу». Но… Достанет ли труда и искусства?
«Ты, сотворивший человека по образу Своему, не довольствовался этим, но стал ещё и Отцом ему. Чтобы не только авторство своё соблюсти, но и родство подчеркнуть. Чтобы не только подобие отличать, но и теплоту любви согревать в человеческом сердце. Нет, не только! Но чтобы и отцовству научить того, кому Сам Отцом быть захотел. Чтобы и он, человек, прославился как отец и как сын!».
Если мы проанализируем историю российской семьи в ХХ веке, то увидим, что в первой его половине в каждом поколении было несколько кровопролитных войн или волн репрессий. Количество погибших постоянно увеличивалось:
• Первая мировая война – 2,3 млн. человек;
• Гражданская война 1918–1921 гг. – в боях, от голода, болезней, белого и красного террора погибло до 8 млн. человек;
• политические репрессии 1920-1940-х гг. – до 20 млн. человек;
• Вторая мировая война (военные и гражданские потери) – до 29 млн. человек.
То есть в нашей стране непрерывно, на протяжении нескольких поколений подряд, происходило постоянное вымывание из популяции наиболее сильных представителей мужского рода. Гибель мужчин сопровождалась увеличением неполных семей, в которых вдовы выполняли и мужскую и женскую роль. Это значит, что многократно увеличивалось количество детей, которые так и не увидели в своей семье образца поло-ролевого поведения. К пятидесяти годам выросли и стали мужчинами мальчики, которые никогда не имели перед глазами образца ответственного отцовства; выросли и стали женщинами девочки, не представляющие, что такое нежность, им никто не смог убедительно показать, в чем смысл и преимущества женской слабости.
В нашей культуре ощущается ущерб, сдвиг, деформация мужской линии всех поколений. Без преувеличения можно сказать, что практически каждая российская семья ощущает в одном или более поколениях дефицит мужского присутствия. И это не может не оказывать влияния на развитие мужской личности.
Я думаю, что подлинный образ мужественности русского человека был уничтожен. Невозможно говорить о том, что мы можем что-то воспринять от предыдущих поколений. Наши деды и прадеды либо были расстреляны, либо погибли на войне. Что мы можем от них взять? В лучшем случае, их геройство. Но их геройства не хватило на то, чтобы защитить правду, веру и Отечество. Кто из них был предателем, кто не был – другой разговор. Но даже самые мужественные из них не донесли до нас своего патриотизма просто потому, что погибли.
Следующее поколение более разнообразно. Это дети войны и послевоенного времени. У моего отца, например, было очень романтизированное представление о войне. Он искренне жалел, что по малолетству не был призван на фронт, и завидовал своим старшим товарищам, успевшим повоевать. С другой стороны, он видел мужчин, вернувшихся из лагерей, пропитанных уголовщиной и внутренне сломленных. Вот этот мужской слом часто отвращал сыновей от отцов.
Послевоенное поколение – романтики-«шестидесятники» – это геологи, первооткрыватели. Их мужественность вылилась в науку, в строительство новых городов, новых судов, в путешествия по миру. И об этом я тоже могу судить на примере моего отца. Он имел дерзновение всю семью перевезти на Чукотку, и с десяти лет я рос, как дитя тундры, среди охотников и рыболовов. Именно этот тип мужественности я воспринял от отца. Но того мужества, которое могло бы перейти ко мне от деда, мужества преданности Церкви, Отечеству и отцу, я получить не мог. Цепь разорвалась.
А у многих из моих современников отцы были стукачами, предателями, чекистами или наполненными страхом жертвами насилия. Откуда тогда взять мужественность? Если отец теряет мужество, он не может его передать детям, а дети не принимают отца, потому что не уважают его, и, в свою очередь, тоже остаются без образа мужества.
Нашему поколению традиция мужественности досталась очень усеченной. И, как компенсация, возник образ «мачо», «мужлана» еще и с уголовной романтикой в придачу. Это, конечно, искаженный образ мужественности, но именно он пока преобладает и в кино, и в литературе, и в идеологии, и в семейном предании. Удачливый вор-предприниматель, карьерист, хладнокровный убийца или бандит – в действительности ни в одной из этих фигур нет подлинного духовного образа мужественности.
Очень часто мне как священнику задают вопрос: а на кого в двадцатом веке Церковь могла бы указать, как на пример истинной мужественности среди православных героев? По моему мнению, это Петр Аркадьевич Столыпин, бросивший вызов революционной оппозиции; адмирал Колчак, почти в одиночку командовавший армией; император Николай Второй, открыто и осознанно ставший жертвой революции.
В послереволюционной России это тысячи офицеров, священников, профессоров, крестьян, которые не уступили большевикам и были уничтожены. К сожалению, мы не знаем имен многих из них!
Это Александр Исаевич Солженицын, который не просто боролся за правду, но и пострадал, прошел лагеря, тюрьмы, изгнание из родной страны. Но главное – он не сломался, не предал себя, не предал свое дело и дошел до конца. Таких, к сожалению, крайне мало. Их всегда мало.
Православный образ подлинного мужества – это Силуан Афонский, другой образ – это владыка Антоний Сурожский, настоящий русский герой в эмиграции. Его главный духовный подвиг, с моей точки зрения, заключается в том, что он не соблазнился политической борьбой. Но оба эти церковных героя жили вдали от России.
К сожалению, сегодня в культуре и в массовом сознании побеждают образы антихристианские. Чудовищный герой фильма «Брат» – убийца с красивыми глазами, рассуждающий о правде и справедливости, произносящий сентенцию о том, что сила в правде. Этот образ очень точно отражает сегодняшние настроения. Уголовник, убийца очень близок и симпатичен современным мальчишкам, потому что он бесстрашен. Современный человек слишком многого боится: бандитов, которые могут убить; чиновников, которые отнимут квартиру, посадят за решетку; полицейского, символизирующего насилие над человеком. Кругом царит страх. Кто побеждает страх, тот и есть настоящий мужчина. Отсюда и преклонение перед героями фильмов «Брат», «Бригада». Вот современные образы мужественности.
Надо ли объяснять, что они далеки от христианства? Во-первых, они языческие по своей сути, потому что утверждают превосходство физической силы. Во-вторых, они лишены духовного начала, потому что духовное начало – это смысл, любовь, свобода. Ни в одном из этих образов нет ни правды, ни смысла, ни Божественной благодати.
А вот еще один современный герой – олигарх, преуспевающий бизнесмен. Чем он привлекает? Тем, что богат: у него есть загородный дом и квартира в Москве, дом в Лондоне, дом в Париже, он обладает властью и деньгами. Высокий уровень комфорта – вот что его отличает.
Мне приходит на память лишь один фильм с почти эпическим отцовским образом – «Отец солдата» Серго Закариадзе. Более нормативного и героического отца в кинематографе я не припомню.
Мужественность сегодня побеждена идеей успешности. Образование – для «ботаников», вера – для женщин. А для мужчины главное – успех, измеряемый в деньгах. Такая ценностная установка наносит очень тяжелый духовный удар по мужественности. Стремление к достатку, обогащению, комфорту, беспечности, удовольствиям – это уже совсем не мужская программа. Общество обеспеченных – общество матриархальное. Обеспеченный мужчина склонен к компромиссам, к сделке с совестью. А мужчина должен быть свободен для правды. Если мужчина отказывается от преодоления трудностей, его духовная сила разлагается. Если мужчина отказывается от правды, если ради комфорта соглашается на компромисс со злом, он обрекает себя на распад, на регресс. В фильме Тарковского «Сталкер» один из героев, писатель, признается, что его мечта – тихо спиться на писательской даче. Вот это и есть цена отказа от мужественности.
Подлинное мужество соединяет в себе силу правды (а не силу мышц), личный подвиг (а не опору на силовые структуры), лидерство духа и, главное, представление о том, что следует делать, куда вести людей. Для современного мужчины это самое сложное – он не видит цели своей деятельности. До тех пор, пока надо просто зарабатывать деньги, все ясно. Но вот деньги заработаны, дом, яхта куплены. Что дальше? Мужественность – это всегда движение к смыслу. Без смысла, перспективы, цели мужчина жить не может.
Мне хочется верить, что рано или поздно у нас сформируется подлинный образ русского мужества, и это будет человек, идущий вперед и ведущий за собой людей, человек ответственный и отвергающий комфорт ради развития и смысла. И тогда мужественность олигарха будет оцениваться не по количеству яхт и вилл, а по тому, что он сделал вопреки комфорту. Человек, создавший на свои деньги университет, госпиталь, картинную галерею или музей – вот образ истинной мужественности. В наше время, к примеру, есть люди, которые внедряют новые типы хозяйствования на земле. Их пытаются раздавить, создают невыносимые условия, но они не сдаются и продолжают строить, потому что видят смысл в том, что они делают. Вот это мужество!
Какое отношение все это имеет к теме отцовства? Мужество – это сущность отцовства. И мужество, и отцовство основываются на ответственности за себя самого. Все трудности, которые могут встретиться мужчине на пути реализации себя как мужа и отца, он должен брать на себя. Чтобы стать отцом, необходимо мужество. Быть мужчиной значит проходить через множество трудностей. Отцовство – одна из таких трудностей на пути становления личности мужчины. Это испытание, дающее огромные возможности для духовного роста.
В нашем обществе слово «власть» воспринимается скорее как нечто отрицательное. И это исторически объяснимо. После катастрофы 1917 года человек с развитым чувством власти, с выраженным мужеским отношением к миру оказался враждебен новому строю. Таких людей требовалось уничтожить. Этим и занимались органы государственного насилия, подавляя казачьи восстания, тотально истребляя бывших офицеров, духовенство, крестьянство, а затем вообще всех, кто выделялся способностью реализовать свою власть – развитую или потенциальную, власть ума, власть знания и т. д. Это была целенаправленная борьба с мужественностью как таковой. Поколение мужчин, выросших в конце 1920-х-1930-е годы, то есть в период малого и большого террора, было сломлено – духовно и психологически.
А потом началась война, которая потребовала огромного числа властных мужчин-командиров.
И оказалось, что их остро не хватает. Сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, люди, способные взять на себя ответственность, оказались востребованы, а, с другой стороны, их уничтожали. Да и вся дальнейшая история страны пронизана этим неразрешимым противоречием: с одной стороны, потребность в людях власти, с другой – страх перед ними, подавление их воли.
В последние десятилетия военные стали героями шуток, анекдотов, презрения. Карикатурная ситуация: те, кто должен показывать образец целенаправленной, продуманной и осмысленной власти, оказались совершенно разрушенными как личности и как офицеры. Это чудовищный пример распада личности мужчины, не умеющего пользоваться властью там, где она необходима – в службе, в служении.
Это же, правда в меньшей степени, касается и духовенства, которое по сути своей всегда было носителем власти. Современный священник свою власть проявляет в строго ограниченных рамках, то есть в своем приходе и больше нигде. В обществе место священника не определенно, по сути, его просто нет. Да и в семье он очень часто не имеет авторитета. Ведь семья священника, как и любая другая, сегодня имеет феминистский и детоцентристский характер. Как в воинстве, так и в духовенстве общество приветствует прежде всего послушание, покорность, управляемость, то есть женственные черты. А мужчина по природе своей небезопасен, дерзок! Но эти свойства ему сегодня применить негде.
По большинству социально-психологических признаков мужчина становится как бы ненужной фигурой. Феминизированный подросток, послушный юноша – вот современный социальный заказ. «Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей, высокий идеал московских всех мужей». (А. С. Грибоедов. «Горе от ума».)
Правда, сейчас стали появляться статьи про ответственное отцовство. Но когда читаешь эти статьи, возникает ощущение, что ответственное отцовство нужно женщине в строго подконтрольных ей формах. Подчиняться она не готова. Современная женщина больше всего боится власти своего мужа. Она хочет, чтобы мужчина, с одной стороны, был ответственным и мужественным, а с другой стороны, послушным. Надо ли говорить о том, что это абсурдное требование? Власть и подчиненность несовместимы.
Библия рассказывает о том, какой трагедией оборачивается для человека и даже для всего его рода бунт против отца. И это не вымысел, это действительно так. Неслучайно противление отцу считалось одним из самых страшных преступлений, которое в Моисеевом законодательстве каралось вплоть до смерти. Давид горько оплакивал своего сына Авессалома, восставшего на него. Сын Иакова Рувим был проклят за это же преступление. И более поздняя история знает немало подобных примеров. По сути дела, то, что называется революцией, цареубийством, переворотом, есть ни что иное, как восстание против отца. Вспомним, ведь царь всегда воспринимался народом как отеческая фигура. В русской традиции отцом иногда становился и начальник, особенно офицер. Неслучайно в поэме «Бородино» М. Ю. Лермонтова полковник – «отец солдатам». Отец как покровитель, заботящийся о своих чадах, берущий на себя ответственность, вплоть до смертной жертвы, – эта метафорическая фигура в нашей словесности встречается очень часто.
Бунт, восстание против отца – это преступление, в основе которого лежит подростковый бунт, не завершившаяся подростковая сепарация. В такой ситуации отношение к отцу будет обесценивающим и отвергающим. Но отвержение отца – это отчасти отвержение себя самого. Если отцовство – часть моей собственной личности (мужчины и женщины), то, отвергая в себе отца, я отвергаю часть самого себя. Такое отвержение обрекает «бунтаря-подростка» на вечную «недомужественность». Че Гевара, Дубровский, Рэмбо – это все герои-подростки, так и не доросшие до отцовства, до мужества. История, однако, развивается таким образом, что вечных подростков становится все больше, а отцов все меньше.
В некотором смысле история народа – это история становления мужчины-отца. Зрелость мужчин – зрелость народа и нации. Чем больше мужество усваивается личностью, тем более зрелым оказывается народ. Отечество – это поколения зрелых отцов. Но не только! Отечество – это живая связь поколений. Отечество должно быть востребовано. Его должно принимать новое поколение отцов, молодых мужчин, переживших подростковый период и вступивших в период зрелости, период любви к отеческим гробам и благодарности к отцам. Без этого само отечество невозможно. Отечество – это не фигура речи, а важнейшая динамическая антропологическая и психологическая задача. Это передача традиций и ценностей.
Общение отца с сыном – вечная тема. Вспомните фрагмент росписи Сикстинской капеллы, где две руки в полусоприкосновении являют эту тему: отец дающий и сын принимающий. На наших глазах совершается дар от Отца и дар Отцу!
всего статей: 147
