Ассимиляторская модель этнополитики предполагает культурную гомогенизацию общества, формирующегося из разнородных в этническом, расовом, религиозном отношении групп населения, превращение его в некую целостность, основанием которой становятся общие гражданские идеалы и общие культурные стандарты. Этническая идентичность в результате такой политики замещается гражданской идентичностью, и последняя становится важнейшим социальным маркером при культурном и политическом позиционировании личности. Наиболее ярким примером ассимиляторской модели этнополитики является модель, долгие годы господствовавшая во внутренней политике Соединенных Штатов Америки. В свое время президент Джон Кеннеди назвал американский народ «нацией иммигрантов», и именно это определение показывает суть тех задач, которые стояли и стоят перед политическим руководством этой страны.
Очевидно, что огромный поток иммигрантов, за счет которого многие десятилетия и даже столетия формировалось население США, создавал угрозу того, что государство превратится в некое механическое объединение иммигрантских общин, каждая из которых будет жить по своим внутренним законам, исповедовать свои идеалы, ориентироваться на свои культурные нормы, проявляя лишь внешнюю лояльность общегосударственным институтам. Для формирования целостного государственно-поли ти ческо го сообщества помимо общих политических институтов необходимы были общие идеалы, ценности, культурные стандарты и, главное, социальный механизм, при помощи которого эти ценности, идеалы и стандарты превращались бы в личностные социальные ориентации большинства населения и прибывающих в страну иммигрантов. На начальном этапе ценности и идеалы Америки сводились к простой «этнокультурной формуле»: белый американец англосаксонского происхождения, исповедующий протестантизм (white anglo-saxon protestant).
На этот идеал (WASP) и должны были ориентироваться многочисленные иммигранты, прибывающие в страну. Иммигрантам следовало освобождаться от своей собственной этнической культуры и стараться приблизиться к указанному культурному идеалу. Данная теория уподобления англосаксам (anglo-conformity) была не единственной, и даже нельзя сказать, что она абсолютно доминировала. Наряду с ней возникла теория «плавильного котла», которая была более прогрессивной, поскольку не предполагала превосходства одной этнической группы над другими. Теория «плавильного котла» провозглашала консолидационный процесс основным направлением развития американской нации и отрицала сегрегацию этнических или конфессиональных меньшинств. Лозунг «Америка — плавильный котел» позволял выступать против одного из основных пороков американского общества — расовой дискриминации.
Но теория «плавильного котла» была сформулирована в общей форме, что не исключало существования в ее рамках альтернативного варианта интеграции — ассимиляции иноэтничных мигрантов англосаксами. Теория «плавильного котла» неслучайно была рождена американской общественной мыслью. Она явилась своеобразной реакцией на особенности массовой иммиграции в Америку во второй половине XIX в. На протяжении трех десятилетий (1861–1890) среди иммигрантов из материковой Европы наибольший процент составляли выходцы из Германии. В то время как переселенцы из других стран расселялись дисперсно и довольно быстро ассимилировались на новой родине, немцы смогли сформировать довольно сплоченные общины с лютеранскими приходами. Католики немецкого происхождения из США также обратились к римской курии с просьбой организовать деятельность католической церкви по национальным приходам. Их движение получило название «кахенслизм».
Рост влияния немецкой общины встревожил американские власти, и они стали поощрять идею «плавильного котла». На рубеже ХIХ–ХХ вв. стало очевидно, что ассимиляционные процессы среди немцев-иммигрантов набирают силу, а новая волна иммигрантов из стран Южной и Восточной Европы изменила ситуацию в пользу «старых мигрантов», которые смогли занять в американском обществе более прочные социальные позиции. Деятельность многих немецко-католических обществ стала угасать, а немецкие общины — все очевиднее размываться. Такая ситуация укрепила идеологов американизации и сторонников теории «плавильного котла» в верности данной модели этнополитики. И хотя затем анализ ситуации, имевшей место в старых и новых иммигрантских группах, показал, что интеграционные процессы сложны и неоднозначны, от самой идеи «плавильного котла» не отказывались, а предлагали лишь несколько иные трактовки ее содержания.
Пересмотр концепции начался в 1960–1970-е гг., после того, как страну потрясли негритянские волнения, когда стало очевидно, что во многих иммигрантских группах происходит этническое возрождение, углубляются межэтнические границы и процесс культурной интеграции далеко не очевиден. В 1964 г. был принят «Акт о гражданских правах», а в 1965 г. «Иммиграционный акт», которые не только препятствовали дискриминации по расовому признаку и дискриминации иммигрантов, но и способствовали ослаблению влияния англосаксов в Америке, привели к усилению восприятия афроамериканцев как особой этнорасовой группы со своим особым статусом. Усилению мультикультурных тенденций в американской этнополитике способствовало принятие под воздействием требований испаноязычных американцев в 1968 г. «Акта о двуязычном образовании».
Этот акт несколько раз пересматривался в сторону расширения прав билингвов. В средних учебных заведениях США были введены двуязычные образовательные программы, по которым ныне обучается значительная часть иммигрантов. Стали усиливаться поиски новой модели интеграции, и все большую популярность завоевывали концепции культурного плюрализма. Сам процесс американизации стал образно подаваться американскому общественному мнению не как «плавильный котел», а как «салат» или «винегрет». Огромную роль в новом восприятии американского общества и процесса американизации сыграли изменения в этническом составе населения США, и прежде всего южных штатов, где испаноязычные жители образовали крупнейшую этническую общину.
Идеологи американизма теперь заявляют, что интеграция нации не требует полной ассимиляции этнических общин, и они могут сохранять свои культурные особенности, если разделяют основные ценности американского общества. Новый взгляд на структуру американского социума выразился в том, что в ходе переписи населения 2000 г. в программу переписи была внесена новая этническая категория испаноамериканцев или “Hispanic”. Вместе с тем базовые идеи теории «плавильного котла» отнюдь не ушли в прошлое, и в конкретной политической практике именно они определяют характер взаимодействия власти и этнических общин. Так, к примеру, в некоторых южных штатах, прежде всего в Калифорнии, где испаноамериканская этническая группа стала крупнейшей, появились требования сделать испанский язык официальным языком штата, но эти требования были отвергнуты англоязычным большинством на референдуме, и доминирование английского языка во всех общественных сферах сохраняется.
Более того, влиятельная часть либеральных интеллектуалов настаивает на том, что культурное разнообразие — это «не судьба Америки» и его надо преодолеть. Особенно усилились такие настроения после 11 сентября 2001 г., и ныне они доминируют в общественных настроениях американцев, включая значительную часть политической элиты. Любопытно сравнить высказывания двух американских президентов. В 1915 г. в своем обращении к новым гражданам профессор права и один из наиболее известных американских президентов, Вудро Вильсон, говорил о том, что настоящим американцем нельзя стать, продолжая себя считать членом той или иной группы, ибо Америка — это не совокупность этнических групп. Американцем может стать лишь тот, кто олицетворяет себя с нацией американцев. В начале XXI в. в своей инаугурационной речи выходец из семьи потомственных политиков Джордж Буш также заявил: «Америку никогда не объединяла кровь, происхождение и почва.
Нас связывают идеалы, которые побуждают к великим свершениям, возносят над повседневными заботами, учат, как быть гражданами». И первый чернокожий президент США Барак Обама, вступая на свой пост, тоже традиционно говорил о единстве американцев, о единстве нации. Американский гражданский национализм, который был положен в основу взятой на вооружение в США модели этнополитики, сыграл огромную позитивную роль в деле формирования американской нации. Очень точно это значение определил британский ученый Анатоль Ливен: «Американский гражданский национализм на протяжении всей истории играл очень позитивную роль. Американские ценности: конституция, приверженность закону, американские институты — все это, безусловно, позволило объединить и удержать нацию. Проповедуемые ценности воспринимались как специфически американские и в конечном счете сформировали до определенной степени религиозное восприятие Америки как “города на холме”, то есть Америки как лучшего государства на земле. Это очень националистическая идея.
Америка ощущает себя неким примером для других стран — это лучшая демократия, лучшие общественные институты, лучшие законы в мире. Эта вера сыграла для Америки очень позитивную роль. Она помогла объединить ее различные части, она дала возможность ассимилировать огромные потоки чрезвычайно разных эмигрантов, приезжавших туда. Из последних достижений — этот национализм позволил осуществить политическую интеграцию в американское общество чернокожих, латиноамериканцев и азиатских меньшинств. Таким образом Америке удалось пройти путь от демократии для немногих до великой цивилизационной империи, как Рим или Китай. И представление о том, что такое — быть американцем, расширилось. Теперь это любой, кто верит в проповедуемые американские ценности, а для этого совершенно не обязательно быть белым англосаксом и протестантом». Аналоги американской концепции «плавильного котла» были идеологическим основанием этнополитики во многих латиноамериканских странах.
Здесь уровень интегрированности этнических и расовых групп существенно выше, чем в США, и поэтому в массовом сознании укоренилось убеждение о многоэтническом и многорасовом происхождении местных территориальных сообществ, и о естественности такого пути развития. Наибольшей проблемой для местных сообществ являлась интеграция в эти сообщества индейского населения Латинской Америки, которое в культурном плане существенно отличалось от доминантного большинства. Но общей целью являлась полная ассимиляция индейцев. К примеру, в крупнейшей стране субконтинента Бразилии до принятия федеральной Конституции 1988 г. числиться «индейцем» официально означало: занимать переходное, временное состояние. На протяжении всей истории страны, начиная с того момента, когда были официально сформулированы принципы отношений государства и индейских общин (в 1910 г. была создана
Национальная служба защиты индейцев, преобразованная ныне в Национальный индейский фонд), политика, направленная на полную интеграцию индейцев в бразильское общество и превращение их в белых, была доминирующей. В последние годы благодаря усилиям этнологов и антропологов все громче раздаются голоса в защиту прав индейцев, о сохранении их культурной самобытности, и в этом направлении предпринимаются специальные правительственные меры. Другой пример ассимиляторской модели этнополитики показывает Франция. В отличие от США здесь основной состав населения сформировался не из мигрантов, а из тех групп населения, которые исторически проживали на территории страны, хотя в последние десятилетия доля мигрантов в составе жителей страны неуклонно растет. Франция, как и подавляющее большинство других стран, не представляет в этнографическом плане некой целостной культурной области.
Отдельные ее провинции и исторические области довольно длительное время развивались самостоятельно, а среди регионов, чье население и поныне в большинстве своем состоит из представителей этнических общностей, отличных от французов, следует назвать Фландрию, Эльзас, Мозель, Корсику, французскую Каталонию, Бретань. Тем не менее уже более двух столетий идея французской нации строится на том, что во Франции есть только французы, которые говорят лишь на французском языке. «Французский язык является единственным языком школьного обучения», — было указано в министерском постановлении от 7 июня 1880 г., регламентировавшем модель устройства начальных школ. В последней Конституции, принятой в 1992 г., было однозначно указано: «Языком Республики является французский язык».
Не только изучение, но даже пользование региональными языками в школах страны долгое время не только не разрешалось, но и жестко пресекалось. В результате число носителей региональных языков стремительно сокращается. В Бретани, например, в начале ХХ в. бретонским языком владели 1,2 миллиона человек, а сейчас таковых осталось лишь 250 тысяч. Франция — жестко централизованная страна, и региональные сообщества не пользуются какой-либо автономией, включая культурную. Более того, местные бюджеты не располагают достаточными средствами для сколь-нибудь серьезной поддержки местных культур. Попытки Эльзаса, Бретани и некоторых других провинций добиться расширения своих полномочий и сохранить культурно-языковую специфику провалились, чему отчасти способствовал тот факт, что местные националисты сотрудничали с немецкими оккупационными властями в годы Второй мировой войны.
Хотя история формирования Французского государства представляется процессом последовательного присоединения различных провинций, а затем и поглощения мощных иммиграционных волн, Франция не воспринимается ни ее населением, ни элитой как многокультурная страна. Политика культурной и политической унификации принесла свои плоды, ибо сегодня Франция является довольно консолидированным сообществом, в котором нет жестких противоречий между этническими и расовыми группами, между центром и регионами. Подавляющее большинство современных жителей Франции называет себя французами, хотя при этом они могут сохранять и этническую идентификацию, т.е. называть себя французом и бретонцем, французом и эльзасцем одновременно, отдавая приоритет гражданской идентификации. Вместе с тем, стремление к сохранению культурного своеобразия этнических анклавов сохраняется и порой приобретает острые формы. Примером тому является корсиканское движение, которое возникло в 1960-е гг. и до сих пор находится в открытой конфронтации с центральным правительством, хотя и не имеет серьезных политических перспектив.
Беспорядки в иммигрантских кварталах французских городов осенью 2005 г., казалось, поставили под сомнение ту модель этнополитики, которую исповедует Франция уже два столетия. Но, пожалуй, наиболее точно современные проблемы Французской Республики были охарактеризованы российским этнологом Еленой Филипповой: «Проблема не в том, что иммигранты и их дети не чувствуют себя французами, а в том, что общество порой не считает их таковыми. Проблема не в том, что принцип “одна страна — один народ — один язык” плох, а в том, что он не до конца соблюдается. Введение “позитивной дискриминации”, предлагаемое некоторыми, не решит проблему, поскольку сохранит сам принцип неравенства. Достаточно вместо этого непримиримо и последовательно бороться с классической, “негативной” дискриминацией и не уповать на привилегии и льготы, предоставляемые отдельным категориям населения».
И отнюдь не случайно волнения в «цветных» пригородах французских городов приняли столь масштабный характер. К примеру, безработица среди французов иностранного происхождения в два раза выше, чем в среднем во Франции (для французов алжирского происхождения она достигает 35%, для французов португальского происхождения — 12%). Проблема трудоустройства по специальности для выпускников французских вузов алжирского происхождения стоит намного острее, чем для лиц собственно французского происхождения, и подобных примеров немало. Тем не менее универсалистский характер республиканской программы позволяет каждому, даже тем, кто лишь недавно получил французское гражданство, заявлять и отстаивать свою полную принадлежность к нации. В противоречие с республиканскими принципами вступит тот, кто будет отказывать французу североафриканского либо любого другого происхождения в его «французскости». Интеграция «новых» французов во французское общество осуществляется довольно успешно, о чем можно судить по данным социологических исследований.
Как правило, дети иммигрантов называют себя в первую очередь французами, а этническое происхождение является лишь дополнительным культурным определителем: «я француз и алжирец», «франкоалжирец»… Тем не менее бунты 2005 г. привели к тому, что во Франции заговорили о «мультикультурализме по-французски» и в правительстве Саркози впервые ряд министерских постов заняли «цветные» французы, а на культурные различия стали обращать больше внимания и общество в целом, и власти. Жесткая ассимиляторская модель этнополитики практикуется в Турции. Основанная в 1923 г. Турецкая Республика с самого начала придерживалась принципа «одна страна — одна нация», но в качестве основы этой нации рассматривались только турки, а не полиэтничное сообщество в целом. Все притязания нетурецких народов на культурную самобытность жестко пресекались. Так, преподавание истории, языка турецких курдов, которые и ныне составляют около 20% населения страны, было запрещено, а сами курды объявлены «горными турками».
Любые попытки отстоять свое культурное своеобразие объявлялись сепаратизмом, языки меньшинств по статусу приравнивались к иностранным, а сами представители меньшинств дискриминировались при получении работы, продвижении по службе и т.д. Итогом такой политики стали и массовые переселения представителей этнических меньшинств (например, греков), и открытое сопротивление насильственной ассимиляции. В частности, курды еще в 1930-х гг. начали партизанскую войну, которую возглавил шейх Саид. Эта война унесла уже десятки тысяч жизней и не завершилась до сих пор. Рабочая партия Курдистана, которая объявлена террористической организацией, продолжает вооруженную борьбу против центрального правительства и выступает за создание турецко-курдского федеративного государства. Ассимиляторская модель, основанная не на взаимном стремлении этнических сообществ к интеграции и не допускающая культурной автономии меньшинств, ведет не к гражданскому согласию и интеграции, а к усилению сепаратизма, что со всей очевидностью продемонстрировал характер взаимодействия между турецким государством и курдами.
Впрочем, стремление Турции стать полноправным членом Европейского сообщества побуждает правящие круги страны менять акценты и в этнонациональной политике. К примеру, в 2009 г. было объявлено о создании специального курдского телеканала. Однако при всех издержках ассимиляторская модель имеет свои очевидные позитивные стороны, ибо стратегия на последовательную и глубокую интеграцию иммигрантов, равно как и внутригосударственная консолидация культурно отличных сообществ, являются важной составляющей в процессе формирования стабильных и процветающих государств.
Авторы текста: Тишков В.А., Шабаев Ю.П.
Материал создан: 05.01.2017
