«Русский вопрос» и политика на современном этапе отечественной истории
Период с осени 1991 г. по осень 1992 г. был отмечен стремлением русских националистов к консолидации и формированию, при привлечении других политических сил, единой оппозиции, противостоящей новому российскому руководству, в первую очередь исполнительной власти и президенту Ельцину. Однако неоднократные попытки националистов сформировать дееспособную антипрезидентскую коалицию оказались безрезультатными. Ни Российский общенародный союз Сергея Бабурина (создан в октябре-декабре 1991 г.), ни движение «Отчизна» отставного генерал Бориса Тарасова (январь 1992 г.), ни Российское народное собрание Виктора Аксючица и Михаила Астафьева (февраль 1992 г.), ни Русский национальный собор отставного генерала КГБ Александра Стерлигова (февраль и июнь 1992 г.), ни, наконец, Фронт национального спасения (октябрь 1992 г.), поначалу не на шутку испугавший российские власти, так и не стали массовыми и эффективными политическими организациями .
Что же помешало русскому национализму превратиться в самостоятельную и значимую силу, стать полноценным субъектом российского политического процесса? Как уже отмечалось, в немалой степени этому препятствовало отсутствие у него привлекательной идеологии, способной выступить альтернативой коммунистической доктрине и взглядам либералов-западников. Также объединению мешали личные амбиции каждого отдельного националистического политика при отсутствии четко выраженного лидера. Многие из видных вождей националистов, являясь членами Верховного Совета России, отдали приоритет парламентской деятельности и не озаботились созданием серьезной организационно-кадровой структуры для широкогополитического движения .
Не могли националисты похвастаться особыми достижениями и в сфере массовой публичной политики, где, начиная с 1992 г., все более заметно доминировали вновь созданные российские компартии. После недолгого взлета организационной активности русский национализм оказался отодвинут на второй план возрождавшимся коммунистическим движением, которое довольно быстро, в течение 1992 г., взяло на себя роль ведущей оппозиционной силы во внепарламентской сфере российскойполитики
Подобно тому, как демократов до августа 1991 г. объединяло противостояние КПСС, так коммунистов и русских националистов, несмотря на все существовавшие между ними идеологические и политические различия, сближало категорическое неприятие радикальной модели экономических реформ и непризнание Беловежских соглашений, результировавшееся в жесткой оппозиции президенту и исполнительной власти. Идея создания широкой право-левой коалиции буквально носилась в воздухе. Роль одного из главных идеологических и организационных центров подобного объединения пыталась сыграть весьма популярная и влиятельная в оппозиционных кругах газета «День» (ныне «Завтра»), со страниц которой постоянно раздавались призывы к историческому примирению «белых» и «красных», их консолидации во имя национальной революции против «антинародного оккупационного режима». Фактически речь шла о создании отечественного варианта национального фронта по образцу и подобию национальных фронтов в оккупированных немцами в годы П мировой войны европейских странах, куда националисты должны были привнести идеологию, а коммунисты - обеспечить массовую поддержку через свои организационные структуры.
Однако фактические результаты объединительных усилий оказались более чем скромными. Хотя 1 марта 1992 г. и было провозглашено создание объединенной оппозиции, на деле она оказалась в исключительном ведении русских националистов, коммунисты же дезавуировали свои первоначальные намерения. Руководство Фронта национального спасения (ФНС) - еще одной право-левой коалиции - также состояло преимущественно из националистов, хотя по мере усиления коммунистического движения, особенно после восстановления в феврале 1993 г. КПРФ, коммунисты все чаще высказывали намерение прибрать его к своим рукам, что, в свою очередь, привело к выходу из фронта некоторых русских националистических организаций .
Единственным реальным успехом объединительного движения стало образование в российском парламенте, в апреле 1992 г., парламентского блока «Российское единство», учредителями которого выступили как левые, так и националистические фракции («Россия», «Отчизна», «Коммунисты России» и «Аграрный союз»). Численность блока колебалась от 300 до 350 человек, что составляло приблизительно треть списочного состава съезда народных депутатов, из них в Верховном Совете - около 50 человек; руководство блока также состояло преимущественно из националистов: к их числу относились Михаил Астафьев, Илья Константинов, Сергей Бабурин, Николай Павлов .
Идейные и политические разногласия между коммунистами и националистами были возведены в ранг принципа и стали непреодолимым препятствием на пути их консолидации. Сторонники узкоклассовой легитимности в лице контролировавших уличный протест радикальных коммунистов из «Трудовой России» Виктора Анпилова и Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) наотрез отказались становиться под идейные знамена антикоммунистов и перебежчиков из демократического лагеря; националисты также не испытывали доверия к своим идеологически замшелым левым попутчикам по общей борьбе с «антинародным режимом»; против объединения работали и личные амбиции многочисленных оппозиционных вождей .
Хотя за коммунистической и националистической оппозицией в 1992-1993 гг. прочно закрепились названия «объединенной» и «непримиримой», в действительности до единства ей было очень далеко. Относительное единство левых и правых было достигнуто лишь на парламентском уровня, также им удалось наладить некоторую координацию своих массовых акций.
Вместе с тем устойчивый и организационно оформленный блок коммунистов и националистов во внепарламентской сфере так и не сложился. Оставались весьма непрочными и неустойчивыми контакты между парламентской и внепарламентской оппозицией: в первой тон задавали националисты, во второй - радикальные коммунистические ортодоксы.
Параллельно с формирование «непримиримой» оппозиции шло складывание центристской или конструктивной оппозиции, основу которой составил блок «Гражданский союз». Наличие некоторых общих черт в программных установках «непримиримой» и центристской оппозиции в принципе открывало возможность для их блокирования , хотя в силу различной социальной базы, различий в политическом темпераменте и расхождений в конечных целях подобный союз мог быть лишь временным.
В 1992 г. в России сложилась «троецентричная»политическая модель - демократы, «непримиримая» оппозиция и центристы, где две последние силы с различной степенью жесткости оппонировали первой. Трудно сказать, насколько серьезную угрозу могла представлять для августовского режима находившаяся на стадии формирования оппозиция, не обрети она институциональную опору и институционального лидера в лице российского парламента. Именно раскол власти и нарастающая конфронтация между двумя ее ветвями придали особую силу и убедительность притязаниям «непримиримых».
Российский политический процесс в 1992-1993 годах развивался под знаком нарастающего широкомасштабного политического кризиса, который в итоге вылился в двухнедельную конфронтацию сентября - октября 1993-го с кровавым эпилогом. Хотелось бы подчеркнуть, что конфликт между ветвями власти - парламентом (Верховным Советом) и президентом - был лишь наиболее ярким внешним проявлением кризиса, но не его первопричиной. Потенциальную основу кризиса составил сам процесс межсистемной трансформации - форсированный переход России от планово- распределительной экономики и командно-партийной системы ленинского типа к рыночной экономике и либерально-демократической политической системе . В отечественных условиях ситуация значительно отягощалась тем, что, одновременно с этим переходом, Россия должна была решать еще целый ряд принципиально важных проблем: создавать новую государственность, искать новое место и новую геополитическую роль в окружающем мире, формировать новую федерацию и др. Причем ни по одному из этих вопросов не было ни общенационального консенсуса, ни внутриэлитного согласия.
Вместе с тем возможность противостояния ветвей власти в ходе начальной фазы посткоммунистической трансформации России изначально была весьма высокой. Как парламент, так и президент обладали демократической легитимность при одновременном отсутствии четкого механизма разделения государственно-властных полномочий между ними. Тем самым открывалась возможность конфликта между ветвями власти за право стать ядром складывающейся российской политической системы, сформировав ее «под себя». В идеологической области водораздел между президентом и исполнительной властью с одной стороны, и большинством парламента - с другой, прошел по линии отношения к модели экономических преобразований и судьбе СССР. Жестокий и иррациональный характер этой борьбе придал персональный фактор - столкновение между авторитарными, властолюбивыми и склонными к авантюризму политиками: президентом Борисом Ельциным с одной стороны, спикером парламента Русланом Хасбулатовым и вице-президентом Александром Руцким - с другой.
По крайней мере до начала 1993 г. «непримиримая» парламентская оппозиция, чьим главным лозунгом с поздней весны 1992 г. стало требование отстранения от власти президента Ельцина, не могла оказывать существенного влияния на выработку политического курса парламента.
Последний в это время определялся Хасбулатовым и центристскими фракциями, которые на протяжении всего 1992 г. вели борьбу не столько против Ельцина, сколько за влияние на президента, пытаясь противопоставить его правительству . В их тактике «непримиримым» фактически отводилась роль тарана: с помощью громких публичных демаршей коммуно-националистического блока оказывалось давление на президента через институт съездов, в то время как сам Верховный Совет (ВС), а также центристские фракции, подчеркнуто придерживались гораздо более осторожной и взвешенной позиции и предлагали компромиссные решения.
Подобной линии поведения придерживался и Руцкой. После неудачи своей попытки встать во главе жесткой националистической оппозиции (конец 1991 г. - начало 1992 г.), вице-президент предпочел начать игру на центристском поле, обретя политическую нишу в рамках «Гражданскогосоюза» .
Если почти весь 1992 г. прошел под знаком наступления парламента, то с конца того же года президент Ельцин стал предпринимать неоднократные попытки по перехвату стратегической инициативы и существенному ограничению полномочий высшей представительной власти. Попытки достичь компромисса, хотя бы внешне демонстрировавшиеся конфликтующими сторонами в 1992 г., постепенно были отброшены . Речь шла уже не о поиске взаимоприемлемого соглашения между ветвями власти, но о том, чтобы разрешить конфликт, овладев всей полнотой власти в России и поставив политического оппонента в подчиненное и зависимое положение.
Политическая конфронтация, развиваясь по нарастающей, перешла с весны 1993 г. в стадию открытого антагонизма. Если в 1992 г. в парламенте доминировали центристы, то в 1993 г. контрольный пакет акций перешел в руки «непримиримых» . После апрельского референдума на заметное сближение с «непримиримой» оппозицией пошел и спикер Хасбулатов. С весны 1993 г. его публичные выступления, интервью и статьи по своему концептуальному содержанию становятся во многом идентичными основным программным тезисам «непримиримых»: радикальные демократы виновны в развале СССР и разрушении российской экономики, они игнорируют российскую специфику; бывший Советский Союз - наследник исторического российского государства; русские несут глобальную отвественность запостсоветское пространство и др.
Политический вектор парламента определялся не только его внутренними механизмами и балансом сил в законодательной власти, не в меньшей степени он был результатом того мощного давления, которое оказывала на высший законодательный орган внепарламентская оппозиция, особенно левые радикалы и русские националисты. Хотя по своим мобилизационным возможностям националисты значительно уступали левым, стратегия как тех, так и других носила революционаристский характер: для коммунистов речь шла о «втором издании пролетарской революции», для националистов - о «национальном восстании». Трижды (23 февраля и 22 июня 1992 г., 1 мая 1993 г.) совместные массовые акции оппозиции в Москве заканчивались открытыми столкновениями с силами правопорядка и человеческими жертвами. Агрессивный политический стиль оппозиции сталкивался с решимостью властей «преподать ей урок» и психологически подавить саму возможность организованного уличного протеста .
Переломным пунктом в отношениях между парламентом и внепарламентской оппозицией стал референдум 25 апреля 1993 г. Вопреки расчетам ВС он принес относительный успех президентской стороне и развеял надежды оппозиции на то, что режим не имеет поддержки в обществе и что в ходе референдума он утеряет свою легитимность. После апрельского референдума парламент был вынужден пойти на публичный союз с уличной оппозицией, поскольку крайне нуждался в мобилизации массовой поддержки .
Референдум стал «моментом истины» и для ЛДПР Жириновского. Если до него партия полностью солидаризовалась с линией «непримиримых» на скорейшее свержение режима, разделяя общее заблуждение оппозиции о власти, висящей в безвоздушном пространстве, то после - либеральные демократы отмежевались от основного оппозиционного потока и заняли выжидательную позицию, предпочитая воздерживаться от четкого определения своих политических симпатий . Жириновский принял участие в открывшемся 5 июня Конституционном совещании, бойкотировавшемся оппозицией, где высказался за предложенный президентской стороной проект Конституции, а позже фактически поддержал печально знаменитый указ № 1400 о роспуске парламента.
Пойдя на вынужденный союз с внепарламентскими радикалами, высший законодательный орган страны не мог контролировать уличный протест - связи между парламентской «непримиримой» оппозицией и уличными радикалами носили весьма неустойчивый и скорее формальный характер - и оказался зависим от внешних сил, придерживающихся собственной политической логики. В свою очередь для «непримиримых» поддержка представительной власти имела смысл потому, что последняя придавала легитимность их политическим устремлениям. И парламент, и внепарламентская оппозиция пытались использовать друг друга, имея при этом далеко не совпадавшие стратегические цели. Как воочию выяснилось в ходе событий сентября-октября 1993 г., левые и правые радикалы отнюдь не собирались ограничиваться тем, чтобы просто помочь одной ветви власти взять верх над другой .
Многочисленных сторонников парламента объединяли не столько симпатии к нему, сколько ненависть к президентской власти и всему тому, что с ней ассоциировалось. Но первую скрипку среди стихии защитников Дома Советов играли именно организованные радикалы всех мастей: от «красных» - коммунистов-анпиловцев до «черных» - ультра-националистов из Русского национального единства. И те, и другие были далеки от мысли защитить демократию в стране, ими двигал совершенно иной мотив - провоцирование революции, социальной или национальной. В случае победы парламента, - а надо признать, что в течение нескольких часов 3 октября он был к ней довольно близок, - ее плодами скорее всего воспользовались бы не руководители ВС, ни Руцкой, а те, кто стоял у них за спиной с автоматами в руках.
Крах надежд оппозиции на социальный реванш и национальную революцию, предопределенный поражением парламента во фронтальном столкновении с президентской стороной, поставил как левых, так и правых оппозиционеров перед необходимостью серьезной корректировки своей политической стратегии. В ходе скоротечной избирательной кампании в Государственную Думу, нижнюю палату нового российского парламента, прекратила свое существование лево-правая коалиция. Крупнейшая партия страны, - КПРФ Геннадия Зюганова, - предпочла не делить собственный четко очерченный электорат с «белыми» союзниками, которые, в свою очередь, не доверяли «красным», считая их главными виновниками политического поражения в октябре 1993 г. На парламентских выборах перед оппозицией открывался шанс в ходе очной конкуренции определить, какой из ее сегментов - коммунистический или националистический - пользовался большим доверием общества и мог претендовать на роль ядра и авангарда оппозиционного движения в целом.
Лишившись союзнической поддержки, русские националисты продемонстрировали организационную немощь и фактически провалили свою избирательную кампанию . За исключением ЛДПР Владимира Жириновского, ни одна из русских националистических организаций не смогла преодолеть даже стадию сбора 100 тысяч подписей, необходимых для регистрации партийного списка Центризбиркомом. Тем самым перед партией Жириновского открылась возможность в ходе кампании полностью занять освободившуюся нишу некоммунистической оппозиционности.
Результаты голосования 12 декабря 1993 г., когда помимо парламентских выборов проводился также и референдум по проекту новой российской Конституции, оказались для власти двойственными. С одной стороны, в ходе референдума была принята новая Конституция страны, даровавшая президенту огромные полномочия и сведшая почти на нет прерогативы парламента; за ней закрепилось название Конституции «суперпрезидентской республики».
Но, с другой стороны, итоги самих парламентских выборов оказались весьма разочаровывающими для режима и сигнализировали о значительном росте политического недовольства в России. Сенсацией стал неожиданный успех выступавшей под радикально-националистическими лозунгами ЛДПР, которая в голосовании по партийным спискам заняла первое место с 23 % голосов. Считавшийся фаворитом пропрезидентский блок «Выбор России» Егора Гайдара в соревновании партийных списков занял второе место (15 %), а на третьем с 12 % голосов оказалась КПРФ, чьи возможности вести агитацию были весьма ограничены. В итоге, с учетом мандатов, полученных по мажоритарным округам, на первое место вышел все же «Выбор России» (76 мест в парламенте), на втором оказалась ЛДПР (63 места), третью по численности фракцию сформировала левоцентристская и близкая к КПРФ Аграрная партия России (АПР) (55 человек), вслед за которой шла КПРФ с 45 мандатами. Несколько позже в парламенте наряду с фракциями было сформировано три парламентских группы, одной из которых стал националистический «Российский путь» Сергея Бабурина (25 человек).
Таким образом, налицо оказались как очевидный успех оппозиции, контролировавшей в Думе 188 мандатов, так и неудача демократических сил .
Подобные результаты парламентских выборов, весьма неприятные и неожиданные для президентской стороны, надеявшейся в ходе голосования окончательно закрепить политические итоги своей победы октября 1993 г., породили целую волну интерпретаций и объяснений. Особый интерес у отечественных и зарубежных журналистов и политических аналитиков вызывала партия Жириновского, успех которой относили на счет идеологической всеядности и безудержного популизма этой организации, ее умелой апелляции к попранному чувству национального достоинства русских, безусловного демагогического таланта Жириновского, умелого использования им возможностей телевидения и т.д. Все эти обстоятельства, безусловно, имели свою цену, однако в широком социологическом плане объяснение итогов голосования в парламент укладывается в общую логику демократических транзитов (межсистемных трансформаций). В рамках этой логики выборы декабря 1993 г. лишь формально хронологически были «первыми» демократическими выборами, в то время как фактически они были «вторыми», так как первые свободные «учредительные» выборы после падения в августе 1991 г. коммунистического режима в СССР российская власть по ряду причин провести не решилась. Между тем «вторые» выборы, как правило, являются «выборами разочарования», во время их проведения маятник общественных настроений обычно существенно сдвигается в сторону оппозиционных настроений .
Автор текста: Валерий Соловей
Материал создан: 15.12.2016
