Ай когда-жде (так) воссияло солнце красное
А на том было на нёбушке на ясноем,
Как в ты пору теперичку
Воцарился наш прегрозный царь,
Наш прегрозный сударь царь Иван Васильевич.
Он повывел тут измену из Казань-града,
Он повывел тут измену из Рязань-града,
Он повывел-то изменушку изб Пскова,
Ай повынес он царенье из Царя-града,
А царя-то Перфила он под меч склонил,
А царицы-то Елены голову срубил,
Царскую перфилу на себя одел,
Царский костыль да себи в руки взял.
Заводил же он почестный пир,
А на князей пир, на бояр пир
А на всих гостей да званых браныих,
Вси же на пиру да напивалиси,
Вси же на пиру да поросхвастались.
Поросхвастался прегрозный царь,
Наш прегрозный сударь царь Иван Васильевич:
— Я повывел тут измену из Казань-града,
Я повывел тут измену из Рязань-града,
Я повывел-то изменушку изо Пскова,
Ай повынес я даренье из Царя-града,
А царя-то Перфила я под меч склонил,
А царицы-то Елены голову срубил,
Царскую перфилу на себя одел,
Царский костыль да себи в руки взял.
Я повывел нунь измену с Новгородчины,
Я повыведу измену с каменной Москвы.
Ходит тут Иванушко царевич государь,
Сам же испроговорит:
— Ай прегрозный сударь царь Иван Васильевич!
Не повывести измены с каменной Москвы.
За одным столом измена хлеба кушает,
Платьица-ты носит одноцветный
А сапожки-ты на ножках одноличныи.
Мутно его око помутилоси,
Царско его сердце загорелоси.
— Ай же ты Иванушко царевич государь!
А подай-ко мне изменщика да на очи,
Я теперичку изменщику да голову срублю!
Ходит тут Иванушко царевич государь,
Сам Иванушко да испроговорит:
— Я же глупыим да разумом промолвился.
На себя сказать, так живу не бывать,
Ай на братца сказать — братца жаль,
А и жаль братца не так как себя...
Ай прегрозный сударь царь Иван Васильевич,
Ай родитель наш же батюшко!
Ты-то ехал уличкой,—
Иных бил казнил да иных вешал ли,
Достальниих по тюрьмам садил.
Я-то ехал уличкой,—
Иных бил казнил да иных вешал ли,
Достальниих по тюрьмам садил.
А серёдечкой да ехал Федор да Иванович,
Бил казнил да иных вешал ли,
Достальниих по тюрьмам'садил,
Наперед же он указы да пороссылал,
Чтобы малый да порозбегались,
Чтобы старый да ростулялиси...
А нунечку, теперичку,
Вся изменушка у нас да вдруг повыстала.
Мутно его око помутилоси,
Его царско сердце розгорелоси:
— Ай же палачи вы немилосливы!
Вы возьмите-тко нунь Федора Иванова
За тыи за рученьки за белый,
За тыи перстни да за злаченый,
Вы сведите Федора да во чисто поле
На тое болотце да на житное,
На тую на плаху да на липову,
А срубите Федору да буйну голову
За его поступки неумильнии.
Сидят тут палачи да немилосливы,
Большей тулится за средняго,
Средний тулится за меныиаго,
Ай от меньшаго-то братцу век ответу нет.
Сидит маленький Малютка вор Шкурлатов сын.
— Ай прегрозный царь Иван Васильевич!
Много я казнил князей князевичев,
Много королей да королевичев,
Нунь да Федору я не спущу.
Брал тут Федора Иванова
За тыи за рученьки за белый,
За тыи перстни да за злаченый,
Вел же Федора в чисто поле
На тое болотце да на житное,
На тую на плаху да на липову.
А и Марфа-та Романовна
Кинулась она в одной рубашки без костыца
А в одних чулочиках без чоботов,
А накинула тут шубку соболиную,
Черных соболей да шубку во пятьсот рублей,
Ай бегом бежит на горочку на Вшивую
К тому братцу ко родимому,
Ко Микитушке Романову.
Прибегала тут на горочку на Вшивую
К тому братцу ко родимому,
Ко Микитушке Романову.
Не спрашиват тут у дверей придверничков,
У ворот да приворотничков,
А прочь взашей она да всих отталкиват,
Ай придвернички да приворотнички
Они вслед идут да жалобу творят:
— Ай Микитушка Романович!
Да твоя-то есть сестрица да родимая,
Что ли Марфа-та Романовна,
Ай бежит она не в покрути,
Над тобой она да надсмехается,
Всих же нас да взашей прочь отталкиват.
Говорит же тут Никитушка Романович:
— Что же ты, сестрица да родимая,
Что бежишь, над нами надсмехаешься,
Наших взашей прочь отталкивашь?
Тяжелешенько она да поросплакалась
А Микитушки Романову розжалилась.
— Ай ты, братец ты родимый,
Да Никитушка Романович!
Я ли над тобой да надсмехаюси,
Али ты же надо мной да надсмехаешьси,
Али над собой незгодушки великии не ведаешь,
Али над собой да нуне надо мной,
Над сестрицей да родимою?
Твоего-то племничка,
Племничка да крестника,
Али Федора Иванова,
Увели его да во чисто поле
На тое болотце да на житное,
На тую на плаху да на липову,
Срубить Федору да буйну голову
За него поступки неумильнии.
Старый Никита да Романович
Бросил он кафтан да на одно плечо,
Кинул шляпу на одно ухо,
Тяпнул в руки саблю вострую,
Он садился на коня да не на седлана,
Не на седлана коня да не на уздана,
Он садился на коня одним стегном.
Городом-то еде голосом кричит,
Голосом крычит да сам шляпой машет:
— Ах ты маленькой Малютка вор Шкурлатов сын!
Не клони-тко нунь же Федора Иванова
На ту было на плаху да на липову,
Не руби-тко Федору да буйной головы
За него поступки неумильнии.
Срубишь же ты Федору да буйну голову, —
Не тот же кусок съешь, а сам подавишься,
Не тот же стокан выпьешь, сам заклекнешься!
А не спрашиват Малюгка вор Шкурлатов сын,
Клонит Федора Иванова.
А скричал же тут Микитушка Романович:
— Ай ты Федор да Иванович!
Не клони-тко своей буйный ты головы,
Царский род на казени не казнится.
А не стал же Федор да сдаватися,
А не стал клонить своей да буйной головы
А на тую он на плаху да на липову.
А разъехался Микитушка Романович
А к тому же палачу да немилосливу,
К малому Малютке да Шкурлатову.
Не клонил же он Малютки да Шкурлатова
На тую на плаху да на липову,—
Как смахне он да саблей вострою,
Он отсек Малютки буйну голову
За него поступки неумильнии,
Что зачим везе на казень царский род
А срубить-то ему буйну голову.
Он брал Федора было Иванова
За тыи за рученки за белый,
Целовал в уста его сахарнии,
Посадил его да на добра коня,
На свое садил было да на право стегно,
Повез Федора Иванова
А на ту было на горочку на Вшивую,
А к тому было к подворьицу Микитину, —»
Севодни, братцы, день суботнии,
Завтра день да восресеньицо,
Им итти-то ко божьей церкви.
А ставал же тут прегрозный царь Иван Васильевич
Он по утрышку ранехонько,
Умывается он да белехонько,
Снаряжается он хорошохонько,
Одевае платья опалёныи,
Коней подпрягают воронёныих.
Ай поехал тут прегрозный царь Иван Васильевич
Он поехал ко заутрены.
А ставае тут Микитушка Романович
Ай по утрышку ранехонько,
Умывается он да белехонько,
Снаряжается он хорошохонько,
Одевае платья красный,
Коней подпрягают все же рыжиих,
Кареты подпрягают золоченый.
Приезжае он да тут же ко заутренки.
Испроговорит Микитушка Романович:
— Здравствуй ты, прегрозный сударь царь Иван
Васильевич,
Со своей да любимой семьей
А со Марфой-то Романовной,
Да со Федором Ивановым,
Со Иваном-то Ивановым!
Говорит же тут прегрозный царь,
Наш прегрозный царь Иван Васильевич:
— Ай ты старый Никита да Романович,
Ай ты шурин да любимый!
Ты незгодушки не ведаешь,
Надо мной великою незгодушки:
Твоего-то племничка,
Племничка да крестничка,
Что ли Федора Иванова,—
Нету Федора во живности.
Старый Микитушка Романович
Снова тут его да он проздравствовал:
— Здравствуй ты, прегрозный сударь царь Иван
Васильевич,
Со своей да любимой семьей
А со Марфой-то Романовной,
Да со Федором Ивановым,
Со Иваном-то Ивановым!
Говорит же наш прегрозный царь,
Наш прегрозный царь Иван Васильевич:
— Ах ты старый Никита да Романович!
Что же в речи ты не вчуешься,
Сам ты к речам да не примешься?
Твоего то племничка,
Племничка да крестничка,
Нету Федора во живности.
Говорит же тут Микитушка да в третий раз:
— Здравствуй ты, прегрозный сударь царь Иван
Васильевич,
Со своей да любимой семьей
А со Марфой-то Романовной,
Да со Федором Ивановым,
Со Иваном-то Ивановым!
Мутно его око помутилоси,
Царско его сердце розгорелоси.
Отвечае тут прегрозный царь Иван Васильевич:
— Ах ты старый пес Микитушка Романович!
Надо мною знать, Микита, надсмехаешься?
Выдем от великодённыи заутрены —
Прикажу теби Микита голову срубить.
Тяжелешенько тут царь да поросплакалсяз
— По ворах да по разбойничках
Е заступнички да заборонщички.
'По моем рожоноём по дитятки
Не было нунь да заступушки,
Ни заступушки ни заборонушки!
Говорит же тут Микитушка Романович:
— А бывает ли тут грешному прощеньицо?
— А бывает тут да грешному прощеньицо.
Того грешнаго да негде взять.
Говорит было Микитушка во другой раз:
— А бывает ли тут грешному прощеньицо?
— А бывает тут да грешному прощеньицо,
Того грешнаго да негде взять.
Говорит же тут Микитушка да в третий разз
— А прости-тко того грешнаго!
— Того грешнаго нунь бог простит,
Того грешнаго нунь негде взять.
Отвечает тут Микитушка Романович:
— Ай прегрозный сударь царь Иван Васильевич!
Не отрублена да Федору да буйна голова,
А отрублена Малютке да Шкурлатову
За него поступки неумильнии,
Да зачим же иде казнить царский род:
Царский род на казени не казнится.
Говорит же наш прегрозный царь,
Наш прегрозный сударь царь Иван Васильевич
— Ах ты старый Микитушка Романович,
Ай да шурин да любимый!
Что теби Микитушка пожаловать?
Города ли теби дать да с пригородками,
Али села дать да со приселками,
Али силушки тобе-ка-ва по надобью,
Али золотой казны тобе-ка-ва по надобью,
Али добрых комоней тобе-ка-ва по надобью?
Отвечает тут Микитушка Романович:
— Не надо мне-ка городов да с пригородками,
Не надо мне-ка сел да со приселками,
Мне-ка силушки по надобью,
Золотой казны по надобью,
Добрых комоней по надобью:
Золота казна, у молодца не держится,
Добра комони у молодца не ездятся.
Дай-ко мне Микитину да отчину:
Хоть коня угони, хоть жену уведи,
Хоть каку ни е победушку да сделай ли,
Да в Микитину да отчину уйди,
Того добраго же молодца да бог простил.—
Ай прегрозный царь Иван Васильевич
Дал Микитину да отчину,
Материал создан: 02.11.2015
