Либерализм для русского — это яд

Захлопнуть дверь либерального Освенцима

С момента распада Советского Союза русский народ в целом был подвержен тоталитарному либеральному прессингу. Это воздействие серьёзно подорвало подлинную сущность русского общества, внеся деструктивные элементы либеральной парадигмы не только в его устройство, но и в мироощущение русского человека. Другие народы тоже пострадали, но, сохранив иммунную систему традиционной идентичности, легче пережили эту болезнь, чем русские, несколько десятилетий жертвовавшие идентичностью в пользу государства.

Ослабление русских, как народа - основная цель западного, англосаксонского мира

Либерализм более двадцати лет отравлял и разлагал наше общество. В течение всего этого времени нам пришлось еже­дневно небольшими порциями, чтобы не умереть сразу, а ещё помучиться, принимать этот яд либерализма. Всё это время он разрушает организм нашего государства и каждого человека в отдельности — вот чем объясняются те изменения, которые произошли с нами за эти годы. Ещё немного, ещё какое-то количество таких приемов — и российская государственность вместе с русским народом просто скончается от тяжёлых болезней, которые вызваны действием этого яда.

Либерализм — это фатальная, чудовищная болезнь, чужеродное вмешательство, которое приводит к самым тяжёлым последствиям.

Почему же либерализм так противен и даже противопоказан как отдельному русскому человеку, так и всему организму нашего государства? Всё потому, что либеральные ценности в своей основе противоположны тем ценностям, которые формировали русский народ на протяжении веков. Это зер­кальное отражение того, что является для русского человека базовой, определяющей системой ценностей. Что ни возьми в либерализме — оно полностью противоположно нашему представлению.

Русский человек понимает свою функцию по отношению к государству как служение. В то время как либерал представляет свою функцию по отношению к государству как наёмничество.

Русский человек — идеалист, а либерал — прагматик. Русский человек — сторонник коллективной субъектности, для него интересы коллектива и общность всегда выше, чем личные интересы, в то время как либерал настаивает на том, что частное куда более значимо, чем общее. Мы — патерналисты, они — индивидуалисты. Русский человек привык видеть во главе своего общества, своего народа — царя, сакральную фигуру, которая является неким промежуточным звеном между Богом и народом. Либерал же думает, что у власти должен находиться наёмный менеджер. Исповедник либерализма отрицает Бога, а мы без него не можем. И такие противоположность и антипатия, абсолютная некомплемен­тарность русского и либерального мировоззрений содержатся во всём, что ни возьми.

Лишь под воздействием тотальной медийной, культурной, информационной пропаганды русский человек вынужден нехотя, мучительно воспринимать либеральные ценности.

В какой-то момент ему начинает казаться, что он действи­тельно разделяет, может быть, хотя бы частично эту систему ценностей. Русскому говорят, что главное — это материальное благополучие и комфорт, и он неожиданно для себя с этим соглашается, привыкает к этой мысли. А раз это главное, то в таком случае на Западе стремление к благополучию и комфорту достигается куда более эффективно. Западное общество более сытое, — соглашается русский человек, — более комфортное, материально обеспеченное. А раз так — отвечают ему либе­ралы, западные агенты, эффективные менеджеры, ведь они более осведомлены о том, как должно развиваться государство, чтобы достигнуть большего материального благополучия, —
и раз вы согласны с этим, то и не нужно противиться инстал­лированию западной системы ценностей в самой России, внутри русского общества.

Вот так, загоняя нашего человека в незатейливый логический тупик, западный мир на самом деле претендует на то, чтобы лишить нас суверенитета, и, ломая через колено русского человека с его идеалистическими представлениями и культом служения государству, с фигурой сакрального царя во главе, по сути разрушает государство, без которого не будет и самих русских.
Это не праздные вещи: навязывание либеральной системы влечёт за собой неизбежное разрушение русского общества и в конечном итоге разрушение государства, которое приведёт к прекращению существования русского народа как историче­ского субъекта. Либеральная парадигма для нас просто опасна, и пока болезнь не зашла в необратимую стадию, её нужно ис­коренять, вырезать, как раковую опухоль, как нарост, который убивает организм.

Под внешним прикрытием материальных изменений, веду­щих к «повышению качества и комфорта», нам преподносят и изменение внутренних ценностей — морали и принципов нравственности. Это проблема расползания заразы ЛГБТ и, о чём всё больше говорят либералы, так называемого сексу­ального суверенитета, преподносимого чуть ли не как новая идеология. Под давлением всего этого разложения мы как бы нехотя, делая одолжение, с трудом соглашаемся с тем, что без идеологии мы окончательно разложимся под напором либеральных химер.

Получается так, что идеология в нашем государстве появляется от противного, то есть она начинает складываться только тогда, когда под угрозой оказывается само наше существование. Только понимание того, что все мы сейчас умрём и единственное, что поможет выжить, это формирова­ние идеологического иммунитета, который будет отторгать чужеродные мировоззренческие парадигмы, либерализм в целом, — мы соглашаемся с необходимостью возникновения собственной, основанной на нашем историческом опыте и наших цивилизационных ценностях идеологии. Только под воздействием неизбежного рока обстоятельств мы начинаем задумываться о том, каким образом обезопасить себя от раз­рушительных либеральных тенденций.

К сожалению, идеологические поиски нашего государ­ства всё ещё в зачаточном состоянии, несмотря на то что едва закончившийся ХХ век был веком идеологий. Основные идеологические представления уже были упорядочены мыс­лителями и философами прошлого столетия. Кое-какие из них даже вполне эффективно работают в плане разрушения нашей государственности со стороны глобального Запада.

Либерализм уже заместил практически все свойственные нам цивилизационные признаки на свои.

Остаточная русская идентичность языка, номинального православия и разве что всё ещё разделение общества на мужчин и женщин — это практически последний порог, который отделяет современного россиянина от животного.

Мы вновь, в очередной раз в нашей истории, стоим на последнем рубеже. И вот нам сегодня уже предъявляют в качестве претензии последнюю человеческую идентичность — принадлежность к тому или иному полу. Это то, с чего начинался род человеческий, когда господь создал Адама и Еву, установив тем самым изначальную, базовую парадигму существования человека как вида. И это то, чем либеральные идеологи Запада предлагают нам закончить.

Насаждение нам сегодня ценностей ЛГБТ-сообщества и вы­зов, брошенный последнему рубежу сохранения хоть чего-то человеческого, — это то, что должно нас добить. Происходит смешение полов, человек как вид перестает существовать.

И если Запад движется к этому суицидальному фатальному выбору осмысленно, понимая, что вернуться назад, к тради­ции, к гармонии, к изначальному существованию, у него уже не получится, потому что он зашёл слишком далеко, то нас туда тащат силком, загоняют пинками, особо не спрашивая нашего мнения. В западном цикле осознанного разложения, конечно, ближе до конца — чтобы начать новую золотую эру человече­ства, — чем до точки возвращения к изначальной традиции, к базовым установкам. Поэтому-то они так оголтело ломятся к конечной точке, к финалу, к полному вырождению и анни­гиляции «человеческого», понимая, что только абсолютное окончание истории Запада и западного мира в целом даст им надежду и шанс на новое рождение.

Вместе с тем наше общество и всё остальное человечество по большому счёту не так далеко ушло от традиции, от своего изначального состояния. И нам, конечно, гораздо проще и быстрее, нежели Западу, проделать путь назад. Нам совершенно с Западом не по пути — нам в разные стороны. Иногда мы останавливаемся и смотрим вслед летящему в бездну За­паду и даже делаем несколько шагов в том же направлении, увлекаемые яркой, удаляющейся от нас повозкой-шапито гогочущего, непрерывно веселящегося гей-парада.

Заворо­женные этим безумием, мы тоже вроде бы устремляемся туда. Потом останавливаемся в нерешительности, делаем шаг назад, потом ещё два шага вперёд и вновь пятимся. Именно эта не­определённость и разрушает нас своей абсолютной разнона­правленностью. Приглашение в гей-парад есть приглашение в газовую камеру западного либерального Освенцима. Дверь ещё открыта, мы ещё можем войти туда и вместе продолжить безудержное веселье перед концом. Но мы замерли у порога. Ведь мы можем и захлопнуть дверь этого либерального ада. Теперь уже окончательно.

Автор текста: Валерий Коровин

Материал создан: 02.04.2016