Я русский

что значит быть русским человеком

Я русский

Настоящее безумие русского характера

Фельдмаршал Эрих фон Манштейн в своих мемуарах «Утерянные победы», собственно, и не скрывает удивления «методами» ведения войны русскими. Именно так военачальник Гитлера называет сопротивление, которое его войскам оказывали на своей территории советские бойцы и командиры. В частности, фельдмаршал пишет: «Уже в этот первый день (22 июня 1941 года) нам пришлось познакомиться с теми методами, которыми велась война с советской стороны. Один из наших разведывательных дозоров, отрезанный врагом, был потом найден нашими войсками, он был вырезан и зверски искалечен. Мой адъютант и я много ездили по районам, в которых еще могли находиться части противника, и мы решили не отдаваться живыми в руки этого противника. Позже часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются в плен, а после того, как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».

Эрих фон Манштейн входил на советскую землю во главе танкового корпуса из Восточной Пруссии. Стояли прекрасные летние дни, и ему, видимо, было невдомек, что русские солдаты, отступая под напором вермахта, будут оказывать сопротивление…

Примечательно, что тем, кто пришел в Советский Союз с мечом, кто пришел туда как германское НАШЕСТВИЕ, не нравились «методы» ведения войны его защитников. Генерал-полковник танковых войск Гейнц Гудериан, переправившийся на штурмовой лодке через Буг в 6 часов 50 минут, также был неприятно удивлен подобными методами русских солдат: «Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими машинами повышенной проходимости и мотоциклами переправлялась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело важное значение для дальнейшего продвижения 47-го танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений, вопреки моему указанию, бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты».

Абсолютно ничем не отличается и свидетельство генерала (будущего фельдмаршала) фон Клейста: «Часто случалось, что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того, как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат».

«Русские не сдаются, – запишет начальник 4-й армии вермахта генерал Г. Блюментрит. – Взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь…» И вот еще: «С изумлением мы наблюдали за русскими. Им, похоже, и дела не было до того, что их основные силы разгромлены…»

Очень мало солдатам, офицерам и генералам немецкой армии понадобилось времени, чтобы понять: «Русский солдат предпочитает рукопашную схватку. Его способность не дрогнув выносить лишения вызывает истинное удивление». Ведь им было с кем сравнивать: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми».

Атака пятерки советских бойцов целого немецкого батальона 18-го пехотного полка численностью 800 человек, вообще произвела на врага гнетущее впечатление. Впрочем, впечатлений на Восточном фронте было достаточно.

Например, немецкий артиллерист навсегда запомнил картину первых часов войны: «Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!»

Фельдмаршал Браухич, потрясенный увиденным в июле 41-го, запишет: «Примерно сотня наших танков, из которых около трети были T-IV, заняли исходные позиции для нанесения контрудара. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно…

Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь.

В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять-таки безрезультатно.

Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания – все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», – облегченно вздохнули артиллеристы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».

Из дневника немецкого солдата:

«6 октября. Чертов элеватор. К нему невозможно подойти. Наши потери превысили 30 %.

10 октября. Откуда берутся эти русские? Элеватора уже нет, но каждый раз, когда мы к нему приближаемся, оттуда раздается огонь из-под земли.

15 октября. Ура, мы преодолели элеватор. От нашего батальона осталось 100 человек. Оказалось, что элеватор обороняли 18 русских, мы нашли 18 трупов».

Свидетельство ефрейтора Губерта Коралла не менее красноречиво: «Они сражались до последнего, даже раненые, и те не подпускали нас к себе. Один русский сержант, безоружный, со страшной раной в плече, бросился на наших с саперной лопаткой, но его тут же пристрелили. Безумие, самое настоящее безумие. Они дрались, как звери, – и погибали десятками».

Наводчик орудия зенитной батареи 199-й отдельной танковой бригады Ю. В. Владимиров попал в плен вечером 24 мая 1942 года. Случилось это в Балаклеевском районе Харьковской области, при выходе из котла. Шедший в колонне военнопленных, он наблюдал следующую картину: «В какой-то деревне мы увидели на околице группу плачущих женщин. На траве лежал мертвый молодой старшина в гимнастерке с четырьмя темно-красными блестящими треугольниками на красных петлицах. Три женщины рыли могилу. Кто-то из пленных сумел узнать, что этот старшина скрывался у местных жителей, но утром он был обнаружен немцами, отстреливался и покончил с собой, выстрелив себе в сердце».

Кто был этот старшина-герой, к сожалению, мы уже не узнаем никогда. Но то, что это был настоящий русский солдат, мужественный и смелый человек, сомневаться не приходится. Его «метод» также не мог понравиться фашистам, потому что само по себе сопротивление одиночек не предвещало врагу ничего хорошего.

Кто-то из немцев таких русских одиночек называл фанатиками, кто-то – настоящими солдатами, но факт остается фактом: их было много и в 1941 году, и в 1942-м. Благодаря им в первую очередь немецкий блицкриг забуксовал на российских просторах. План молниеносной войны провалился. Ибо все учли немецкие генералы, кроме только одного – русского характера.

Автор текста: Михаил Елисеев

Материал создан: 30.06.2016



Хронология доимперской России