Заводил государь да почестей пир
На многии на князи на бояра,
На сильни могучи богатыри,
На вси поляници удалый.
И вси во пиру пьяны веселы,
И вси во честном приросхвастались.
Да иной-то похваста золотой казной,
А иной-то похваста своею удатью.
Ай за тым столом белодубовым,
За той скамеечкой каленовою,
Сидит старый Данилушко Игнатьевич.
Он не ест-то не пьет, сам не кушаё,
А ничего сам в пиру не хвастае.
Говорит царь таково слово:
— Престаревшии Данилушко Игнатьевич!
Ты чего сидишь в пиру кручинишься,
Ты чего сидишь в пиру печалишься?
Али место в пиру не по отчине,
Али чарой в пиру тебя приббнесли,
Али пьяница над тобой усмехнуласи?
Говорит Данилушка Игнатьевич:
— Бласлови, осударь, слово повымолвить,
Не сруби, осударь, буйной головы,
Не вынь сердца со печенью.
Бласлови Данилу в монастырь итти,
Как постричься во старци во черный,
Поскомидиться во книги спасеныя,
При старости Данилы бы душа спасти.
И говорит царь таково слово:
— Престаревшии Данилушко Игнатьевич!
Благословил бы я тебя в монастырь пойти,
Как прознают орды неверный,
Проведают цари нещасливыи,
Так Киев град щепой возьмут,
Да церкви божьи на дым спустят,
Меня, осударя, в полон возьмут.
— Есть у меня чадо и в девять лет.
Когда будет чадо в двенадцать лет,
И будет стоять по городи по Киеви,
И по тебе Владимир стольне-киевской.
Наш грозный царь Иван Васильевич,
Наш грозный царь Иван Васильевич
Благословил Данилу в монастырь пойти
Как постричься во старци во чорныи,
Поскомидиться во книги спасеныя,
При старости Данилы бы душа спасти.
И прознают орды неверный,
Проведают цари нещасливыи.
Да заводил осударь почестей пир,
На многии на князи на бояра,
На сильны могучи богатыри,
На вси поляницы удалый.
И вси во пиру пьяны веселы,
Вси во честном приросхвастались.
Да иной похваста золотой казной,
Да иной-то хвастает своей удатью,
А иной-то хвастает добрым конем,
И сам осударь-та не ест, не пьё,
Сам в пиру ничим не тешитси,
Ничим в пиру он не хвастаё.
Говорит царь таково слово:
— Ой вы, князи, вси бояра,
Все сильны могучий богатыри,
Вси поляници удалый.
Выбирайте-тко мне поединщика
Ехать во далечб чисто полё,
Нам сила считать, полки высмекать,
Вывести перед сметой на золот стол.
Из-за тых столов белодубовых,
Из-за той скамеечки кленовыя
Выставае молодой Иванушко Данилович.
Он князьям-то бьё о леву руку,
Самому осударю о праву руку:
— Еду во далечо в чисто поле,
Всю силу считаю, полки высмекаю,
Приведу перед сметой на золот стол.
Говорит царь таково слово:
Нет ли поматорее ехать добра молодца?
И говорят вси князи, вси бояра,
Вси сильни могучи богатыри,
Вси поляницы удалый:
— Видеть добра молодца по походочкам,
Видеть добра молодца по поступочкам.
Наливал осударь чару зелена вина,
Весом та чара полтора пуда,
Мерой-то чара полтора ведра.
Принимал Иванушка единой рукой,
Выпивал Иванушко на единый дух.
Видли добра молодца сядучись,
Не видли молодца поедучись,
А в чистом поли курева стоит,
Курева стоит, дым столбом летит.
Навстречу бежит родный батюшко,
Он голосом кричит, шляпой маше:
— Молодой Иванушка Данильевич!
Ты не едь-ко в целый гуж,
Ты едь-ко в пол-гужа,
Ты силу руби с одного плеча.
Молодой Иванушка Данильевич
Он во день ездил по красну по солнышку,
Он в ночь ездил по лунну по месяцу,
И налил коню пшеницы белояровой.
И сам молодец спать-то лёг.
Проснулся добрый молодец, стоит конь добрый.
Не ест травы шелковый.
Не зоблет пшеницы белояровой.
Он бьё коня по тучным ребрам:
— Волчья еда, травяной мешок.
И что же ты не зоблешь пшеницы белояровой,
Не ешь травы шелковый?
Жерствуе конь языком человечьиим:
— Над тобой знаю незгодушку великую,
Над собой знаю незгодушку великую,
Копали татары поганый,
Копали три погреба глубокиих
И клали рогатинки звериныя.
И первый тот погреб перескочу,
И другой тот погреб перескочу,
Третьяго погреба не могу скочить,
Упаду во погребы глубокий,
Во ты рогатинки звериный.
Обневолят тебя добра молодца
Во ты во путники шелковый,
— ! I
Во ты железа во немецкий.
Он бьё коня по тучным ребрам:
— Волчья еда, травяной мешок!
Ты не знать незгодушки, не ведаешь.
И садился Иванушко на добра коня,
В ч и с т о м п о л и ’ще к у р е в а с т о и т ,
Курева стоит, дым столбом летит.
Приезжал к татаровам поганыим.
Он первый тот погрёб перескочил,
Он другой тот погреб перескочил.
Говорит конь доброй языком человечьиим,
Говорит молоду Иванушку ДанильевичуГ
— Молодой Иванушко Данильевнч!
Дай-ко ты-ка мне здох здохнуть.
Перескочу погреб и третий.
Богатырское сердце розретивилось,
Он бьё коня по тучным ребрам,
Упал конь во погребы глубокий,
Во ты рогатинки звериный.
Обневолили добра молодца,
Связали ручки белый
Во тыи путинки шелковый,
Во ты железа немецкий.
Росплакался добрый молодец.
Богородица Иванушку глас гласит:
•— Молодый Иванушко Данильевич!
Здынь-ко правую ручку выше головы,
Левую ручку ниже пояса,
И розлопают путинки шелковый,
И рострескают железа немецкий.
Молодый Иванушко Данильевич
Правую ручку выше головы,
Левую ручку ниже пояса.
Розлопали путинки шелковый,
Рострескали железа немецкий,
Он хватил татарина, кой больше всих,
Он стал татарином помахивать,
Куды махнёт — туды улкамы,
Куды перемахнёт — переулкамы.
И добро оружьё татарское,
Гнется татарин, не ломится,
На жиловы татарин подавается,
Во вен стороны татарин поклоняется.
Куды махнёт — туды улкамы,
Куды перемахнет — переулкамы.
И та дорожка очищена
Молодым Иваном Данильевичем.
Материал создан: 02.11.2015
