Вспомним о природе свободы. Быть свободными – не значит делать что хочется, даже с оговоркой, что мы никому не причиним вреда. Свободным человек становится тогда, когда является частью сообщества, в котором может ее реализовать. Свобода проявляется в действии, это не что‑то дарованное свыше или записанное на каменных скрижалях. Прекариат свободен в неолиберальном смысле этого слова, свободен конкурировать, потреблять и трудиться. Но у него нет настоящей свободы, потому что нет общественной структуры, которая могла бы противостоять патернализму или умерить жесткий конкурентный напор.
Прекариат должен обрести коллективный голос. Движение «Европервомай» всего лишь предвестник, деятельность примитивных бунтовщиков обычно предваряет коллективные действия. Теперь настало время для организаций, которые представляют прекариат на постоянной основе и возьмут на себя переговоры с работодателями, посредниками, такими как брокеры, и в особенности с государственными агентствами.
Первоочередной задачей будет получение контроля над личной сферой, это обязательное требование. Прекариат живет в публичном пространстве, но становится объектом наблюдения, и его недемократично «подталкивают». Он должен потребовать правил, дающих право отдельным лицам знакомиться с информацией, собранной о них любой организацией, и вносить поправки в эту информацию, потребовать, чтобы фирмы уведомляли сотрудников, в том числе и надомных, о любом нарушении требований безопасности, которое их касается, потребовать, чтобы организации устраивали ежегодную проверку защищенности данных с помощью уполномоченной третьей стороны, устанавливали предельный срок хранения информации и ограничили использование профилей данных на предмет проверки поведения. Законы о защите данных и «свободе от информации» были шагом в правильном направлении, но нужно идти дальше. Нужен активный голос. Прекариат должен мобилизоваться вокруг такого важного вопроса, как защита личной сферы от посягательств и право исправлять неверную информацию.
Прекариат будет проявлять все больше недовольства состоянием окружающей среды, тем, как общество разрушает ее. Люди, отрицающие факт антропогенного изменения климата, мобилизовали крайне правых и популистов, и те стали трактовать усилия правительств ограничить загрязнение окружающей среды как заговор с целью усилить влияние государства. Прекариату следует проявить в этом вопросе мудрость. Но он напуган перспективой сокращения рабочих мест, которые подаются как источник гарантии дохода, и замедления экономического роста, который якобы улучшает их жизнь. В богатых странах прекариату объясняют, что увеличение издержек производства ускорит перенос рабочих мест в бедные страны. В развивающихся странах говорят, что меры по уменьшению энергопотребления замедлят создание рабочих мест. Всюду прекариату внушают, что он должен смириться с положением вещей. Но проблема в том, что преимущество отдается рабочим местам, а не охране окружающей среды. Чтобы это изменить, мы должны меньше зависеть от создания рабочих мест.
Голос прекариата в сфере работы и труда еще слаб. В принципе профсоюзы можно было бы реформировать таким образом, чтобы они представляли интересы прекариата. Но по ряду причин надеяться на это не стоит. Профсоюзы борются, в том числе и с помощью лоббирования, за увеличение количества рабочих мест и за бо́льшую долю в объеме производства, они хотят получить как можно больший кусок экономического пирога. Им свойственна состязательность и расчетливость. Они делают красивые жесты в отношении безработных – тех, кто занимается работой по уходу и «зелеными» вопросами. Но когда приходится выбирать между финансовыми интересами их членов и социальными или экологическими вопросами, они делают выбор в пользу финансовых интересов. Прогрессивно мыслящим людям не стоит надеяться, что профсоюзы смогут выполнять не свойственные им функции.
Новый тип коллективного органа возьмет на себя непростую задачу «взаимовыгодных переговоров» (Standing, 2009). Такие органы будут учитывать весь спектр работ и видов трудовой деятельности, которая достается прекариату, а также подумают о его социальных ожиданиях. Они должны быть способны вести переговоры непосредственно с работодателями, посредниками на рынке труда, временными агентствами и рядом государственных органов, в основном таких, которые имеют дело с системой соцобеспечения и мониторингом. Они также должны иметь возможность представлять прекариат в переговорах с другими группами рабочих, поскольку интересы прекариата отличаются от интересов салариата или кадровых работников, у которых для защиты интересов есть свои профсоюзы. И еще нужны ассоциации, которые будут способствовать социальной мобильности, с их помощью мы получим структурированные сообщества, в которых благодаря упорядоченности будет легче обеспечить мобильность, чем это делается сейчас.
Задача заключается в том, чтобы избежать неолиберальной ловушки, основанной на утверждении, что любой коллективный орган или поставщики услуг нарушают рынок и их следует сдерживать согласно антимонопольным правилам. К счастью, в некоторых странах уже появляются многообещающие модели. Одна из них – рабочие кооперативы, модернизованные с учетом требований большей гибкости.
Одна из идей Полани заключается в том, что ассоциации, помогающие «заново внедрить»(re‑embed) экономику в общество после кризиса глобализации, должны допускать «диссидентство», чтобы охватить прекариат и вывести эгалитаризм на новый уровень. В этом отношении полезно вспомнить о принципах кооперации. Интересно, что до своего избрания премьер‑министром Великобритании Дэвид Кэмерон собирался разрешить работникам госсектора (кроме полицейских, работников суда и пенитенциарной системы) создавать собственные организации, в виде рабочих кооперативов, для обсуждения договоров с соответствующими правительственными департаментами. Это был бы шаг в сторону современной формы социализма гильдий, поворот от «управления» профессиями к профессиональным ассоциациям. Среди трудностей, с которыми придется столкнуться, – обеспечение прозрачности, чрезмерно сложный тендер, отчетность после подписания контрактов и соблюдение правил распределения дохода, трудоустройства и внутреннего продвижения. Возникнут трудности с юрисдикцией и с регулированием взаимосвязи с другими службами. Что подобная служба будет делать с трудосберегающими техническими нововведениями?
Выступив с таким предложением в феврале 2010 года, Кэмерон привел в качестве примеров центры телефонного обслуживания (колл‑центры), социальные службы, районные группы санитаров и сиделок, патологоанатомические отделения в больницах, реабилитационно‑образовательную работу в тюрьмах. Этот список вызывает несколько вопросов. Насколько большой должна быть группа, чтобы называться «рабочим кооперативом»? Если все больницы государственной службы здравоохранения местного подчинения сольются в группу, возникнут проблемы с распределением дохода, ведь у этих групп совершенно разные заработки и разные технические навыки. Будут ли выплачивать доли по принципу pro rata – в зависимости от изначального заработка? Или решат распределять все поровну, независимо от навыков или от количества времени, затраченного на выполнение работы? Если бы кооператив был маленький, состоял бы, скажем, только из врачей, медсестер или фельдшеров, тогда внутренние правила были бы проще, но любое внутреннее изменение могло бы иметь серьезные последствия для лиц, входящих в группу. Поэтому все изменения, предполагающие более или менее дорогие услуги, будут отклоняться или попросту не приниматься в расчет.
В интегрированной социальной службе сложности возникнут и при денежной оценке вклада конкретных ее участников. Правильно ли будет такое распределение: врачам 70 процентов стоимости медицинских услуг, а медсестрам – остальные 30 процентов? А может, пропорция должна быть 60 к 40 или 80 к 20? Можно сказать, что доли следует определять демократичным путем, и об этом правительственные департаменты могут договориться с кооперативами. Но само это утверждение наводит на мысль о потенциальной области переговоров, включая стоимость операционных издержек. Естественно, возникнут противоречия между смежными профессиональными группами. Представьте, как отреагирует вспомогательный средний медицинский персонал, если распределение их услуг разделится в пропорции 70 к 30 в пользу дипломированных медсестер! Тем не менее это предложение – шаг вперед к взаимовыгодным переговорам. Тем самым мы признаем, что существуем в третичном обществе не только как отдельные личности, но и как добровольные члены групп, сознавая свою социальную идентичность. Это возвращает нас к дружеским и «совместным» обществам девятнадцатого века и к профессиональным гильдиям.
Для нормального функционирования они должны выработать строгие правила, обеспечивая гибкость и достаточно гарантированные доходы, чтобы люди были готовы к изменениям в организации и в собственном «послужном списке». Один из недостатков старой модели гарантии дохода, на который мало обращают внимания, заключался в том, что, из‑за того что пособия и доходы возрастали вместе со стажем работы в учреждении, фирме или организации, люди держались за рабочее место, даже когда по личным или организационным причинам им выгодней было уйти. Золоченая клетка слишком часто превращалась в свинцовую. Кооперативный принцип достоин похвалы, но он не должен становиться очередным средством ограничения профессиональной мобильности.
Помимо кооперативов существует и другой вид представительства, который может пригодиться прекариату в союзе с временными работниками. Возможны несколько вариантов. Freelancers’ Union (Союз фрилансеров), основанный «пермалансерами» (постоянными фрилансерами или временными работниками) в Нью‑Йорке, предоставляет широкий спектр услуг отдельным своим членам. Другой вариант, основанный на юридической помощи, – это канадская ассоциация редакторов‑фрилансеров (Standing, 2009: 271–273). Третья модель – это что‑то вроде SEWA (Self‑Employed Women’s Association of India – Ассоциация индивидуальных предпринимательниц в Индии). Появляются и другие объединения, которым прогрессивные политики должны оказать поддержку. Они привносят новый смысл в понятие о свободе ассоциаций.
И главное, в условиях гибких рынков труда и при доминирующем государстве прекариату необходимо иметь свой голос в политических организациях. Салариат знает, как защитить себя от бюрократов и сложных административных процедур. Он может замолвить за себя слово. У прекариата такой возможности нет. Многие из этой группы находятся в нестабильном положении, жизнь некоторой части прекариата дополнительно осложняется. Например, в Великобритании из каждых пяти получающих пособие по нетрудоспособности двое страдают психическими заболеваниями. Добавим к этому малообразованных, мигрантов с ограниченным знанием языка – понятно, что в политических структурах кто‑то должен представлять их интересы и защищать их. Им нужно сопротивляться, когда их несправедливо увольняют, не платят им зарплату или выдают слишком маленькое пособие, нужно разбираться с долгами и решать другие проблемы, возникающие в связи с усложняющимися процедурами, которые словно нарочно придумывают, с тем чтобы получить пособие или даже получить право на пособие было как можно труднее.
Материал создан: 07.07.2017
