Петр Аркадьевич Столыпин был, что теперь очевидно, кажется, всем, одним из выдающихся деятелей государства Российского за всю тысячу лет его существования. Ни грана преувеличения в этой оценке нет. Однако, и это частенько случалось в России, его поносили со всех сторон при жизни, а потом начисто забыли несколько поколений потомков. Памятник ему снесли сразу после февраля 1917‑го, а в «самостийном» Киеве восстанавливать «москаля» не желают. И более полувека на задворках исторических учебников он упоминался вскользь и с пренебрежительными эпитетами. И завершим: до сих пор биография Столыпина у нас не издана.
А ведь какой блестящий был человек, сколь разносторонне талантлив! Одна родословная чего стоит. Род Столыпиных впервые упомянут в русских летописаниях под 1556 годом, в эпоху Ивана Грозного, когда «второй Титович Столыпин» оставил свою подпись под важным документом (значит, второй сын неизвестного Тита Столыпина). К началу XX столетия в России лишь немногие аристократические семьи имели более древнее происхождение.
Его прадед Алексей Емельянович Столыпин был отцом знаменитой в истории Екатерины Алексеевны, в замужестве Арсеньевой; от ее единственной дочери Марии, в замужестве Лермонтовой, родился великий русский поэт. О Столыпиной‑Арсеньевой, женщине выдающихся дарований и красоты, создана целая литература. Отец преобразователя России, Аркадий Дмитриевич, был двоюродным братом матери Лермонтова. Он занимал крупные государственные посты в правительствах Александра II и Александра III, ушел в отставку в высоком гражданском чине тайного советника. Скончался в преклонном возрасте, когда его старший и поздний сын только‑только начинал свою политическую карьеру.
А начинал он ее весьма скромно. Окончил естественный факультет Петербургского университета, получил отличное гуманитарное образование и, как все в семье, – боготворил Лермонтова, произведения которого знал наизусть, даже большие отрывки из прозы. Отец завещал Аркадию обширные поместья в Ковенской и Гродненской губерниях, ныне это южные районы Литвы и западные области Белоруссии.
Родовитость, природные деловые качества и прекрасные манеры сделали его сперва уездным, а потом и губернским предводителем ковенского дворянства. Выборная должность эта была весьма почетной, но не давала никаких административных прав, более того – требовала немалых расходов: «дворянство любит радушие», как говаривал по сходному случаю один известный гоголевский персонаж.
Однако вскоре молодой юрист‑землевладелец был замечен и отмечен в Петербурге – в 1902‑м его назначили Гродненским губернатором. Должность, прямо скажем, так себе, губерния окраинная, небогатая, но… Номенклатура есть вовсе не советское порождение, как многие полагают. Она существовала по крайней мере со времен Древнего Рима; вот сделался римский гражданин, скажем, прокуратором какой‑либо, хоть и малой, провинции, позже на меньшую должность его направлять уже вроде бы неловко. Так и с молодым губернатором Столыпиным. И года не прошло, а его уже переводят на ту же должность в Саратов. О, тут совсем иное дело, губерния, густо населенная и «хлебная» – в прямом и переносном смысле слова.
Как сказал классик, «чины людьми даются»… Известно, что Столыпину благоволил всесильный тогда министр внутренних дел В. К. Плеве, деятель крутой и сугубо русско‑патриотического направления. Еврейские революционеры его ненавидели и в конце концов убили (точно так же через 7 лет кончил дни и его выдвиженец). Столыпин начал свое губернаторство в Саратове тоже весьма круто. Приступало лихое время, начиналась великая русская смута. В богатой губернии вспыхнули вдруг крестьянские волнения, запахло новым Стенькой Разиным. Столыпин, не колеблясь, распорядился вызвать войска, разрешил применять оружие. Волнения подавили. Это произвело большое впечатление, ибо в назревающей смуте многие госчиновники стали, как водится в подобных случаях, оглядываться и осторожничать. Столыпин за этот пример получил личную благодарность от императора, так началось их сближение.
26 апреля 1906‑го, в разгар пресловутой «первой русской революции», Николай II назначил Столыпина на ключевую должность в тогдашнем правительственном аппарате – министром внутренних дел. Он тоже начал тут круто, вошедшее в фольклор выражение «столыпинский галстук» есть достоверное тому подтверждение. Незадолго до этого ушел с поста председателя Совета министров С.Ю. Витте. Нет сомнений, то был крупный государственный деятель с интересными и в целом плодотворными идеями, в спокойное время он достиг бы многого, но для борьбы с разбушевавшейся смутой он оказался слаб. Не то Столыпин!
Став во главе правительства в июле 1906‑го, сохранив за собой пост министра внутренних дел, он взялся за эти самые дела весьма серьезно. Провозглашенный им принцип – «сначала успокоение, а потом реформы» стал политическим афоризмом, его вспоминали многие, и не только на родине. В ту пору помрачение русского общества, в особенности его образованной части, было поистине чудовищным. Как‑то в Думе Столыпин огласил страшные цифры, сколько чинов полиции было убито революционерами‑террористами. И с депутатских кресел раздались вопли: «Мало! Мало!…» Но сородич Лермонтова был не менее отважен, чем сам поэт. Его краткая фраза, брошенная в лицо подстрекателям бунтов, – «Не запугаете!» стала крылатой, ее не забыли и по сию пору. А эпиграфом для всей его государственной деятельности стали столь же знаменитые слова: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна Великая Россия!»
Как бы то ни было, но некоторого успокоения в потрясенной стране Столыпин постепенно добился. А реформы?
Тут дело оказалось куда сложнее. Премьер был как бы управляющим делами при императоре, именно за тем оставалась решающая подпись. А он ее порой не ставил, затягивал подписание либо просил смягчить особо острые предложения. И так постоянно в течение всех недолгих 5 лет столыпинского премьерства.
Теперь о самих столыпинских реформах. О них сейчас опубликовано очень много, любой интересующийся легко найдет тут искомый материал. Главным считается разработка аграрной реформы. В наших энциклопедиях, например, из всех начинаний Столыпина освещается исключительно она. И надо сказать о ней несколько слов, которые для многих прозвучат неожиданно, ибо много здесь накопилось пересудов.
Напомним, что Столыпин получил опыт сельского хозяйствования в так называемом Западном крае России, где господствовала немецкая система землепользования, занесенная туда германскими баронами еще в допетровские времена. Это система крупного помещичьего землевладения, а также относительно немалых крестьянских хозяйств, не только не составляющих общины, но и вообще никакого взаимного сообщества.
Разумеется, в такой системе необходимы были наемные рабочие, батраки. Да, такое землепользование носит сугубо товарный характер, оно порой прибыльно (не для батраков). Неважно зная русскую сельскую традицию и опыт, решительный Столыпин задумал ввести на наших просторах землеустройство по западному образцу.
Он проводил реформу с присущей ему настойчивостью и размахом. Имя его бранили на крестьянских сходах, порицала либеральная печать, недовольно шипели реакционные круги, проклинали революционные партии, сам Ленин посвятил ему несколько статей. Но Столыпин не отступал. И что же в итоге? Даже к 1916 году воспользовались правом выхода из сельской общины только 13 % крестьянских семей. И характерно: лишь треть вышла на хутора, то есть поселились, как на Западе, отдельно. Остальные две трети предпочли так называемые отруба: дома их остались в селе, лишь земельный участок выделялся им в отдельности от общинного. Хуторянами стали 4 % – один из 25!
Почему же так? А потому, что русский трудовой человек испокон веков был общинным, артельным. Это коренное отличие русского человека, его природное свойство. Таковое не поколебалось со времен Киевской Руси, не пошатнулось петровскими реформами, пережило крепостное право, капитализм, а потом и Советскую власть. И сегодня русская общинность не сдалась криминальному капитализму и его временным хозяевам – «новым нерусским». В этой долгой исторической преемственности попытки аграрных преобразований Столыпина являются лишь эпизодом, вполне неудачным. В революцию 1917 года хутора постигла еще худшая участь, чем помещичьи имения. И не «комиссары в пыльных шлемах» были тому причиной.
Но разве это все о столыпинских преобразованиях? Разумеется, нет и нет, мы лишь сразу постарались отделить зерна от плевел. А добрых зерен он бросил в русскую землю очень много.
Вот, например, его переселенческая политика. Да, Сибирь заселялась русскими людьми еще со времен Ивана III. Однако продуманной государственной политикой это сделалось только при Столыпине. Переселенцам предоставлялись безвозмездные ссуды, большие земельные наделы, многочисленные льготы (освобождение от воинской повинности и прочее). Успех программы был поразительным. За десятилетие с 1906 года в Сибирь и отчасти в Среднюю Азию переселилось из Европейской России более трех миллионов человек! Левые публицисты вопили, что, мол, много переселенцев возвратилось… Еще бы. В таком сложном и массовом деле иначе не бывает. Но вернулось‑то всего чуть более половины миллиона, гораздо меньше пятой части. А сколько среди них было темного люда, погнавшегося за ссудой? Сибирские села, возникшие в ту пору, оказались исключительно жизнестойкими.
Или другое, малоизвестное направление реформаторской деятельности Столыпина, – опора на русский национальный капитал. Да, международное банковское дело насквозь космополитично, и в начале века мировой банковский капитал был враждебен России. Столыпин начал тут очень серьезные меры.
Или – программа мощного военно‑морского флота, столь необходимого для обороны России. Прекрасные слова Столыпина сохранила история: «Флот есть атрибут великой державы». Как это современно звучит!
Или – поддержка отечественной промышленности в ее самой совершенной технологии, развитие независимого от импорта хозяйства.
И наконец – политический опыт Столыпина, его небоязнь идти поперек и против течения, даже имеющего относительно широкую поддержку, его готовность идти на жесткие меры против наглого меньшинства, навязывающего людям свою волю. Его личная отвага. Его патриотизм, бескорыстный и осененный православной верой.
Названо тут не все, но направленность столыпинских преобразований очерчена четко. Почему же у него реформы удались в лучшем случае «наполовину»?..
Главным препятствием на пути реформ Столыпина стали не революционные партии, не косный государственный аппарат, не Дума с ее либеральной говорильней, а… император Николай II. Это известно давно, однако в последние годы словно забылось.
Да, убийство Николая II, его семьи и близких ужасно, слов нет. Но у скольких русских семей случилась такая же злая судьба? И погиб государь, к сожалению, не как «помазанник Божий», а как рядовой гражданин, ибо от престола малодушно отрекся, более того – самовольно сложил с себя обязанности главнокомандующего во время войны, что именуется… не станем называть как.
За Николаем II – бессмысленная авантюра в Маньчжурии, что привело к несчастной русско‑японской войне. За ним же – Кровавое воскресенье, потрясшее Россию до основания. За ним Распутин (да, его роль раздули масонствующие борзописцы, но праведником назвать этого человека никак нельзя). В этом же ряду стоит и вялая поддержка императором смелой, истинно русско‑патриотической политики Столыпина.
Николай II, благонравный человек, но слабый государь, явно ревновал к Столыпину, хотя столбовой дворянин был убежденным монархистом. Чуть ли не сто лет минуло, ученые обшарили все архивные бумаги, но не нашли никаких выпадов премьера в адрес своего монарха. А вот Николай все более и более тяготился своим премьером. Отставка Столыпина к концу 1911 года была предрешена, ему собирались дать почетную ссылку – в Тифлис наместником Кавказа. По своему обыкновению Николай затягивал решение, но… Неожиданно ему «помог» Мордахей Богров – революционер и агент полиции одновременно. 1 сентября в Киевском оперном театре он выстрелил в премьера в упор. Умирая, Петр Аркадьевич последним своим жестом благословил государя, находившегося неподалеку.
А государь? Через несколько дней он писал своей матери: «6 сентября в 9 час. вернулся в Киев. Тут, на пристани, узнал о кончине Столыпина. Поехал прямо туда, при мне была отслужена панихида. Бедная вдова стояла как истукан и не могла плакать… В 11 час. мы вместе, то есть Алике, дети и я, уехали из Киева с трогательными проводами и порядком на улицах до конца. В вагоне у меня был полный отдых».
В кратком этом письме много примечательного: вдова сравнивается с «истуканом», радость по поводу собственных «трогательных проводов» и что «в вагоне был полный отдых»…
Замечательно глубокую оценку деятельности Столыпина дал в дни его похорон недооцененный русский мыслитель Михаил Осипович Меньшиков: «Политически, мне кажется, он был тем же, чем физически. По наружности – богатырь, высокий, мощный, красивый, свежий, – а на вскрытии у него оказалось совсем больное сердце, склероз, ожирение и порок клапана… Он воистину все отдал Родине, включая жизнь свою, – но среди коренных и глубоких причин его гибели следует отнести недостаток тех грозных свойств, которые необходимы для победы».
Великим провидцем оказался Меньшиков! Прежде всего в том, что для победы в России нужны «грозные свойства». Но не только в этом. Вот что он написал в день отпевания Столыпина: «История, как жизнь, повторяется. И тысячу лет назад Святая Русь нуждалась в «богатырской заставе», и теперь нуждается. В сущности, те же враждебные племена, что тогда терзали Русь, терзают ее и теперь. Та же «чудь белоглазая» в лице «государства», что собственными руками мы создали под Петербургом. Те же половцы и печенеги в лице кавказских разбойников. Та же жидовская Хазария… Что было тогда, то и теперь».
Чеканные слова. Сегодня нам, русским, их должно только повторять.
Материал создан: 27.11.2015
