После войны в Советском Союзе казачество котировалось очень высоко. И пропагандировалось: ставились фильмы, выходили книги по казачьей тематике, создавались казачьи ансамбли. Этот процесс вроде бы продолжился и после смерти Сталина. Например, была осуществлена вторая, самая известная экранизация «Тихого Дона». Консультировал постановку сам Шолохов, и любопытно, что на главную роль вдруг был выбран малоизвестный актер Петр Глебов. Шолохов, когда ему показали кинопробы разных артистов, сказал: «А я только одного казака видел». Прозорливости писателя можно только подивиться – Глебов действительно был казаком, прямым потомком героя 1812 г. Орлова-Денисова.
Но подобные фильмы снимались уже «по инерции». На самом же деле в жизни казачества в 1950-х наступил резкий перелом. И опять прослеживается четкая закономерность! Этот перелом совпал с общей ломкой российской державности! За вбитым в массовое сознание прославлением «хрущевской оттепели» очень многое оказалось спрятано. Хрущев являлся бывшим троцкистом (покаявшимся), одним из главных палачей 30-х. А прославила его очень небольшая группа творческой интеллигенции, обласканная им. Реальные же заслуги Никиты Сергеевича выглядят более чем сомнительно. Разрушение ГУЛАГа? Его разрушил Берия. Реабилитация? Но кого реабилитировал Хрущев? Все тех же убийц русского народа и казачества – якиров, тухачевских, петровских.
Резко изменилась государственная политика. Сталин ставил во главу угла интересы России. Хрущев вернулся к курсу Троцкого на «мировую революцию», и огромные средства потекли за границу «дружественным» режимам. Но при этом произошло и первое разрушение вооруженных сил. Массовые сокращения, расформирование множества соединений, училищ, уничтожение огромного количества первоклассных самолетов, кораблей, разгром стратегической разведки, спецназа. Плюс разгром перспективных направлений науки, таких, как кибернетика. И – случайное ли совпадение? – возобновление гонений на Церковь. После войны М.А. Суслов представил Сталину доклад о том, что Церковь сделала свое дело и ее пора снова прижать. Сталин отклонил предложение, вместо этого развернув кампанию против космополитов (после чего очень скоро ушел в мир иной). А в «оттепель» покатилось! Если за несколько военных и послевоенных лет в СССР открылось свыше 14 тыс. только новых приходов, то при Хрущеве их осталось всего 7523! [209] Снова развернулись преследования верующих, священников.
А на роль «серого кардинала» выдвинулся не кто иной, как Суслов. И вокруг Хрущева очутились всевозможные «теневые» советники. Которые, кстати, и дирижировали громким прославлением «оттепели». И заметьте, за рубежом эти оценки тоже подхватили, даже несмотря на разыгравшиеся при Хрущеве берлинский, венгерский, карибский кризисы! Нет, конечно же, совпадения стольких случайностей быть не могло. Просто Никиту Сергеича протолкнули к власти те самые закулисные силы, которые укрепление российской державности никак не устраивало. А уж дальше, зная его самодурство, осталось только регулировать.
Стоит ли удивляться ударам, обрушившимся на казачество? 07.02.1957 г. при реабилитации депортированных народов была восстановлена Чечено-Ингушская республика. В ее состав вернули сунженские казачьи станицы, но теперь уже без всякой автономии.
В Казахстане началась похожая кампания – по переводу казахов на оседлое поселение. И «осаживать» их стали, опять же, в казачьих районах. В рамках выдвижения «национальных кадров» представители «титульных» народов получали ключевые посты в администрации, партийных органах, системе образования, здравоохранения. А коренное, казачье население, превращалось во «второсортное». Еще одной «бомбой замедленного действия» стала внезапная передача Крыма Украине. По казакам прокатились и все прочие преобразования. Армейские реформы? Конечно, в первую была ликвидирована кавалерия, как отжившая свой век. А в связи с этим погибли коневодческие хозяйства. Гонения на Церковь – и снова закрывались казачьи храмы. Причем в кампаниях 1920-х самыми стойкими оказались старообрядческие общины, они ведь могли обходиться без священников. Теперь добрались и до них. Объявлялись «сектантскими» и закрывались молитвенные дома, очень заинтересовались этими погромами искусствоведы и этнографы. Из гребенских станиц целыми грузовиками вывозились драгоценные иконы XVII–XVIII вв., древние церковные книги, рукописи. Везли в запасники Грозненского музея, хранилища Грозненского университета. В 1990-х все погибло [23].
Катастрофой стали и сельскохозяйственные реформы. Был взят курс на ликвидацию «неперспективных деревень». А какие считать «неперспективными», оценивали «специалисты», невесть откуда взявшиеся. Сокращалась и прекращалась государственная поддержка станиц и хуторов. Вместо этого средства и техника направлялись на освоение целины. В Казахстан. Туда же по комсомольским и иным разнарядкам слали молодежь, лучшие кадры механизаторов, трактористов, шоферов, зоотехников. Очень много людей было направлено с Дона, с Кубани – что, по сути, напоминало массовую депортацию, но как бы «почетную», с музыкой и бравурными лозунгами. Грянула и «вторая коллективизация». При Сталине колхозникам были оставлены подсобные хозяйства, кое-какая домашняя скотина. В 1959 г. пленум ЦК запретил иметь приусадебные участки, а личный скот предписывалось «скупить». Были ликвидированы машинно-тракторные станции – от колхозов требовалось выкупить сельхозтехнику у государства. Итог: скупленный скот передох без кормов, распыленная техника выходила из строя, попав к неспециалистам, в неподходящие условия хранения, а колхозы разорялись, вынужденные за все платить. Страна опять очутилась на грани голода [209].
И в 1962 г. грянул бунт в Новочеркасске. Забастовало 7 тыс. рабочих из-за «затягивания поясов», роста цен, снижения тарифных расценок. Подавили жесточайше: 80 убитых, сотни раненых, 9 казненных, более 100 посадили. При этом главный центр казачества еще и капитально «почистили» – изрядная доля жителей была выселена в Сибирь. Переселялись и сознательно. Колхозы приходили в упадок, и молодежь стала уезжать в города. В областные центры, в столицу. А многие перебирались в другие республики. Потому что и начавшаяся «вторая индустриализация» с задачей «построения материально-технической базы коммунизма» велась, мягко говоря, своеобразно. Российские регионы оставлялись без внимания, а огромные средства вбухивались в развитие Прибалтики, Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Тут уж волей-неволей закрадываются подозрения, что уже тогда «силами неведомыми» закладывались основы плана, коему суждено было реализоваться в 1991 г.
Кстати, в это время опять перестали носить казачью форму. Официальных запретов по данному поводу не издавалось. Но носить перестали повсеместно. Значит, прошли какие-то централизованные указания местным руководителям, те внушили подчиненным. И слово «казак» снова изъялось из обихода. На этот раз «мягкими» методами. Соответствующей регулировкой органов печати, системы образования в казачьих областях. Перестановками административных, педагогических, культурных кадров. Казаков – куда-нибудь на целину, а к казакам – «интернационалистов». А в совокупности с миграциями и перемешиванием населения результат получился «подходящий». Геноцида вроде и не было, а «расказачивание» осуществилось.
Случилось так, что в этот же период пришла к концу и история казачьей эмиграции. Некоторые изгнанники, даже не воевавшие на стороне Германии, были арестованы советскими органами за прошлое. Генерал В.М. Ткачев, захваченный в Югославии, получил 10 лет лагерей. Был освобожден в 1954 г. Доживал век в Краснодаре, в полуподвальной комнатушке, работал в артели инвалидов-переплетчиков. Получал мизерную зарплату и грошовую пенсию по инвалидности. Написал книги «Русский сокол» о Нестерове и «Крылья Родины» – она осталась неизданной, при содействии кубанского писателя Степанова и журналиста Андрианова были опубликованы лишь отрывки. Скончался Ткачев в марте 1965 г. [26, 184]. Успел отсидеть и Павел Кудинов. Вышел на свободу в 1955 г., вернулся в Болгарию и работал в колхозе. Обращался к Шолохову с наивной просьбой, нельзя ли выхлопотать ему российскую пенсию как полному Георгиевскому кавалеру.
А в Западной Европе и Америке правами казаков вдруг очень озаботились те же самые державы, которые только что выдавали казаков Сталину! Началась «холодная война», и в 1947 г., всего через 2 года после трагедии Лиенца конгресс США без всякого смущения принял закон о «порабощенных нациях» – согласно коему «русский коммунизм» поработил народы «Казакии» и «Идель-Урала». Кое-кто из эмигрантов нашел выгодную работу в рамках пропаганды этих идей. Но такая деятельность относится уже не к истории казачества, а к истории операций зарубежных спецслужб. А эмиграция как таковая угасала. Ведь до войны она жила и поддерживала себя надеждами на возрождение прежней России, а теперь надежды развеялись – и пошла быстрая ассимиляция. Нет, эмиграция угасала не бесследно. Столь энергичные люди, как казаки, лишившись службы на благо Отечества, реализовывали свой потенциал в других сферах. Видный исследователь казачьего зарубежья Н.А. Хохульников называет в своих работах 130 замечательных поэтов, нескольких писателей, прославившиеся хоровые коллективы, 10 знаменитых оперных певцов, 4 хореографов, 13 художников и скульпторов, известных спортсменов, ученых [202]. Увы, их таланты оказались отданы не своему, а чужим народам. А то, что осталось невостребованным иностранцами, «утекло в песок». Или собирается по крохам нынешними энтузиастами.
Самая большая зарубежная колония казаков, станицы забайкальцев в Маньчжурии, просуществовала до победы китайской революции. Потом Мао Цзэдун начал свою коллективизацию, а потом и антисоветскую кампанию с травлей вообще всех русских. А в Советском Союзе, наоборот, провозглашалась «оттепель», и с 1954 г. казаки начали возвращаться на родину. Последняя партия, около 30 тыс., вернулась из Китая в 1960 г. [166] Их охотно брали колхозы и совхозы как редких работников – хозяйственных, трудолюбивых, не ворующих и не спившихся. Но расселяли их небольшими группами по Сибири, Казахстану, Средней Азии, и о сохранении казачьих особенностей уже речи не было.
А в Турции был взят курс на национальную и религиозную нивелироваку населения. Это совпало с очередным витком «потеплений» в отношениях с СССР, и после переговоров состоялось переселение некрасовцев. Часть из них перебралась в Болгарию, Румынию, в 1962 г. 999 человек с о. Майнос прибыли в Россию. По данному поводу была поднята пропагандистская шумиха – вот, мол, «царизм» их не принимал, и только советское правительство приняло. Некрасовцев поселили в ставропольских селах Новокумское и Бургун-Маджары. Но главные их ценности, святыни и утварь двух старообрядческих церквей турецкое правительство не вернуло. А хрущевское правительство не настаивало.
Еще жив был главный защитник казачества, Шолохов. Он находился в пике своей славы, в 1965 г. был удостоен Нобелевской премии. Что вызвало (в отличие от бездарного «Доктора Живаго») истерический вой всякой эмигрантской шушеры вроде НТС с «Посевом» и «Гранями». И советские диссиденты, как по команде (впрочем, без «как»), устраивали демонстрации протеста. Надо ж, мол, «сталиниста» наградили! Ну а от них и по всей западной прессе полились потоки грязи о «плагиате» и т. п. Что же касается советского правительства, то оно попросту нейтрализовало Шолохова, поместив в «золотую клетку». Он все меньше писал. А его все теснее окружали «секретарями», решавшими без него, кого он примет, куда поедет, на какое событие откликнется. И саму Вешенскую превратили не в «показательную» станицу, а в показушную – для иностранцев, высоких делегаций. Шолохов тяжело болел, перенес два инсульта. И все же еще пытался бороться.
В 1978 г. он направил Брежневу письмо, указывая, что отечественная культура в опасности: «Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний. Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру…» Но Брежнев спустил письмо на рассмотрение в Секретариат ЦК, где М.В. Зимянин отписал: «Изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности… означает определенную передержку по отношению к реальной картине. Возможно, т. Шолохов оказался в этом плане под каким-то отнюдь не позитивным влиянием. Стать на высказанную им точку зрения означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении… это не соответствует действительности». А «выдвижение тезиса о русской культуре в качестве объекта особой защиты» было бы «чревато» по отношению к «культуре других народов». Постановлялось: «Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране», и «никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу… не открывать» [141]. Как видим, у разрушительных антироссийских сил уже в 1978 г. было «все схвачено» в самых верхах государства!
В 1984 г. Шолохова не стало. И последняя искра казачества погасла. Оно не было убито. В 1950—1960-х гг. оно было придушено, растрепано, искалечено, заморочено – и умерло. Люди-то остались, но уже и сами не осознавали себя казаками. Собирая материалы для данной книги, я обратился к герою Афганистана, донскому казаку генералу Юрию Петровичу Генералову, попросил привести примеры действий казаков на той войне. Он ответил: «Да ведь мы тогда об этом не думали». И я понял, что его ответ как раз и есть самый полный и исчерпывающий. Имеет ли смысл выискивать яркие дела казаков, если не было казачества?
Материал создан: 10.07.2015
