Русская национальная идея - мнения известных людей

Русская идея не только глубоко народная вера, порождение национальной цивилизации, но и научная теория успешного развития, возрождения народа, разработка которой шла со времени его выхода на историческую арену. Вожди, князья, их идеологи, сначала жрецы, потом священники, книжники мучительно ломали голову, как обеспечить оптимальное развитие своего государства, родного этноса во всех сферах социально-экономической, политической, духовно-культурной сферах. Возраст Русской идеи, как писал в эмиграции философ-патриот Иван Ильин, «есть возраст самой России».

Задумываясь о концептуальных истоках нашего национального идеала, мы вспоминаем античные ценности дохристианских времен, всю тысячелетнюю историю, такие произведения русской литературы, как «Повесть временных лет» (X-XII века), «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона (XI век), «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о полку Игореве» (XII век), «Устав» Нила Сорского (XV век), «Домострой», «О скудости и богастве» И.Посошкова (XVII век), «Войну и мир» Л.Толстого, «Тихий Дон» М.Шолохова, стихотворения А.Пушкина, Ф.Тютчева и С.Есенина, творения мыслителей и философов М.Ломоносова и И.Киреевского, А.Хомякова и Н.Федорова, Ф.Достоевского и В.Соловьева, К.Леонтьева и Н.Данилевского, И.Ильина и И.Солоневича, С.Булгакова и Н.Бердяева, Г.Федотова и П.Сорокина, Л.Карсавина и А.Солженицына, классические произведения русской музыки, изобразительного и театрального искусства.

Россия есть государство народа русского, которому Господь вверил жертвенное, исповедническое служение народа-богоносца,народа-хранителя и защитника святынь веры. Эти святыни есть религиозно-нравственные начала, позволяющие строить жизнь личную, семейную, общественную и государственную. Так, чтобы воспрепятствовать действию зла и дать наибольший простор силам добра. Именно таким было исторически сложившееся самовоззрение россиян. Это – основа основ русского самосознания в том виде, в котором сформулировали его 10 веков отечественной истории.

Идея национальная, идея национального и государственного единения, идея типа «Святой Руси» нам, действительно, нужна. Еще не явился новый Сергий Радонежский, и не сказал знаковое слово, но сама идея великой Руси как бы носится в воздухе.Мы должны вновь стать нацией, возлюбить братию свою во Христе, отважиться на соборные деяния по спасению страны. И то, что предстоит совершить нам – найти выход из этого кризиса – неспособна совершить сейчас ни одна иная нация в мире, частью потому, что оказалась, к счастью для себя, на периферии мировой катастрофы, частью потому, что еще не выявились в ней все те грозные конфликты, которые уже прокатились по нашим головам, наполовину истребив россиян.

Лишь бы мы поняли урок, преподнесенный нам историей! Лишь бы сделали должные выводы из него! Лишь бы патриотические силы сумели сплотиться, наконец, и выдавить из своей среды и из своей страны всех международных предателей, всех ненавистников России, ибо без этого нам не восстать!

Суть русской идеи, идеи христианства – делать и сеять для людей добро. Добро порождает добро, добро возвращается добром к тебе, твоим детям, к детям твоих детей. Точно также зло возвращается к тебе, твоим детям, к детям твоих детей.Это касается всех.

Парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителя.Власть, как носительница правды, нуждается более всего в людях правды, в людях твердой мысли, крепкого разумения и правого слова, у коих "да" и "нет" не соприкасаются и не сливаются. Только такие люди могут быть твердой опорой власти и верными ее руководителями.

Есть, конечно, истинное счастие: оно заключается в полноте и правильности жизни, а такая жизнь вполне возможна, только при общем благосостоянии, при отсутствии всего того, что противодействует такому благосостоянию, ибо все то, что противодействует общему благосостоянию, противодействует и благосотоянию частному и наоборот.

С развитием общего благосотояния облегчается приобретение средств к жизни, насущного хлеба, уменьшается настоятельность иметь большие, недоступные для большинства, средства к жизни, жизненный путь и промысел каждого облегчается с каждым днем, произвол уменьшается, счастие, случайное счастие, становится реже, зато несравненно реже и несчастие; исподволь все более и более разрушаются разного рода китайские стены между народами, сословиями и людьми вообще, человек все более и более становится вполне человеком, все более и более перестает быть животным, кусающимся и огрызающимся, жизнь его делает и разумнее, и теплее, и полнее, и человечнее, а потому и счастливее.

Когда же и на сколько мы достигнем такого благосостояния и такой жизни, то есть жизни полной и счастливой, богатой разумом и любовью, единственно достойной человека? Или никогда, или не скоро, или скоро. Это в нашей воле.

Русские имеют свойство отдаваться беззаветно чужим влияниям. Именно, вот как невеста и жена – мужу. Но чем эта «отдача» беззаветнее, чище, бескорыстнее, даже до «убийства себя», тем таинственным образом они сильнее действуют на того, кому была «отдача».Русские принимают тело, но духа не принимают. Чужие, соединяясь с нами, принимают именно дух.

Россия представляет страну с особо благоприятными условиями для выработки монархической Верховной власти. В Древней Руси, среди племен, образовавших собственно русскую землю, и до начала государственности и в эпоху ее организации, существовали зародыши всех форм власти: демократической, аристократической и монархической. Обе первые начала местами имели тенденцию вырасти в значение

Верховной власти, но общая совокупность условий дала решительную победу царской идеи.В числе этих условий особенно благоприятствовали выработке идеального типа монархии – условия религиозные, социально-бытовые, и условия внешней политики племен, соединившихся в Русское государство. Наоборот, все условия политической сознательности были в России за все 1000-летие ее существования крайне слабы и, по своей спутанности и противоречивости, едва ли не хуже, чем где бы то ни было.

Мы должны безжалостно свергнуть и растоптать кумиры тех заимствованных у Запада общественных идеалов и предрассудков, которыми направлялось до сих пор мышление нашей интеллигенции. Освободив свое мышление и мироощущение от давящих его западных шор, мы должны внутри себя, в сокровищницах национально-русской духовной стихии черпать элементы для создания нового мировоззрения.

В этом духе мы должны воспитывать и подрастающее поколение. В то же время вполне свободные от преклонения перед кумиром западной цивилизации, мы должны всемерно работать на создании самобытной национальной культуры, которая, сама вытекая из нового мировоззрения, в то же время обосновала бы собой это мировоззрение.

Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быть.

Русская идея – это предчувствие общей и мысль о всеобщем спасении. Она родилась в России, но опиралась на западную, прежде всего немецкую философскую культуру. Ее источники: русский исторический опыт, православная религия, немецкая диалектика. Русская идея имела целью объединить человечество в высокую общность, преобразовать в фактор космического развития.

Сегодня русская идея прежде всего звучит как призыв к национальному возрождению и сохранению материального и духовного возрождения России.Русская идея – это составная общечеловеческой христианской идеи, изложенная в терминах современной диалектики.

Не может Россия изменить великой идее, завещанной ей рядом веков и которой следовала она до сих пор неуклонно. Эта идея есть, между прочим, и всесоединение славян; но всеединение это – не захват и не насилие, а ради всеслужения человечеству. да и когда, часто ли Россия действовала в политике из прямой своей выгоды? Не служила ли она, напротив, в продолжение всей петербургской своей истории всего чаще чужим интересам бескорыстием, которое могло бы удивить Европу, если б та могла глядеть ясно, а не глядела бы, напротив, на нее всегда недоверчиво, подозрительно и ненавистно. Да бескорыстию в Европе и вообще никто и ни в чем не поверит, не только русскому бескорыстию, – поверят скорее плутовству или глупости.

Но нам нечего бояться их приговоров: в этом самоотверженном бескорыстии России – вся ее сила, так сказать, вся ее личность и все будущее русского назначения. Жаль только, что сила эта иногда довольно-таки ошибочно направлялась.Если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры стать поскорее русскими и национальными. Все спасение наше лишь в том, чтоб не спорить заранее о том, как осуществится эта идея и в какой форме, в вашей или в нашей, а в том, чтоб из кабинета всем вместе перейти прямо к делу.

Для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, болгара (желал бы прибавить, и поляка), – после Бога и Его святой Церкви, – идея Славянства должна быть высшей идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага, ибо ни одно из них для него не достижимо без ее осуществления, – без духовно? , народно– и политически– самобытного, независимого славянства; а напротив того, все эти блага будут необходимыми последствиями этой независимости и самобытности.

Подобно литературному языку, русская национально-волюнтаристская идея – недавнего происхождения. Подобно ему, она еще находится в процессе образования. Наконец, подобно ему, она, несмотря на свою сравнительную новизну, уже может похвалиться такими достижениями, которые сами по себе гарантируют нас от всяких попыток прервать эту нить новой культурной традиции или подменить ее какой-либо другой, искусственно придуманой для удовлетворения чисто теоретических построений. Новая Россия естественно развилась из старой, общими с Европой путями. Теми же путями она пойдет и дальше, не оглядываясь на пройденные стадии, вопреки националистам всех стадий своего развития.

Воля есть прежде всего возможность жить, или пожить, по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из общества, на степном просторе, или во власти над обществом, в насилие над людьми. Свобода есть немыслима без уважения к чужой свободе; воля всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. Разбойник – это идеал московской воли, как Грозный – идеал царя. так как воля, подобно анархии, невозможна в культурном общежитии, то русский идеал воли находит свое выражение в культе пустыни, дикой природы, кочевого быта, цыганщины, вина, разгула, самозабвения страсти, – разбойничества, бунта и тирании.

Мы должны строить Россию нравственную – или уже никакую, тогда и все равно. Все добрые семена, какие на Руси еще чудом не дотоптаны, – мы должны выберечь и вырастить.

Среди всех идей, рожденных гением человека, идея нравственного совершенствования в известном смысле наиболее человеческая идея. Ее сугубая человечность заключается в том, что ни природная, ни божеская жизнь немыслима стоящею под ее знаком. Нравственное самосовершенствование – задача, стоящая только перед человеком, единственным существом, несущим в себе раздвоение между природным и божеским миром.

Основная сущность болезни русского духа есть не социализм и не анархизм – то и другое только проявление болезни, – а нигилизм.Вместо всего множества "идеалов", принципов и норм, увлекавших нашу душу на ложные пути, которые заводили в тупики, и истязавших ее, перед нами стоят всего лишь две заповеди, достаточные, чтобы осмыслить, обогатить, укрепить и оживить нашу жизнь: безмерная любовь к Богу как источнику любви и жизни, и любовь к людям, вырастающая из ощущения всеединства человеческой жизни, укорененной в Боге, из сознания братства, обоснованного нашим общим сыновним отношением к Отцу.

И эти две заповеди выразимы и были выражены как одна: нам заповедано стремление к совершенству, уподобление, в меру возможности, нашему Отцу Небесному как совершенному источнику любви и жизни. И эти две – или одна – заповеди не выступают перед нами извне, с холодным и непонятным авторитетом моральных "норм" или предписаний. Мы внутренне понимаем их как необходимые пути нашего спасения, сохранения нашей жизни.

Нас судят не как преступников, над которыми произносит приговор равнодушный судья во имя холодного, не вникающего в нашу душевную нужду юридического закона. Нас судит голос нашего Отца, любящего нас и наставляющего нас на путь спасения; из этого внутреннего суда мы просто узнаем, на каком пути мы идем к жизни и на каком – к смерти, где наше спасение и где – гибель.

Когда мы будем иметь Государя искренне привязанного к закону Божию, строгого наблюдателя правосудия, начавши с себя умеренного в пышности царского престола, награждающего добродетель и ненавидящего пороки, показующего пример трудолюбия и снисхождения на советы умных людей, тверда в предприятиях, но без упрямства, мягкосерда и постоянна в дружбе, показующаго собой пример своим домашним согласием с своею супругою и гонящего любострастие, щедра без расточительности для своих подданных и искавшего награждать добродетели, качества и заслуги без всякого пристрастия, умеющего разделить труды: что принадлежит каким учреждениям правительства и что Государю на себя взять, и наконец могущего иметь довольно великодушия и любви к отечеству, чтобы составить и предать основательные права государству, и довольно тверда, чтобы их исполнять –тогда изгнанная добродетель, оставя пустыни, утвердит средь градов и при самом дворе престол свой, правосудие не покривит свои вески ни для мзды ни для сильного, мздоимство и робость от вельмож изгонятся, любовь отечества возгнездится в сердца гражданские, и будут не пышностью житья и не богатством хвалиться, но беспристрастием, заслугами и бескорыстностью. Не будут помышлять, кто при дворе велик и кто упадет, но имея в предмете законы и добродетель, будут почитать их, яко компасом, могущим довести их и до чинов и до достатка.

Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма старых наций, созревших в умственном труде, просвещенных научным знанием и мышлением; мы любим наше отечество еще на манер тех юных народов, которые еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене; наши умственные силы еще не упражнялись на серьезных вещах; одним словом, до сего дня у нас почти не существовало умственной работы.

Среди причин, затормозивших наше умственное развитие и наложивших на него особый отпечаток, следует отметить две: во-первых, отсутствие тех центров, тех очагов, в которых сосредотачивались бы живые силы страны, где созревали бы идеи, откуда по всей поверхности земли излучалось бы плодотворное начало; а во-вторых, отсутствие тех знамен, вокруг которых могли бы объединяться тесно сплоченные и внушительные массы умов.

Появится неизвестно откуда идея, занесенная каким-то случайным ветром, как пробьется через всякого рода преграды, начнет незаметно просачиваться через умы, и вдруг в один прекрасный день испарится или же забьется в какой-нибудь темный угол национального сознания, чтобы затем уж более не всплывать на поверхность; таково у нас движение идей.

Без любви к Богу никому не спастись, а любви к Богу у вас нет. В монастыре ее не найдете; в монастырь идут одни, которых уже позвал туда сам Бог. Без воли Бога нельзя и полюбить его. Да и как полюбить того, которого никто не видал? Какими молитвами и усильями вымолить у него эту любовь? смотрите, сколько есть теперь на свете добрых и прекрасных людей, которые добиваются жарко этой любви и слышат одну только черствость да холодную пустоту в душах. Трудно полюбить того, кого никто не видал. Один Христос принес и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем любовь к Богу.

Стоит только полюбить их так, как приказал Христос, и сама выйдет в итоге любовь к Богу самому. Идите же в мир и приобретите прежде любовь к братьям.Но как полюбить братьев, как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам Бог.

Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней сострадания. А состраданье есть уже начало любви. Уже крики на бесчинства, неправды и взятки – не просто негодованье благородных на бессчестных, но вопль всей земли, послышавшей, что чужеземные враги вторгнулись в бесчисленном множестве, рассыпались по домам и наложили тяжелое ярмо на каждого человека; уже и те, которые приняли добровольно к себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и не знают, как это сделать, и все сливается в один потрясающий вопль, уже и бесчуственные подвигаются.

Но прямой любви еще не слышно ни в ком, – ее нет также и у вас. Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней не делается, в вас все это производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, это еще не любовь, далеко вам до любви, это разве только одно слишком еще отдаленное ее предвестие. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда только во всей силе вы почуствуете, что любовь всемогуща и что с ней возможно все сделать.

Гнт, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдете, – последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей нынешней, бездейственной и праздной жизни. Нет, вы еще не любите Россию. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, не возгореться вам любовью к Богу, а не возгоревшись любовью к Богу, не спастись вам.

Еже есть хощещи помилован быти – сам такожде милуй; хощещи почтен быти – почитай; хощеши ясти – иных корми; хощеши взять – иному давай. Се бо есть равенство, а по превосходному уму – себе желай худшее, а искреннему – лутшее; себе желай меньшее, а искреннему большее.Чти отца твоего и матерь твою любезне и сердечне. Яко же бо ты отцу своему и матери сотворишь, такожде и тебе чада твоя сотворят, и в ню же меру мериши – возмерит ти ся.Истинная любовь о Господе Бозе и Спасе нашем, Исусе Христе; сия есть от трудов и пота лица своего.

Алчна накорми; жадна напой; нага одежи; странна в дом свой введи; священство и иночество почитай, главу свою до земли им преклоняй; в темницу пришед, седящим упокоение сотвори; о вдовице и о сиром попекись; грешника на покаяние приведи; заповедь Божию творити научи; должного искупи; обидимого заступи; мимоходящему путь укажи и проводи и поклонись. И о всех и за вся молитвы Богу приноси, о здравии и спасении всех православных христиан. Се бо есть сила любви. Аще время привлечет и пострадать брата ради, не оторцыся по Христову словеси.

Мы отмечаем здесь исторический факт, служащий нам точкой отправления для уразумения особого призвания России в истории – ее противоположения на всемирно-исторической арене Западу. Было бы совершенно ошибочно думать, что здесь «противоположение» означает непременно вражду или борьбу в грубом смысле слова, на жизнь и на смерть (как многие охотно толкуют отношение «Руси» к Западу); нисколько. В этом смысле противополагает себя Востоку и России сам Запад, но не Россия. Под «противоположением» разумеем мы здесь лишь самостоятельное проявление в лице православной России новых, отличных от Запада и им неявленных сторон человеческого духа, поле для их беспрепятственного всемирно-исторического развития – Восток и то, что сама Европа называет Востоком, но что для нас, собственно, Юг.

Доказано уже, что истинный человек и сын отечества есть одно и то же; следовательно, будет верный отличительный признак его, ежели он таким образом честолюбив.Сим да начинает украшать он величественное наименование сына отечества, монархии. Он для сего должен почитать свою совесть, возлюбити ближних; ибо единою любовию приобретается любовь; должно исполнять звание свое так, как повелевает благоразумие и честность, не заботясь нимало о воздаянии почести, превозношении и славе, которая есть сопутница или паче тень, всегда следующая за добродетелию, освещяемою не вечерним солнцем правды; ибо те, которые гоняются за славою и похвалою, не только не приобретают для себя оных от других, но паче лишаются.

Истинный человек есть истинный исполнитель всех предуставленных для блаженства его законов; он свято повинуется оным. Благородная и чуждая пустосвятства и лицемерия скромность сопровождает все чувствования, слова и деяния его. С благоговением подчиняется он всему тому, чего порядок, благоустройство и спасение общее требуют; для него нет низкого состояния в служении отечеству; служа оному, он знает, что он содействует здравоносному обращению, так сказать, крови государственного тела. Он скорее согласится погибнуть и исчезнуть, нежели подать собою другим пример неблагонравия и тем отнять у отечества детей, кои бы могли быть украшением и подпорою оного; он страшится заразить соки благосостояния своих сограждан; он пламенеет нежнейшею любовию к целости и спокойствию своих соотчичей; ничего столько не жаждет зреть, как взаимной любви между нами; он возжигает сей благотворный пламень во всех сердцах; не страшится трудностей, встречающихся ему при сем благородном его подвиге; преодолевает все препятствия, неутомимо бдит над сохранением честности, подает благие советы и наставления, помогает несчастным, избавляет от опасностей заблуждения и пороков, и ежели уверен в том, что смерть его принесет крепость и славу отечеству, то не страшится пожертвовать жизнию; если же она нужна для отечества, то сохраняет ее для всемерного соблюдения законов естественных и отечественных; по возможности своей отвращает все, могущее запятнать чистоту и ослабить благонамеренность оных, яко пагубу блаженства и совершенствования соотечественников своих.

Словом, он благонравен! Вот другой верный знак сына отечества!Третий же и, как кажется, последний отличительнейший знак сына отечества, когда он благороден. Благороден же есть тот, кто учинил себя знаменитым мудрыми и человеколюбивыми качествами и поступками своими; кто сияет в обществе разумом и добродетелию и, будучи воспламенен истинно мудрым любочестием, все сили и старания свои к тому единственно устремляет, чтобы, повинуясь законам и блюстителем оных, предержащим властям, как всего себя, так и все, что он ни имеет, не почитать иначе, как принадлежащим отечеству, употреблять оное так, как вверенный ему залог благоволения соотчичей и государя своего, который есть отец народа, ничего не щадя для блага отечества.

Тот есть прямо благороден, которого сердце не может не трепетать от нежной радости при едином имени отечества и который не инако чувствует при том воспоминании (которое в нем непрестанно), как бы то говорено было о драгоценнейшей всего на свете его части. Он не жертвует благом оечества предрассудкам, кои мечутся, яко блистательные, в глазах его; всем жертвует для блага оного: верховная его награда состоит в добродетели, то есть в той внутренней стройности всех наклонностей и хотений, которую премудрый творец вливает в непорочное сердце и которой в ее тишине и удовольствии ничто в свете уподобиться не может. Ибо истинное благородство есть добродетельные поступки, оживотворяемые истинною честию, которая не инде находится, как в беспрерывном благотворении роду человеческому, а преимущественно своим соотечественникам, воздавая каждому по достоинству и по предписуемым законам естества и народоправления.

Украшенные сими единственно качествами как в просвещенной древности, так и ныне почтены истинными хвалами. И вот третий отличительный знак сына отечества!Но сколь ни блистательны, сколь ни славны, ни восхитительны для всякого благомыслящего сердца сии качества сына отечества и хотя всяк сроден иметь оные, но не могут, однакож, не быть нечисты, смешаны, темны, запутаны, без надлежащего воспитания и просвещения науками и знаниями, без коих наилучшая сия способность человека удобно, как всегда то было и есть, превращается в самые вреднейшие побуждения и стремления и наводняет целые государства злочестиями, беспокойствами, раздорами и неустройством. Ибо тогда понятия человеческие бывают темны, сбивчивы и совсем химерические.

Почему прежде, нежели пожелает кто иметь помянутые качества истинного человека, нужно, чтобы прежде приучил дух свой к трудолюбию, прилежанию, повиновению, скромности, умному состраданию, к охоте благотворить всем, к любви отечества, к желанию подражать великим в том примерам, також к любви к наукам и художествам, сколько позволяет отправляемое в общижитии звание; применился бы к упражнению в истории и философии или любомудрии, не школьном, для словопрения единственно обращенном, но в истинном, научающем человека истинным его обязанностям; а для очищения вкуса возлюбил бы рассматривание живописи великих художников, музыки, изваяния, архитектуры или зодчества.

Сложившись из пестрых этнических элементов, как в свое время народ Египта, русская нация оказалась, как и он, сильнейшей творческой силой в кругу сочетавшихся с ней в единой культуре меньших народов.Сверхнароду Российскому предстоит рано или поздно стать во главе созидания интеррелигии и интеркультуры. Возможно, что в дальнейшем ведущие роли в этом процессе перейдут к другим народам, но задача закладывания основ ляжет, по-видимому, именно на его плечи. Такому народу больше, чем какому-нибудь другому, необходимо не только знание, но и душевное понимание чужих психологий, умение синтетически претворять и любить другие умственные уклады, культурные облики, жизненные идеалы, иные рассовые и национальные выражения духа.

Что же могло бы сильнее способствовать этому, как не взаимопроникновение, дружеское и, конечно, не единиц, а именно широких слоев, с историческими реальностями других культур? Что иное могло бы так уберечь от навязывания другим народам именно своего и только своего социально-политического строя, именно у нас господствующего в данный момент мировоззрения? В нашей истории должно было быть, но, к великому горю нашему и всего мира, не совершилось культурное паломничество на Восток и Юг.Пока мы не освободимся от нашей национально-культурной спеси, пока не перестанем чувствовать так, как если бы Россия и в самом деле была лучшей страной на свете, до тех пор из нашего огромного массива не получится ничего, кроме деспотической угрозы для человечества.

Избытком трезвости, практичности, методичности и организованности мы не страдаем. Наша слабость и опасность как раз обратная: мечтательность и пассивность, расчет на то, что все как то само собою образуется.Сама вера в Святую Русь, убеждение, что вне ее нет спасительных путей для России – вот основной духовный капитал, без которого мы – ничто. Но вера без дел мертва. Творческая вера требует не созерцания только, но и действия. А действие требует плана, метода, техники, организации и терпеливой работы. Иначе из ничего ничего и не выходит. Иначе мечту растреплют буйные ветры враждебных темных сил, торжествующих в мире сем и несклонных слагать оружия до конца времен. Силы эти дьявольски напряжены, неустанно активны, вооружены всей новейшей техникой идейной агитации, организованности, власти и силы. Восстать и победить их можно только равным оружием.Никто за Святой руси не сделает, если не сделаем ее мы сами.

Под лежачий камень вода не течет.Мы не захолустье балканизированной Европы. Мы – великая континентальная многоплеменная империя. И в то же время не какая то торговая компания, а подлинный Третий Рим, имеющий всемирную культурную христианскую миссию. Создать имперский мир pax russica на отведенных нам Промыслом просторах, закрепить на них действие русской культуры и внутренно преобразить ее духом Православия – это задача для гения. Это неотменимый, богоопределенный путь служения Великой России, внутренно – Святой Руси. Это прирожденная нам русским историческая миссия. Дело воссоздания Святой Руси – дело не наше только домашнее, а всемирное. Осрамиться на этом мировом экзамене положительного строительства Святой Руси мы не имеем права.

Всякий народ, в особенности всякий великий народ, претендует на то, что он несет человечеству какую-то свою идею.Я отстаиваю идею русского империализма, то есть идею построения великого и многонационального "содружества наций". Нужно, наконец, назвать вещи своими именами: всякий народ есть народ империалистический, ибо всякий хочет построить империю и всякий хочет построить ее на свой образец: немцы на основах расовой дисциплины, англичане – на базе коммерческого расчета, американцы – на своих деловых методах, римляне строили на основах права, мы строим на основах православия. Русскую систему я естественно считаю наилучшей.

Мы обязаны констатировать тот факт, что мечта об объединении человечества в "едино стадо", в единое общежитие – есть древнейшая мечта всей человеческой культуры. Ее нужно констатировать как факт. Десятки государственных образований, десятки религий, сотни философий и прочего пытались объединить, если не весь мир, то, по крайней мере, его культурную часть. Одно время это почти удалось Риму. В настоящее время имеется два и только два конкурента: Россия и англосаксонский мир. И сейчас, как и всегда, имеется три и только три варианта для "мира всего мира": диктатура, монархия и республика.

На нашей первоначальной истории не лежит пятно завоевания. Кровь и вражда не служили основанием государству русскому, и деды не завещали внукам преданий ненависти и мщения. Церковь, ограничив круг своего действия, никогда не утрачивала чистоты своей жизни внутренней и не проповедовала детям своим уроков неправосудия и насилия. Простота устройства областного не чужда была истины человеческой, и закон справедливости и любви взаимной служил основанием этого быта, почти патриархального. Теперь, когда эпоха создания государственного кончилась, когда связались колоссальные массы в одно целое, несокрушимое для внешней вражды, настало для нас время понимать, что человек достигает своей нравственной цели только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех каждому.

Таким образом, мы будем подвигаться вперед смело и безошибочно, занимая случайные открытия Запада, но придавая им смысл более глубокий, или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории церкви и законов ее – светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской, потому что они были основаны на святости уз семейных и на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда, в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью.

Велик и благороден подвиг всякого человека на земле: подвиг русского исполнен надежды. Не жалеть о лучшем прошедшем, не скорбеть о некогда бывшей Вере должны мы, как западный человек; но помня с отрадою о живой Вере наших предков, надеяться, что она озарит и проникнет еще полнее наших потомков; помня о прекрасных плодах божественного начала нашего просвещения в старой Руси, ожидать и надеяться, что, с помощью божиею, та цельность, которая выражалась только в отдельных проявлениях, беспрестанно исчезавших в смуте и мятеже многострадальной истории, выразится во всей своей многосторонней полноте в будущей мирной и сознательной Руси.

Запад, самоосужденный силою своего развившегося рационализма, предлагает своим сынам только выбор между двумя равно тягостными существованиями: или безнадежное искание истины по путям, уже признанным за ложные, или отречение от всего своего прошедшего, чтобы возвратится к истине. Русская земля предлагает своим чадам, чтобы пребывать в истине, средство простое и легкое неиспорченному сердцу: полюбить ее, ее прошлую жизнь и ее истинную сущность, не смущаясь и не соблазняясь никакими случайными и внешними наплывами, которых не мог избегнуть никакой народ новой истории, создавшей неизвестное древности общество народов.Истина дается тому, кто ее ищет добросовестно, а всякая истина служит Богу. Пусть только каждый из нас исполняет долг свой по мере сил, трудясь над своим умственным и нравственным усовершенствованием и, сколько может, обогащая братий своих своими мысленными приобретениями.

Россия не блестела ни художествами, ни учеными изобретениями, не имея времени развиться в этом отношении самобытно и не принимая чужого развития, основанного на ложном взгляде и потому враждебного ее христианскому духу. Но зато в ней хранилось первое условие развития правильного, требующего только времени и благоприятных обстоятельств; в ней собиралось и жило то устроительное начало знания, та философия христианства, которая одна может дать правильное основание наукам. Все святые отцы греческие, не исключая самых глубоких писателей, были переведены, и читаны, и переписываемы, и изучаемы в тишине наших монастырей, этих святых зародышей несбывшихся университетов. И эти монастыри были в живом, беспрестанном соприкосновении с народом.

Восточная отрасль русского племени образовалась частью из переселенцев из Малороссии и северо-западного края на финской земле, частью из обрусевших финов. Русские переселенцы, под влиянием новых условий, на новой почве, получили иной характер, отличный от первоначального корня, от которого отделились; с другой стороны, обрусевшие финские племена внесли новую кровь, новые физиологические элементы в младшую ветвь русского племени. Эта ветвь давно отличается от своих родичей заметными, выдающимися нравственными и физическими чертами и, следовательно, давно уже успела образоваться и получить свою особую физиономию.

К тому времени, когда начало слагаться Московское государство, процесс ее образования уже вполне совершился, новая племенная отрасль сложилась вполне.В образовании великорусской ветви, ее расселении и обрусении финнов состоит интимная, внутренняя история русского народа, оставшаяся доселе как-то в тени, почти забытая; а между тем в ней-то именно и лежит ключ ко всему ходу русской истории. Самым важным и любопытным временем является именно начало колонизации и обрусения финнов, когда великорусская ветвь стала слагаться.В XI или XII веке переселенцы двинулись разными путями из Западной России на восток, в финские земли.

Туземцы, финские племена, разбросанные на огромном пространстве нынешней Великороссии, подпали постепенно под власть и влияние переселенцев и, может быть, смешались с ними, всего вероятнее – стали постепенно обрусевать, и таким образом внесли новую кровь, новые элементы в русское начало, принесенное колонистами с запада. Под влиянием новой почвы, новой обстановки и притока финской крови сложилась постепенно новая ветвь русского племени. На характере великороссов отразилась история их происхождения и постепенного образования; а характер этот, в свою очередь, определил особенности гражданского и государственного строя, который образовался у этого удивительного народа. Переселенец стал на новой почве колонизатором и распространился постепенно по громадной территории. В вековых трудах расселения образовалась та подвижность, то уменье найтись в трудных обстоятельствах, тот практический такт в сношениях с инородцами, которыми так отличается великороссиянин перед своими соплеменниками.

Западнорусские переселенцы были уже христианами, когда перешли в новую родину, и перенесли на финскую почву церковь восточного исповедания, со всеми ее учреждениями. Несмотря на то, что языческое миросозерцание упорно держалось между колонистами, название христианина стало отличительным их признаком посреди язычников-туземцев и надолго заменило сознание народности. Русский и православный, в народном понятии, одно и то же; православный, хотя бы и не русский по происхождению, все-таки считается русским; природный русский, но не православной веры, не признается за русского.

И так в Великороссии христианская вера восточного исповедования стала народным знаменем, заступала место народности. Этим объясняется огромное политическое значение православия в Великороссии.Характерное явление русской жизни, получившее свой особый оттенок в Великороссии, есть склонность к молодечеству, к разгулу, к безграничной свободе – удаль, не знающая ни цели, ни предела.

Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, в виду печальных явлений, окружавших нас со всех сторон, надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные останки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения. К счастью, Россия сохранила теплую веру в спасительные начала, без коих она не может благоденствовать, усиливаться, жить. Искренне и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский искони взирал на нее как на залог счастия общественного и семейственного.

Без любви к вере предков, народ, как и частный человек, должен погибнуть.Русский, преданный отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов нашего
православия, сколь и на похищение одного перла из венца Мономаха.
Самодержавие составляет главное условие политического существования России. Русский колосс упирается на нем, как на краеугольном камне своего величия. Спасительное убеждение, что Россия живет и охраняется духом самодержавия сильного, человеколюбивого, просвещенного, должно проникать народное воспитание и с ним развиваться. Наряду с сими двумя национальными началами, находится и третье, не менее важное, не менее сильное – народность.

Вопрос о народности не имеет того единства, как предыдущий, но тот и другой проистекают из одного источника и связуются на каждой странице истории Русского царства. Относительно к народности все затруднение заключалось в соглашении древних и новых понятий; но народность не заставляет идти назад или останавливаться; она не требует неподвижности в идеях. Государственный состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид свой по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия изменяться не должна. Неуместно было бы противиться этому периодическому ходу вещей.

Довольно, если мы сохраним неприкосновенным святилище наших народных понятий, если примем их за основную мысль правительства, особенно в отношении к отечественному воспитанию.Вот те главные начала, которые надлежало включить в систему общественного образования, чтобы она соединяла выгоды нашего времени с преданиями прошедшего и с надеждами будущего, чтобы народное воспитание соответствовало нашему порядку вещей и было не чуждо европейского духа. Просвещение настоящего и будущего поколений, в соединенном духе этих трех начал, составляет бессомненно, одну из лучших надежд и главнейших потребностей времени.

Именно из недовольства нашим нынешним развитием, из отчаяния, наводимого характером нашего общества, рождаются мечты о каком-то исключительном нашем положении и призвании в будущем. Мнение, будто бы именно мы должны стать руководителями человечества, при развитии высших фазисов цивилизации, основывается на двух предположениях, проповедуемых в большей части книг, не только у нас, но и на Западе, но тем не менее совершенно фальшивых. Во-первых, предполагается, что народы латинского и немецкого племени уже ввели в историческое дело все силы, которыми располагают, так что у них нет новых сил для создания новой жизни, совершенно непохожей на прежнюю; во-вторых, предполагается, что мы народ совершенно свежий, характер которого еще не сложился, а только теперь в первый раз слагается, силы которого ни на что не были расходованы.Мы уже говорили, что это неправда.

Мы также имели свою историю, долгую, сформировавшую наш характер, наполнившую нас преданиями, от которых нам так же трудно отказываться, как западным европейцам от своих понятий; нам также должно не воспитываться, а перевоспитываться. Основное наше понятие, упорнейшее наше предание – то, что мы во все вносим идею произвола. Юридические формы и личные усилия для нас кажутся бессильны и даже смешны, мы ждем всего, мы хотим все сделать силою прихоти, бесконтрольного решения, на сознательное содействие, на самопроизвольную готовность и способность других мы не надеемся, мы не хотим вести дела этими способами: первое условие успеха, даже в справедливых и добрых намерениях, для каждого из нас то, чтобы другие беспрекословно и слепо повиновались всему. Каждый из нас маленький Наполеон, или, лучше сказать, Батый.

Но если кажды из нас Батый, то что же происходит с обществом, которое все состоит из Батыев? Каждый из них измеряет силы другого, и, по зрелом соображении, в каждом кругу, в каждом деле оказывается архи-Батый, которому простые Батыи повинуются так же безусловно, как им в свою очередь повинуются баскаки, а баскакам – простые татары, из которых каждый тоже держит себя Батыем и в покоренном ему кружке завоеванного племени, и, что всего прелестнее, само это племя привыкло считать, что так тому делу и следует быть и что иначе невозможно. Весь этот сонм азиатских идей и фактов составляет плотную кольчугу, кольца которой очень крепки и очень крепко связаны между собой, так что Бог знает, сколько поколений пройдут на нашей земле, прежде чем кольчуга перержавеет и будут в ее прорехи достигать нашей груди чувства, приличные цивилизованным людям.Запад, далеко опередивший нас, далеко еще не исчерпал своих сил, – в этом отношении он таков же, как мы: страна, едва возделанная в немногих местах, безмерные долины, которых не касался плуг. Новая жизнь возникает в этих только начинающих оживляться пространствах.

Византийские идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Русь.Византизм дал нам силу перенести татарский погром и долгое данничество. Византийский образ Спаса осенял на великокняжеском знамени верующие войска Дмитрия на том бранном поле, где мы впервые показали татарам, что Русь московская уже не прежняя раздробленная, растерзанная Русь!Византизм дал нам всю силу нашу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией и с Турцией. Под его знаменем, если мы будем ему верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя все благородное, осмелилась когда-нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости!

Византийский дух, византийские начала и влияния, как сложная ткань нервной системы, проникают насквозь весь великорусский общественный организм.Даже все почти большие бунты наши никогда не имели ни протестантского, ни либерально-демократического характера, а носили на себе своеобразную печать лжелегитимизма, т.е. того же родового и религиозного монархического начала, которое создало все наше государственное величие.Бунт Стеньки Разина не устоял, как только его люди убедились, что государь не согласен с их атаманом. К тому же Разин постоянно старался показать, что он воюет не против крови царской, а только противу бояр и согласного с ними духовенства.

Пугачев был умнее, чтобы бороться против правительства Екатерины, которого сила была несравненно больше сил допетровской Руси; он обманул народ, он воспользовался тем легитимизмом великорусским, о котором я говорил.Нечто подобное же хотели пустить в ход и наши молодые европейские якобинцы 20-х годов.Монархическое начало является у нас единственным организующим началом, главным орудием дисциплины, и это же самое начало служдит знаменем бунта? Да! Это так, и это еще невелико несчастье. Без великих волнений не может прожить ни один великий народ.

Но есть разные волнения. Есть волнения вовремя, ранние, и есть волнения не вовремя, поздние. Ранние способсивуют созиданию, поздние ускоряют гибель народа и государства.До сих пор все наши волнения пришли вовремя, и с ними именно потому и можно было справиться, что в душах бунтующих были глубокие консервативные начала, потому что все наши бунты имели более или менее самозваннический или мнимо легитимный характер.Это раз. А с другой стороны, тут и неестественного ничего нет. Если какое-нибудь начало так сильно, как у нас монархическое, если это начало так глубоко проникает всю национальную жизнь, то понятно, что оно должно, так сказать, разнообразно извиваться, изворачиваться и даже извращаться иногда под влиянием разнородных и переходящих условий. Я осмелюсь даже, не колеблясь, сказать, что никакое польское восстание и никакая пугачевщина не могут повредить России так, как могла бы ей повредить очень мирная, очень законная демократическая конституция.

Бесспорно, демократический идеал прекрасен. Но где же осуществление? !Основа демократии – народоправство. Но при низкой культуре масс, для управления, над массами неизбежно выдвигаются "вожди", не всегда безупречные, и демократия вырождается в "управление кучки", которая ревниво цепляется за власть, играя на слабостях наивного народа, на его страсти к равенству, пусть даже к призрачному равенству, – хотя бы в рабстве нищете! Ну и дают ему и то, и другое.Верно, ни в одной государственной форме не встретить совершенства. Без "людей" любая форма – ничто. Чудесное вино будет чудесным – пьешь ли его из царской братины или из республиканского бокала. Все дело в людях! Не в формах дело, а в чем-то совсем ином.Найдите сущность, повелевающую без насилия, без подавления человека, – жизнь расцветет чудесно – под всеми ярлыками. Я вижу только одну такую сущность:Возрождение жизни на основе религиозной, на основе высоконравственной, – Евангельское учение деятельной Любви.

Итак, три вида путей. Первый – долой императивы высшего, нравственного порядка, и пусть интересы материальные, цели производства и потребления руководят при диктатуре пролетариата, или, вернее, кучки. Второй – руководят и нравственные мотивы при власти как бы "аристократической соли". Но без религиозного оживления, без высокодуховного воодушевления – этот путь будет взорван жаждущими благ земных, – м затеряется, отомрет.Но намечается путь живой; устроение жизни на основе религиозно-нравственного пылания, на жажде деятельной любви. На этом пути народы должны признать, после горчайшего опыта, что есть в мире Божественная воля, перед которой, как перед Высшим судией, как перед Идеалом, должна преклонится заблудшая воля человека, этого несчастного Прометея, растерявшего весь огонь.

Будущее от этого зависит. Который же путь изберет Россия? Возрождение будет, если за основу строительства взято будет подлинное Христово слово, во всей глубине его: ни злобы, ни разделений на умытых и неумытых, на иудеев и эллинов, на бедных и богатых. Все – граждане, и все – братья, и все одно! Только такая власть, только с Такими заповедями поведет к чудесному Идеалу, о котором тщетно мечтать демократии. Власть деятелей любви и воли, покорная Богу? Слову как Высшей Воле. Как ее назовут – кто скажет? Но создастся ли власть такая – ведь это граничит с чудом! Если сумеют понять духовные недра нашего народа, если поверит народ, что не обманывают его, – может случиться чудо. Народ это чудо может родить из недр. Ибо Солнца жаждет после кромешной тьмы. Неба – после залившей грязи.Путь религиозного обновления жизни – истинный путь духовного демократизма. иных путей возрождения не будет. Или – не будет и возрождения.

Здоровое социальное общежитие может быть основано только на неразрывной связи человека с Богом, религией; безрелигиозное общежитие, безрелигиозная государственность должны быть отвергнуты.Общество, которое поддается исключительной заботе о земных благах, рано или поздно лишится и их, – таков страшный урок, просвечивающий из опыта русской революции.Евразийцы – православные люди. И Православная Церковь есть тот светильник, который им светит; к Ней, к Ее Дарам и Ее Благодати зовут они своих соотечественников… Православная Церковь есть осуществление высшей свободы; ее начало – согласие, в противоположность началу власти, господствующему в отделившейся от Нее Римской Церкви. И кажется евразийцам: в суровых делах духовно-церковных – только благодатная свобода и согласие суть благие руководители.С точки зрения евразийцев, задача заключается в том, чтобы мерзость и преступление искупить и преобразить созданием новой религиозной эпохи, которая греховное, темное и страшное переплавила бы в источающее свет.

А это возможно не в порядке диалектического раскрытия истории, которая механически, "по марксистски", превращала бы все "злое" в "доброе", а в процессе внутреннего накопления нравственной силы.Единственное непорочное выражение христианства есть Православная Церковь, ныне достигшая наибольшего раскрытия в Русской Церкви, которая главенствует среди других Православных и на себя приняла главный натиск зла. Историческая задача русского народа заключается в том, что он должен осуществить себя в своей Церкви и должен, себя в ней развивая, то есть осуществляя и познавая ее, путем исповедничества и самораскрытия создать возможность самораскрытия в Православии и для "неплодящей языческой церкви", и для мира, отпавшего в ересь.Очевидно, что Православная идея для своего осуществления требует не ненависти, а любви, что она отрицает убийства, насилия, грабежи и обманы.

Великий спор «славянофилов» и «западников», ставший главной темой всей русской философии и культуры, так ничего и не решил.Обе эти противоположные системы равно рухнули в результате катаклизма, произведенного революцией.Вопреки всем мессианским пророчествам "славянофилов", которые надеялись, что Россия изберет исторический путь, совершенно новый и не зависящий от старой Европы, перед которой они преклонялись лишь как перед священной могилой, коммунистическая революция бросила Россию в объятия марксизма, системы самой что ни на есть европейской, западной. Но, поразительная вещь, эта гипернациональная система сама довольно быстро подверглась изменению, и Россия вновь впала в чистейший национализм и шовинизм, которые вновь коренным образом отделили ее от европейской культуры.

Это означает, что спустя 21 год после катастрофической революции Россия не сумела, не захотела, не смогла решить свою основную историческую проблему. Впрочем, как бы она это сделала, если ей никогда не удавалось ни придать стабильность своей культуре, ни укрепить свои традиции? Как и всегда, она стоит на перекрестке, напротив Европы, но повернувшись к ней спиной.В различные периоды своего развития, своих исторических метаморфоз Россия всегда предавала сама себя, всегда подрывала основы своей собственной культуры и ниспровергала ценности предшествующих этапов.И когда она теперь по необходимости вынуждена вернуться к своим традициям, она удовлетворяется лишь их схемой, не понимая, что их внутреннее значение, сама их жизнь полностью исчезла.

Таков узел этой велкиой трагедии.Обновление плодотворно лишь в том случае, когда сочетается с уважением к традиции. Диалектика жизни требует, чтобы обновление и традиция развивались и подтверждали друг друга в одновременном процессе. Так вот, Россия видела только консерватизм без обновления или революцию в отрыве от традиции, отчего и происходит это грандиозное колебание над бездной, которое всегда рождало у меня головокружение.