Русский кабак и трактир. Их социальные роли

Во всем мире известна русская традиция гостеприимства, застолья с водкой, широко распространен миф о традиционном русском пьянстве. Чтобы разобраться в этом феномене и шире взглянуть на роль горячительных напитков в русской культуре, предлагаем вашему вниманию статью о значении питейных заведений в России конца ХIХ века в городе и деревне. В русской культуре общественные места играли своеобразную и очень важную роль. В какой-то мере это касалось больше деревенского уклада жизни, где кабаки были средоточием общественной жизни. И в деревне, и в городе эти питейные заведения играли схожие роли, а именно – были центром информации, торговой биржей, клубом «по интересам».

Внимательный исследователь любого историко-культурного явления обязательно учитывает не только сами факты, попадающие в поле зрения, но и то, как они интерпретируются их свидетелями-современниками. Для адекватного понимания исторического явления необходимо знать позицию наблюдателя данного явления – понимать его точку зрения. Это в полной мере касается нашей темы питейных заведений в России. Если брать во внимание только точку зрения образованного общества и поборников трезвости, то получится, что питейные заведения были самыми вредными для здоровья и опасными для нравственности местами, которые следовало бы просто запретить.

А вот государственные же чиновники, хотя и признававшие отрицательное влияние кабаков, стояли на менее радикальных позициях: они кабак рассматривали как источник регулярных денежных поступлений в казну и постоянно старались через реформы примирить нравственную и финансовую стороны вопроса. Однако было бы неверным сводить существование кабака только к проблеме пьянства и финансовых интересов, поскольку такой подход не учитывает отношение к кабакам и трактирам самих посетителей. Чем являлись кабаки и трактиры для тех, кто не в теории, а на практике знал эти заведения? Зачем люди шли туда? Только ли за алкоголем, как считали поборники трезвости?

Литературные тексты, этнографические и архивные материалы дают нам возможность пролить свет на эту сторону русской жизни, без которой любые суждения о кабаке были бы далеко не полными. Интересно, что многие писатели второй половины ХIХ века, описывающие «трактирный и кабацкий мир» сами были посетителями таких заведений. Поэтому неудивительно, что в творчестве, к примеру, Ф. Достоевского, как отмечалось исследователями, «истинная жизнь» протекала не только «на улицах», «во дворах, где слышен тоскливый плач шарманки», но и «в трактирах, где ярко вспыхивают неожиданные мысли и трепещут струны в душах странных людей».

Когда присматриваешься к особенностям крестьянского и городского быта того времени, то становится очевидным, что питейные заведения играли очень важную роль в общественной жизни России. Поэтому существующие пословицы «Кабак и яма – стой прямо!», «В кабак попасть – там и пропасть» – отражают только одну сторону действительности. Другая же точка зрения такова: «Людей повидать, в кабаках побывать».

Кабак как место общения

Проводить свободное время в кабаке было обыкновением для деревенских жителей. Именно в деревне, где развлечений очень немного, кабак, особенно для мужской части населения, играл особую и очень важную роль. Ведь где можно было пообщаться, повстречаться в деревне? Традиционными «местами встреч» были – церковь, кабак, колодец, прорубь и изба старосты. Причем выбор того или иного места зависел от пола или возраста человека. Церковь и колодец считались , скорее, женским пространством, а кабак или изба старосты – мужским.

Строго говоря, кабак был местом мужских общих интересов.

Церковь – та была открыта для всех.

А вот доступ в кабак строго ограничивался только для лиц мужского пола. Разумеется, такое распределение публичного пространства влияло на течение и организацию общественной жизни. Для мужчин питейные заведения были местом отдыха, т.е. естественная потребность разделения труда и досуга вела в кабак. В России для мужчин эти места стали дополнением и к праздничному общему коллективному веселью. Вообще, кабак – это мужской мир, в котором действуют свои правила поведения и отношений, свой этикет, свои интересы и темы для разговоров. Здесь важно не столько то, что «в кабаке все равны», а то, что здесь все мужчины – «свои». Совместная выпивка объединяет мужчин для удовольствия, для развлечений, деловых контактов.

В этом смысле, кабак – это бегство из дома в другой дом, в мир себе подобных, равных, где гендерными отношениями легче управлять. Для мужчин посещение кабака не было чем-то эпизодическим, это было неотъемлемой частью деловых будней. Свидетели тех дней дружно утверждали, что «свободное время крестьяне по преимуществу проводят у кабака». Иными словами, кабак для крестьянина был любимым местом времяпровождения (как, скажем, для французов кафе или бистро): «Кабак для крестьян играет роль клуба, куда они сходятся по вечерам коротать время. Днем в кабаке крестьян бывает мало, но вечером туда трудно проникнуть. Сюда собираются не столько для того, чтобы пить, но чтобы повидаться с сельчанами и перекинуться парой слов».

Даже те, кто отрицательно относился к кабаку, признавали, что «трактир, постоялый двор и кабак играют роль не только притонов пьянства и разгула – совсем нет. Для большинства посетителей кабаки – это такие таких заведений, где можно посидеть час-другой, отдохнуть от тяжелого труда». Однако, судя по архивным свидетельствам, крестьяне редко были завсегдатаями» кабаков, т.е. не оставались в них целыми днями. «Завсегдатаев кабака», т.е. «настоящих пьяниц» мир осуждал, они всегда были «на примете». Иными словами, если быть «завсегдатаем» кабака считалось постыдным, то проводить там мужчинам свободное от работы время было не только незазорным, но, наоборот – даже регламентированным.

В этом смысле, интересно упомянуть о существующей в деревнях традиции «посиделок» и «засидок», – т.е. времени, специально отведенного на гулянье перед началом полевых работ. Такие дни выделялись как мужчинам, так и женщинам. Под названием «посиделок» подразумевалось время, определенное деревенским девушкам-невестам себе для гуляния – перед тем, как им заняться своими обычными осенними и зимними работами. Посиделки бывали в конце сентября или в начале октября, они начинались обычно в воскресенье и длились неделю. Нечто подобное представляли мужские «засидки», устраиваемые с 8 по 14 сентября.

В таких «засидках» принимали участие слесаря, бочары, столяры и вообще все те люди, кто после 14 сентября начинали заниматься своим профессиональным делом ради постоянного заработка. Показательно, что засидки проводились, по большей части, именно в кабаке. Вместе с тем, посещение кабака в свободное время можно расценивать и как возможность выпить спиртное в те дни, когда нет праздников. Именно поэтому, когда на спиртное установилась монополия государства, и кабаки закрыли, то крестьяне дружно выразили свое недовольство. Альтернатива, предложенная правительством («пить дома») – крестьянами не принималась.

Когда отменили кабаки, то исчезло то место, где крестьянам можно было свободно собираться вместе. «А через это крестьяне лишились своих обычных развлечений, т.к. в частный дом собираться неудобно, а в кабак каждый шел без опаски, считая его общественным местом, куда может явиться каждый и сидеть здесь сколько ему угодно». На замечания властей, что «ведь если нельзя пить в кабаке, то можно пьянствовать и дома, в семье», – крестьяне, усмехаясь, заявляли, что «это никоим образом невозможно». Потому что «дома пьют водку при случае», – объясняли крестьяне. – «Гость ли, там, пришел, али случай какой, али праздник, а так запросто, принести водку невозможно, глаза выдерут бабы».

Поэтому когда установилась монополия, то в каждой деревне появился свой потайной шинок, который содержала обычно какая-нибудь вдова. Есть свидетельства того времени, что «всякий мужик, разумеется, охотнее пьет в гостях или в шинке, чем дома». При существовании потайного шинка в деревне – дома совсем не пьют (за исключением свадеб и крестильных обрядов.) Также, что «если в деревне есть шинок, то позавтракавши и направляясь в поле, мужик туда заходит и выпивает свой шкалик». Когда был отменен кабак, его место заняли трактиры, и поэтому некоторые очевидцы писали, что «роль кабаков как общественных собраний ничтожна, т.к. в этом отношении первенство имеют трактиры».

В действительности, проводить свободное время в кабаке или ином питейном заведении было излюбленным занятием не только деревенского населения. Развлечься и отдохнуть в питейные заведения ходили и горожане, с той только разницей, что развлечения городским жителям предлагали, в основном, не кабаки, а трактиры, где можно было занимательно развлекаться: играть в бильярд, в карты, слушать музыку. Особый интерес представлял тип трактиров, где посетители собирались проводить свое свободное время, так сказать, по интересам, т.е. предаваясь своему любимому занятию. Такие трактиры существовали в столичных городах – в Москве и Петербурге, и предлагали они развлечения самые разнообразные.

В Москве в 1840 годах были трактиры для меломанов-гастрономов, т.е. таких посетителей, которые «привыкли кушать – непременно под музыку». Своеобразный тип меломанов составляли любители соловьиного пения. Чтобы послушать пение птиц, они сходились в определенных трактирах, где для этого везде висели клетки с певчими птицами. Также большой популярностью пользовался в Москве трактир с огромной голубятней, куда ходили любители голубей. В этом же трактире проводились петушиные бои. Существовали и трактиры для любителей конных скачек, в них обсуждались бега и делались ставки. Свой трактир для встреч имели и известные московские охотники. Интеллигентная публика также любила проводить время в трактирах.

Если у сотрудников газет и журналов не было своего постоянного заведения, то издатели собирались в определенном трактире в Москве, «откуда шло просвещение по всей сермяжной Руси». Проводить время в трактирах просто для общения любила и писательская среда. О таких местах в Петербурге повествует в своих воспоминаниях П. Быков. Писатели-разночинцы были большей частью бедны и не могли обедать в ресторанах, зато проводили время в кабаках и трактирах средней руки. Посетителями трактира-клуба были писатели К. Сачков, П. Горский, А. Иволгин, В. Крестовский, В. Тиханович, А. Григорьев, Ф. Тютчев, Н. Лесков, И. Панаев, А. Афанасьев-Чужбинский.

Особой популярностью среди литераторов пользовался в Петербурге и «ресторанчик Зееста», находившийся в деревянном одноэтажном доме на площади Александринского театра, где собирались А. Григорьев, Вс. Крестовский, А. Левитов, а после спектакля бывало много актеров. В таких трактирах благодаря общим интересам объединялись за «круглым столом, вкусным обедом и добрым вином, искали освежения и пищи для души и ума». Здесь обыкновенно засиживались «до запора» по трактирному выражению, – т.е. до закрытия заведения». По сути, проводить время в компании отвечает естественной потребности человека общаться, встречаться с единомышленниками, с людьми, с которыми разделяешь одинаковые интересы и имеешь общие взгляды на мир.

А для русских с их традициями коллективизма, тяготением друг к другу, открытостью и любовью «пообщаться» привычка заглядывать при каждом случае в трактир – более, чем естественна. Нейтральная территория кабаков, трактиров, ресторанов оказывалась для этого исключительно подходящей, так как предлагала полную свободу общения: на почве общих развлечений и дискуссий незнакомые становились знакомыми, знакомые – возможно, друзьями. Зачем идут в кабак? «Не то, чтобы пить, а с добрыми людьми посидеть (побеседовать) любить», «Людей повидать – в кабаках побывать». В существующих пословицах на эту тему нет никакого преувеличения: «Где кабачок, там и мужичок», «Где кабачок, там и мой дружок».

Кабак и купеческий размах

Кабаки и трактиры давали возможность освободиться от ежедневных забот и выйти за пределы рутины. Свободное поведение и веселье, характерные для этих мест, позволяло их посетителям полностью раскрепоститься, и даже – выйти за рамки дозволенного, причем в любой желанный момент. В этом смысле, ярким примером свободного поведения в питейном заведении является бытовавшая среди русских купцов традиция кутить в трактирах. Для купеческой среды «пойти в трактир» – было отдыхом от профессиональной каждодневной рутины. По своей социальной и психофизиологической функции отдых должен строиться как прямая противоположность обычному строю жизни.

Только в этом случае отдых может стать переключением, разрядкой, т.е. развлечением. В купеческой среде строгой «чинности» обычного бытия противостоял «загул», причем безграничный, не знающий меры. Иными словами, для нравов русского купечества было характерно пьянство, причем купец по своему уставу 1807 года имел легальное право на «запой», трактуемый как «болезнь души». На «малый запой» отводилась неделя, на «большой» – до месяца. На двери купеческой лавки ХIХ века в таких случаях вывешивалось объявление: «Тит Тытич в запое-с». В ХVIII и ХIХ столетиях пьянству предавались и купцы-миллионеры.

Причем оно сопровождалось непомерным мотовством. Ф. Булгарин писал: «Каждый богатый купец почитает обязанностью погулять несколько дней в году, и трактирщики, развратницы и шулеры дожидаются этих радостных дней, воспользоваться затемнением рассудка богатого купца, ощипать его как липку». И этому явлению было свое объяснение. В воспоминаниях о Москве второй половины ХIХ века современники отмечали, что «общественная жизнь среди купечества была мало развита. Купцы, кроме своих лавок и амбаров, трактиров и ресторанов, визитов друг к другу почти не появлялись в общественных местах». По сути, отсутствие активной общественной жизни и компенсировалось посещением трактиров.

В Москве одним из самых любимых мест сбора купцов был «Трактир Бубнова». В этом трактире внизу помещалась знаменитая «Бубновская дыра»: помещение «дыры» состояло из небольшого подвала без окон, с перегородками, в каждом таком отделении стоял стол. «В этих темных и грязных помещениях ежедневно с самого раннего утра и до поздней ночи происходило непробудное пьянство купцов. Они чувствовали себя там прекрасно, без воздуха и света, потому что в отсутствие женщин там можно было говорить, петь, ругаться и кричать громким голосом и откровенно – о самых интимных и щекотливых предметах. Общая картина «Бубновской дыры» была похожа на филиальное отделение ада, где грешники с диким криком, смехом, а иногда и с пьяными слезами убивали себя алкоголем.

В «Бубновской дыре» некоторые купцы ухитрялись пропивать целые состояния». Иными словами, трактиры были излюбленным местом купеческого кутежа. Купеческие гуляния – особая тема в русской литературе. Многие авторы конца ХIХ века уделили ей особо пристальное внимание. Трактирные «оргии» напоминали настоящие карнавальные мизансцены. Одним из их любимых развлечений был так называемый «аквариум»: выдвигали на середину комнаты рояль, лили в него несколько бутылок шампанского и пускали плавать сардинки или кильки. Во время процедуры тапер должен был играть бравурный марш. Популярны были и «живые римские качели», «похороны русалки», «хождение по тарелкам или по мукам» и «купание в шампанском».

«Живые римские качели» заключались в том, что раздетую ресторанную «артистку» качали и подбрасывали на руках до потери ею сознания. При «похоронах русалки» заказывали привезти гроб, клали в него ресторанную девушку, цыганский хор пел погребальные песни, а участники развлечения безутешно рыдали. «Хождение по тарелкам или по мукам» состояло в том, что всю посуду со стола вместе с кушаньями перемещали в один ряд на пол, и по этой импровизированной тропинке под музыку нужно было пройти. А «Купание в шампанском» требовало ванны, в которой должна была плавать обнаженная женщина. Забавою также считалось намазать лицо напившегося «до безобразия жженой пробкой».

Купцы развлекались и при заказе какого-нибудь блюда, которое не фигурировало в меню. Тогда половые вносили большой поднос, в середине которого, между закусок, покрытая цветами, лежала голая женщина, и веселящиеся, соревнуясь в щедрости, забрасывали ее денежными купюрами. В кутеже купцов была важна именно возможность выхода за рамки дозволенного, ощущение свободы поведения вне всяких условностей и норм патриархальной жизни купеческого сословия. И все же, со временем, традиция кутежа в купеческой среде и связанного с ним расточительства начала постепенно исчезать. Уже к концу ХIХ века страсть купцов к ресторанным увеселениям постепенно ослабевает, и новая буржуазия, по сравнению с патриархальным купечеством, уже меньше транжирила деньги.

Напьемся – подеремся, проспимся – помиримся

Свобода поведения в кабаке нередко приводила к конфликтным ситуациям, которые здесь имели свою внутреннюю логику и подчинялись определенным правилам. На практике именно питейные заведения были местом «сведения счетов», своеобразного регулирования межличностных конфликтов. В этом смысле особую роль играли кабаки и трактиры в повседневной жизни русской крестьянской общины. В деревне драки и ссоры затевались, в основном, в питейных заведениях. Очевидцы того времени свидетельствовали: «Шумные разговоры в нетрезвом виде часто заканчиваются дракой.

Больше всего это происходит возле кабака». «Ссорятся и дерутся часто и везде, а главным образом – на базарах, у кабаков, в трактирах, больше в пьяном виде». «Главной ареной ссор являются трактиры». «В кабаке крестьяне обсуждают свои дела, говорят, говорят, а потом помашут руками и подерутся». Драки в трактирах были нередким явлением и во время гулянья рекрутов: «Осенью во время гулянья рекрутов драки очень часты и в деревнях, и на базарах, и в трактирах». Как правило, потребление алкоголя подстегивает страсти, и поэтому «когда выпьют водку, то редко обходится без драки». В этом смысле характерны такие пословицы: «Где пируют, там и бока вздуют», «Напьемся – подеремся, проспимся – помиримся», «Честны: свадьба – гостями, похороны – слезами, а пьянство – дракой».

Вместе с тем, необходимо отметить, что именно в кабаке, где алкоголь часто употреблялся в больших количествах, и что не менее важно – употреблялся коллективно, – значимость повода для ссоры могла быть совершенно «незначительной», т.к. ссоры в кабаке часто были ссорами не «по поводу», а «в состоянии»: «К ругательствам, ссорам, дракам в пьяном виде народ относится более снисходительно, тогда как к воровству и другим преступлениям в пьяном виде народ относится строже». Тот факт, что большинство ссор и драк происходило именно в кабаке, в значительной степени объясняется особым статусом кабака в деревне. Кабак был тем местом, где стирались как многие повседневные правила и обычаи поведения, так и обычно-правовые нормы взаимодействия: «в кабаке очень часто происходят драки, потому что там их никто не запрещает.

В кабаке можно бить кого угодно. Кабак – такое место, где все разрешается и никакие безобразия не наказываются». По сути, кабак был одним из немногих мест, где драки разрешались самим обычным правом: «Драки на сходках были запрещены обычным правом. Крестьянское общественное мнение считало допустимой драку на базаре или в кабаке. Крестьянин, затаивший обиду, старался заманить обидчика в кабак и там расправиться с ним кулачным боем. По сведениям очевидцев из Орловского уезда, побитым в кабаке мог в этом случае оказаться и староста, и урядник, и старшина. Строго говоря, в деревенской культуре «выяснение отношений» в кабаке было фактически узаконено.

«Выяснить отношения» можно было и в других местах или ситуациях (на базаре, на свадьбе), однако в отличие от них кабак был местом «постоянным». С другой стороны то, что кабак был местом публичным, что обостряло восприятие любого сделанного в нем замечания. Кабак был – идеальным местом для уязвления «противника»: «Чем многолюдней общество, тем упрек считается сильней, а потому упрек, высказанный на сходе, в кабаке, на свадьбе, не прощается». Тот факт, что люди присутствовали в качестве свидетелей ссоры или выяснении отношений, превращало обиду – в «общественное событие», и поэтому драки, завязавшиеся в кабаке, разбирались мировым судьей.

Значит, будучи «общественным местом», кабак превращал события, там происходящие, – в « общественное дело ». А, значит, и решать их сглазу на глаз становилось труднее. Защищать свою репутацию в кабаке на виду у всех становилось все более привычным и необходимым. Иными словами, за обиду в общественном месте необходимо было также – в общественном месте – и отстоять свою честь. Кабак был местом защиты чести на виду, перед всеми, что гарантировало общее признание и уважение. Возникающие в повседневной жизни конфликты должны были по возможности разрешаться примирением обеих сторон. Одной из традиционных практик примирения в деревне, было «примирение на вине».

Общепринятой была такая последовательность: происходит драка, а после драки мирятся водкой. Во время этого пьянства конфликтующие стороны несколько раз и поссорятся, и помирятся. Иными словами, роль кабака в деревенском конфликте была двойственной. С одной стороны, именно в кабаке начиналось большое количество ссор, а с другой – кабак был одним из традиционных мест примирения, где, в частности, и могло происходить «примирение на вине»: «В кабаке много драк возникает, но не меньше того и мировых. Так что часто входят в кабак врагами, а оттуда – возвращаются друзьями, после совместной выпивки по какому-нибудь случаю».

Деревенская ссора расценивалась сторонним наблюдателем как «любопытное развлечение, которым заканчивались в деревне почти все вечеринки. Иными словами, ситуация конфликта предполагала особые места для его порождения и разрешения и одним из таких мест являлись питейные заведения. В целом, кабак был особым коммуникативным пространством, в котором «сходились» и начальная, и конечная стадии конфликтного цикла – от ссоры до примирения.

Кабак как центр обмена информацией

Питейные заведения занимали также особое место в том, что сегодня называют «системой передачи информации». Благодаря информационным потокам крестьяне, разделенные большими пространствами, в социальном и духовном смысле жили общей жизнью, представляли из себя огромный класс – со своей субкультурой, со своим общественным мнением. То же следует сказать и о городском простонародье. Причем крестьянство и городские низы огромной страны жили в едином информационном пространстве, что нынче трудно себе представить без газет и телевизоров. Вместе с тем механизм формирования общественного мнения среди простого народа действовал несколько иначе, чем среди образованного общества. Общественное мнение народа формировалось до конца ХIХ века не с помощью печатного слова, а в процессе прямого межличностного общения.

Среди крестьян, мещан, информация распространялась стихийно: через солдат, духовенство, отходников, фабричных, странников, пастухов, бурлаков, офеней (разносчиков товаров). Всякого рода сведения распространялись быстро и на огромные расстояния. Роль информационных центров для городских низов и крестьян играли и монастыри, ярмарки, базары. Естественным образом к этим ключевым местам передачи информации принадлежали как в городе, так и в деревне – питейные заведения. А. Энгельгардт, много лет проживший в деревне вспоминал: «В кабаке узнавались самые свежие политические новости, хотя никаких газет не получалось». А объяснял он этот факт следующим образом: «В кабачок, во-первых, приходят народные слухи, которые всегда опережают газетные известия, и они распространяются с неимоверной быстротой, во-вторых, я получал только две газеты, а в кабачок приносят известия из всех газет, получаемых на станции, и, наконец, в кабачок известия приходят ранее.

Иными словами, «что бы и где бы ни происходило, кабаку было известно раньше всех, он все знал – то от ямщиков, развозящих начальство, то от проезжих». Передача знаний и мнений из привилегированной среды – в среду крестьянства – существовала всегда, но с последней трети ХIХ века она приняла небывалые, сравнительно с прошлым периодом, размеры – благодаря росту грамотности, деятельности земств, всеобщей воинской повинности, развитию отхода и пр. Постоянным источником информации для деревни ХIХ века служили крестьяне-отходники. Они обменивались вестями и слухами, затем передавали их дальше, причем как мужчины, так и женщины. Только происходило это в разных местах: если вести и слухи, услышанные утром, сразу распространяли женщины – идя на реку, озеро, к колодцу, то мужчины передавали информацию – в кабаке.

Очевидцы писали, что «кабак для крестьянина – самое любимое место пребывания», потому что в кабаке «узнаются все новости, а в длинные осенние вечера там читаются преимущественно сказки, которые пофантастичнее». В кабаке комментировались самые важные события. Действительно, в кабаке можно было получить не только интересную информацию, но и, что очень важно, – полезную. Вспомним, что именно в трактире, сразу по приезду главный герой «Мертвых душ» Чичиков «с чрезвычайной точностью расспросил полового обо всех значительных чиновниках города, и «с еще большей точностью, если даже не с участием расспросил обо всех значительных помещиках…» Нужную информацию получил он и в придорожном трактире, где «само собой разумеется, полюбопытствовал узнать, какие в окружности находятся у них помещики».

Вообще, трактирные служащие всегда с готовностью отвечали на вопросы посетителей и давали им все нужные сведения. Вместе с тем, для распространения информации большое значение имел тот факт, что в кабаках и трактирах читались газеты. В столичных трактирах для образованной публики эта практика существовала уже в первой половине ХIХ века. Так, например, «в 1830-40-ых годах московские артисты и театральные завсегдатаи любили собираться неподалеку от театральной площади, в кафе Ивана Баженова. Кроме бильярда и кофе здесь можно было развлечься свежим номером «Северной пчелы» и «Московским наблюдателем». Читали не только газеты, но и нашумевшие литературные произведения. Как свидетельствовал П. Вистенгоф в своей книге 1842 года «Очерки московской жизни», в Московском трактире в 1840 годы читали «похождения Чичикова».

В народную же жизнь пресса и печатная литература стали понемногу входить, начиная с последней трети ХIХ века, а в конце того же века газета стала достоянием народа. Читатели проявляли большой интерес ко всему, что происходило в России, но в особенности – к военным событиям и полицейской хронике. Вообще, начало войны, появление холеры, неурожай и другие подобные вопросы порождали в народе рассказы, в которых предлагались решения этим вопросам. В этих рассказах преобладал преимущественно элемент наивно-мистический и чудесный. Эти рассказы передавались с мельчайшими подробностями и даже с указанием места происшествий. Такой механизм передачи информации старались использовать в собственных целях и сами газетчики.

Так, о газете «Колокол» рассказывали, что она печатала непроверенные, и даже заведомо ложные слухи, – лишь бы «разбудить Россию». Однако ожидаемого эффекта не происходило, «слухи обрастали еще большим количеством небылиц в трактире, где под водочку превращались в веселую сказку». Любопытно, что в некоторых трактирах собирались специально для чтения газет. По сути, газеты служили приманкой для трактирных посетителей. Трактирщик мог рассказывать крестьянам новости из выписываемой им газеты, в результате чего «крестьяне из довольно отдаленных деревень специально собирались в этом трактире, чтобы узнать про разные новости». Показательно, что во всех материалах тенишевского архива трактир описан как основное место информации: «Не преувеличивая, тир – это крестьянский клуб. Туда ходят, чтобы узнать новости, познакомиться через газету с тем, что на белом свете делается». Из газет особой популярностью пользовались «Биржевые ведомости» и «Московский листок».

По воспоминаниям В. Гиляровского, в конце ХIХ века «Московский листок» был самой читаемой газетой в питейных заведениях. Не было в Московской губернии ни одного трактира, где бы ее не получали, и именно по этой причине в прессе ее называли «Кабацкий листок». Одним из «главных магнитов», привлекавших читателя, были ежедневно печатавшиеся в этой газете романы-фельетоны. Иными словами, как для города, так и для деревни питейные заведения являлись «информационными центрами». Значит, они выполняли особо важную функцию в общей системе передачи информации. Поэтому неудивительно, что не только новости и любопытные рассказы шли из трактира в народ, но и песни из городского трактира – переходили в крестьянский хоровод.

Трактир «Хлебная биржа»

Говоря о трактирах Охотного ряда в Москве, можно было услышать расхожую фразу: «Хочешь проку да сговора, начни у Тестова, кончи у Егорова». О чем здесь идет речь? Конечно же, об известных московских трактирах Тестова и Егорова, где собирались русские купцы заключать сделки. Иными словами, трактиры играли важную роль и в торговой сфере. И не только в Москве: они были необходимыми местами в торговой жизни как русских городов, так и русской деревни. В русских коммерческих делах трактир играл немаловажную роль, как место, где собирались производители (или комиссионеры от них) и покупатели отечественных продуктов.

Так, например, в Петербурге, очень известным был трактир «Хлебная биржа». Сюда приходили по утрам продавцы и покупатели мучного товара. В яичной торговле известен был трактир у Семеновского моста, куда три раза в неделю собирались оптовые торговцы, чтобы установить цены на яичный товар на весь Петербург. Точно так же во фруктовой торговле славился трактир под характерным названием «Ягодка», куда приходили самолично и крупный садовладелец, привезший плоды на продажу, и хозяин фруктового магазина, и мелкий разносчик. Разговоры в трактирах велись шепотом, чтобы не разглашать коммерческую тайну. Своя специфика была и у букинистов. Так, например, в Москве существовали старые, специальные биржи букинистов: трактир «Орел» (на Сухаревской площади) и трактир Абросимова (на Малой Лубянке).

В них сходились, впрочем, не одни книжники: здесь встречались между собой и антиквары, и владельцы аукционов, и ювелиры, и меховщики. В четыре часа дня у Абросимова можно было «производить смотр всей букинистической Москвы». В трактирах определялись не только цены на определенные продукты, но в них, как уже отмечалось, заключались и сами сделки. Этому способствовали более патриархальные нравы русского купечества, продолжавшие существовать в Москве и в 1830-1840 годах. В 1830-1840-ых годах московские купцы собирались решать свои дела в Троицкий трактир, где «вспрыскивали» свои сделки, как они выражались, «настоящим», т.е. шампанским». Во второй половине ХIХ века в Москве в жизни торговцев Гостиного двора большую роль играл трактир Бубнова.

Ежедневно, за исключением воскресных и праздничных дней, он с раннего утра и до поздней ночи был переполнен купцами, приказчиками, покупателями и мастеровыми. Тут за парой чая происходили торговые сделки на большие суммы. Такая же традиция существовала и в деревне. Очевидцы описывали, что в жизни крестьянина трактир играл заметную роль, так как каждый являющийся на станцию крестьянин для продажи своих «произведений» или для покупки необходимых в хозяйстве предметов, считал своим долгом заглянуть в трактир: «Здесь происходят свидания с родными и знакомыми, проживающими в других деревнях, здесь же совершаются разные торговые сделки, запиваемые чаем и водкой. Таким образом, трактир служит для крестьянина и местом, где он может приятно провести время, вдоволь наговориться, тем местом, где он может совершить сделку, т.е. является местом деревенского клуба и биржей».

В базарные дни трактиры были «битком набиты»: «Здесь центр, куда съезжаются все продающее и покупающее население волости. В трактирах заключаются, или правильнее – заканчиваются все договоры, наймы, расчеты, ведутся деловые разговоры, со страшной примесью хвастовства». Именно чаще всего в трактире крестьянин совершал очень важную для себя покупку: приобретение лошади. Признаком состоявшейся сделки считался момент, когда крестьяне договорились относительно продаваемого имущества и цены. Крестьяне в этом случае пожимали друг другу руки и не отпускали, пока их не разнимал посторонний человек. Отсюда и выражение – «ударить по рукам», то есть договориться.

За рукобитьем следовала молитва в церкви или перед иконами в доме. После молитвы покупатель давал задаток, а продавец ставил выпивку. Совместная выпивка при заключении договора являлась важным ритуалом. В говорах восточнославянских языков представлено довольно значительное количество разных наименований для «выпивки между продавцом и покупателем по случаю купли-продажи скота или, точнее, «выпивки по случаю торговой сделки вообще». Наибольшей распространенностью отличается существительное «магарыч» (или могарыч). Также использовалось слово «литки». Юридические отношения возникали с момента распития первых «могарычей». Когда «могарыч» выпит – значит договор состоялся. Пили «литки» для большей дружбы между условившимися сторонами, как говорят «взбрызгивают дело, чтобы пыли не насело».

«Могарыч» пили по уговору, он причитался или с купившего, или с обоих участников купли-продажи, и «к ним всегда прилаживались любители выпить, способствовавшие, так или иначе, купле-продаже». Эта традиция распространялась и на договоры о будущем родстве, которые также часто заключались в кабаке. Важность «могарычей» явно прослеживается в существующих на эту тему пословицах: «Барыш барышом, а могарычи – даром», «Хоть в убыток продать, а могарычи пить», «Чи купити, чи не купити, а могарычи требася напити». В прямой связи с этим обычаем находились питейные заведения, как места, где происходила выпивка по случаю заключения торговой сделки.

Традиция распития могарыча существовала как в городской, так и в деревенской культуре. Территория кабака или трактира считалась нейтральной, и именно поэтому подходящей для заключения договоров. Именно там можно было сразу же и отметить сделку. В традиционной русской культуре любой договор, и шире – любое событие – нужно «сбрызнуть», т.е. зафиксировать его, дать ему точку отсчета. С момента совместного распития спиртного, событие становится реальным, и его вводят в индивидуальную жизнь или в жизнь коллектива.

«Там и суд, и торговля, и все...»

Нейтральная территория кабаков и трактиров позволяла собираться в них – как для улаживания личных вопросов, так и для обсуждения общественных дел. В этом плане особую роль играли питейные заведения в деревне. На практике «кабак был местом сборища крестьян, где зачастую решались дела, касающиеся целого общества». Именно в кабаке любили крестьяне устраивать сельские сходки, играющие важную роль для регулирования общественной жизни крестьянской общины.Всем обществом крестьяне ходили в кабак, когда отдавали общественный луг или нанимали пастуха, полевых сторожей, при учете сборщиков, при выборе его, при выборе старосты, десятского и пр. В кабаке говорили о сдаче участков, о предстоящем заседании волостного суда, собирались в нем и для подготовки самих решений предстоящего схода. Важной темой обсуждений были выборы сельского начальства.

По сообщению одного из крестьян из Орловской губернии «перед выборами старшины из кабака народ не выходит, обсуждают».По сути, общие собрания в кабаке имели одно явное преимущество: принятые решения можно было сразу же «вспрыснуть». Пили и при выборе в общественные должности своих односельчан, выпивая за счет того, кто желал иметь должность. Собираться в кабаке было принято и еще по одной причине: в деревне существовал некий обычай «платить пени» за решение сходки дать крестьянину право на какие-то преобразования в личном хозяйстве (например, на перестройку изгороди и пр.) Как утверждали очевидцы тех событий, «Водка стала вместо пени у крестьян. Для этого было даже изобретено особое выражение: «спить с такого-то столько-то».

Водку всегда ставили в угощение сначала лица заинтересованные в решениях сходки, а потом уже приглашали и своих. По свидетельствам очевидцев, употребление водки на сходках нередко переходило в пьянство. Так называемую «мирскую водку», т.е. распивавшуюся во время «мирских сходок», выставляли по самым разным поводам, часто просто используя случай. Например, водка выставлялась со старшины вновь избранного, или со старосты, или сборщика податей и пр. «Выпив мирскую водку, начинали думать, с кого взять еще выпить, так сказать «сдернуть могарыч», и иногда придумывали по всяким пустякам». Схожие свидетельства находим и в воспоминаниях современников тех событий. Так, Н. Астырев, проработавший некоторое время в волостных писарях, повествует о том, что чтобы получить разрешение сходки на что бы то ни было, полагалось угощать крестьян водкой.

Например, за право топить неиспользованную часть сельского училища на свои деньги. Так как Н. Астырев сам там проживал, то он был обязан заручиться согласием сельского собрания и поставить для этого в кабаке полведра водки. Сельские старосты «и в кабаке, и в церкви и, тем более, на сходке помнят, что они – не простые мужики, а начальственные лица», и именно поэтому к ним должно было проявлять особое уважение: «крестьянину, занимающемуся общественной должностью, всегда почет отдается, частенько их позовут в кабак или трактир – и там угощают». И все же было бы неверным считать, что в деревне в кабак шли только для того, чтобы после сходки устроить «мирскую попойку». Очевидец из Вологодской губернии писал: «Идут в кабак не только выпить, но и дела сделают. Собрания эти не бесцельны».

В кабак ходили, чтобы уладить и свои личные дела. Сам Н. Астырев определял кабак – как «какое-то необходимое дополнение к волостному правлению», так как там часто можно было застать все сельское начальство. Вообще же, в кабак шли, чтобы «увидеть полезного человека»: «Если желательно крестьянину повидать в праздник нужного человека, то он скорее найдет его около кабака, чем в другом месте». По наблюдениям очевидцев, «около кабака крестьянин как-то охотнее и непринужденнее ведет беседу, делится с соседом или близким человеком своими наблюдениями над повседневной жизнью». Наверное, именно поэтому там он и мог получить нужные ему сведения, обратиться к односельчанину – с просьбой оказать какую-нибудь услугу и т.д. Одним словом, «кабак, помимо своего прямого назначения, места продажи спиртного, служил для крестьянина – сборным пунктом, необходимым им для других целей».

Кабак в деревне был в некотором роде даже и канцелярией. Когда крестьянину необходимо было написать письмо в какую-нибудь инстанцию, то он шел в кабак. Все письма писались в кабаке. Там были «писари», и выполняли они просьбы крестьянина – за «могарыч». Ту же услугу предлагали и в трактирах.Подобную услугу оказывали и в городских заведениях. В городе в трактирах часто собирались выгнанные со службы чиновники, которые занимались «писанием разных доносов, ябед и прошений для неграмотного люда за косушку водки». Вообще, питейные заведения служили местом, где нанимали на работу. Причем практика эта существовала как в городе, так и в деревне: «В трактире формировались крестьянские артели, которые уходили на заработки. Также в трактире останавливались подрядчики из местных крестьян. Ставит на стол бутылку водки и начинает принимать крестьян по одному.

Когда условия договора установлены, подрядчик подносит стакан водки и дает 20 копеек. После этого договор считается заключенным». Эта практика была распространена повсеместно. В деревне в кабак шли и чтобы подработать: «дрова грузить, или в зимнее время рубить и грузить». Заработать лишнюю копейку можно было и на постоялых дворах, где крестьяне нанимались возить товар или хлеб у разных приезжих торговцев, довезти приезжих до известного села, помогали укладываться торговцам за известное количество водки. Питейные заведения могли выполнять и роль «бухгалтерии», т.е. мест, где производились расчеты за произведенную работу.

Так например, среди московских трактиров был один-единственный, где раз в году, во время весеннего разлива, когда с верховьев Москвы-реки приходили плоты с лесом и дровами, плотовщики рассчитывались с хозяевами плотов: «Трактир в эти дни был полон, а хозяин трактира наживал за эту неделю огромные деньги и усиленно старался поддерживать старый обычай рассчитываться с плотовщиками в трактире». Подобная практика была очень выгодна содержателю заведения, так как «мало кто привозил заработок домой, все деньги оставались в трактире». И все же пропивать деньги в кабаке не было основной целью посетителей. Очень точно определил роль кабака как места, где можно было решать всевозможные вопросы, писатель Н. Успенский: «Кабак – не только для выпивки находился, а как палата какая. Там и суд, и торговля, и все: уж ежели задумали порешить какое дело, сейчас всей гурьбой идут к кабаку, почему что нет места гоже; чувствия такого нет в другом месте».

И именно поэтому закрытие кабаков сильно сказалось и на общественной жизни деревни. По свидетельству очевидцев, «С введением казенной монополии по Смоленской губернии с 1-ого июля 1897 года, кабак совершенно потерял для крестьян то значение, которое он имел раньше». К каким это привело последствиям? Просто при введении монополии в Смоленской губернии местные кабаки были заменены трактирами, которые стали играть такую же роль. Подобная замена явно свидетельствует о потребности в общественном заведении, выполняющем множество разнообразных и необходимых функций в структуре городского и деревенского пространства. Иными словами, потребление алкогольных напитков в кабаке или трактире не было самоцелью, а сопровождало другие деятельности.

Оно носило, скорее, ритуальный характер и находилось в прямой связи со значением алкоголя как регулятора социальных отношений, как знака принадлежности к определенному коллективу. Питье в одиночку – совершенно неприемлемо для русской традиционной культуры, оно несет характер отчуждения от коллективных ценностей, оно беспричинно, а значит – анормально. На таких всегда смотрели косо. В кабаке водку пили не чтобы просто напиться допьяна, а в знак признания, в знак благодарности за оказанную услугу. Словом, алкоголь в русской культуре был символом обмена. Для собравшихся в кабаке алкоголь – знак выражения дружбы, уважения или доброго расположения. Кабак, конечно, – не место, где создают дружбу, но то самое место, где она может выражаться.