Вопрос о славянском расселении в междуречье Волги и Клязьмы неоднократно привлекал внимание исследователей. До накопления археологических материалов его пытались решить с помощью исторических свидетельств и данных лингвистики. Так, историк Д.А.Корсаков в монографии, посвященной новейшей истории Ростовской земли, пришел к выводу, что раннее славянское заселение этого края шло от новгородских словен. Оно было весьма значительным, и только в XI—XII вв. началось более слабое колонизационное движение из Поднепровья, через земли кривичей и вятичей. К аналогичному выводу склонялся и И.А.Тихомиров, рассмотревший археологические и лингвистические материалы главным образом по Ярославской губернии. А.А.Шахматов считал кривичей в диалектном отношении северноруссами, поэтому полагал, что заселение Ростово-Суздальской земли было осуществлено кривичами с верховьев Волги.
Это положение исследователь подкреплял ссылкой на Уставную грамоту Смоленской епархии XII в., согласно которой Суздаль и его владения платили дань Смоленску. Но поскольку современные говоры в пределах Смоленской и Владимирской земель далеки друг от друга, А.А.Шахматов высказал догадку о переселении на Смоленщину дреговичей, которые и вытеснили кривичский диалект. «Залесскую дань» Смоленску объясняли миграционным движением смоленских кривичей. Однако Насонов показал, что «залесская дань» шла не Смоленску, а через Смоленск в Киевскую Русь. К иному выводу, анализируя особенности русских говоров, пришел А.И.Соболевский. Ростовско-Суздальская земля, по его мнению, была заселена вятичами, а участие кривичей и новгородских словен в этом процессе было незначительным. В связи с реконструкцией племенных диалектов восточных славян, основываясь на тех же языковых материалах, Филин отметил, что в районе Владимира и Суздаля не было ни словен, ни кривичей, а было самостоятельное восточнославянское племя, название которого не дошло до нас.
Видимо, материалы современных говоров не могут служить самостоятельным источником для реконструкции расселения древних племен. К тому же, исследователи не учитывали воздействий субстратов в сложении современных диалектов. Активное исследование курганов в Тверском Поволжье и междуречье Волги и Клязьмы началось еще в середине прошлого столетия. В дореволюционное время в раскопках курганов приняли участие более сотни исследователей. В 80—90-х годах прошлого столетия и в самом начале XX в. большие курганные раскопки производились в Костромском крае. На основе распространения браслетообразных височных колец, которые связывались с кривичами, А.А.Сницын пришел к заключению, что славянское заселение Верхнего Поволжья и Владимиро-Суздальской земли шло главным образом из Смоленского Подпепровья. Этот исследователь заново проанализировал материалы владимирских курганов, раскопанных A.С.Уваровым и П.С.Савельевым, и отметил, что они оставлены в основном смоленскими кривичами. В 20—50-х годах XX в. раскопки курганов исследуемой территории продолжались, но велись в значительно меньших масштабах.
Отчасти это объясняется тем, что в некоторых местах Волго-Клязьменского междуречья сохранилось мало курганных насыпей. Пристальное внимание было уделено историко-археологическому анализу всех накопленных материалов. Уже в начале 30-х годов курганы Костромского Поволжья стали объектом монографического исследования П.Н.Третьякова. Курганные погребения были разделены им на три хронологические стадии. Все они отнесены к славянам, в состав которых к XII в., по мнению П.Н.Третьякова, вошло и местное мерянское население. Курганы в окрестностях Ярославля продолжали изучать Я.В.Станкевич, а затем экспедиция Государственного исторического музея. По материалам Большого Тимеревского и Михайловского могильников Я.В.Станкевич попыталась показать, что первыми славянскими поселенцами здесь были выходцы из Новгородчины. Недошивина подвергла всестороннему анализу материалы из трех ярославских могильников и классифицировали захоронения как финские (весские, по их мнению), славянские и скандинавские.
При этом оказалось, что преобладающим здесь было финское население (Ярославское Поволжье X—XI вв.). Многочисленные курганы Калининского Поволжья систематизированы в работах Никольской, которая выделила здесь три исторически сложившихся района — северный (словенский), юго-западный (кривичский) и восточный (словенско-кривичско-мерянский). Наконец, Е.И.Горюнова попыталась нарисовать целостную картину славянского расселения в Волго-Окском междуречье. Исследовательница выделяет два этапа славянской колонизации. Первый датируется X— XI вв. В это время кривичи заняли Тверское Поволжье, а Ярославское Поволжье и Суздальский край были заселены с двух сторон — кривичами и словенами новгородскими. Второй этап колонизации относится к концу XI—XII в., когда уже метисное славяно-мерянское население стало осваивать более восточные районы междуречья Волги и Оки. Для 70-х годов характерен новый подъем в раскопочных исследованиях курганов Волго-Клязьминского междуречья.
Ценно, что раскопки планомерно проводятся почти во всех регионах этой территории. Вполне очевидна необходимость новейших анализов огромных курганных материалов междуречья Волги и Клязьмы, собранных несколькими поколениями археологов и краеведов. Источниковедческие возможности этих памятников далеко не исчерпаны. Рябинин исследовал заново четыре курганных могильника (Большая Брембола, Малая Брембола, Веськово и Кабанское), раскопанные еще в середине прошлого столетия, и показал, что это — памятники смешанного славяно-мерянского населения. До славянского расселения Волго-Клязьменское междуречье принадлежало одному из поволжско-фин-ских племен — мере, о чем говорится в Повести временных лет. Отчетливо об этом свидетельствуют топонимика. Древнейшие кривичские памятники — длинные курганы — на верхней Волге очень немногочисленны. Это единичные насыпи, расположенные преимущественно на берегах самой Волги на значительном расстоянии друг от друга.
Все эти курганы невелики по размерам и, по-видимому, принадлежат к самой поздней поре сооружения таких насыпей. Митинский курган датирован II.II.Черпягиным IX—X вв. Очевидно, до IX в. на верхнюю Волгу проникали лишь небольшие изолированные группы кривичей. На севере исследуемого района наблюдается расширение ареала новгородских словен. Их погребальные памятники — сопки — появляются в бассейне Мологи, левого притока Волги, однако до поречья Волги они не доходят. Круглые курганы с сожжением, относящиеся в долом к IX— началу XI в., в междуречье Волги и Клязьмы уже многочисленны и свидетельствуют о начальном этапе широкого славянского освоения этой территории (карта 34). Основная масса круглых курганов с сожжением здесь бесспорно принадлежит славянам. Однако дифференцировать эти насыпи на кривичские и новгородские нет возможности. Все же некоторые детали позволяют говорить о преобладающей роли словен в заселении исследуемой территории.
Прежде всого заслуживает внимания территориальное распределение курганов с сожжениями. Основная масса их сосредоточена в бассейне Мологи — там, где известны более ранние словенские памятники — сопки, в примыкающих к нему районах Ярославского Поволжья и в окрестностях Ростова и Суздаля. В более западной части Волго-Окского междуречья — в Тверском Поволжье, а также в верховьях Клязьмы встречаются лишь редкие единичные насыпи с сожжением. Создается впечатление, что в западной половине междуречья, непосредственно примыкающей к Верхнему Поднепровью, в IX — начале XI в., как и в период длинных курганов, имело место лишь проникновение небольших изолированных групп кривичей. В то же время со стороны Новгородской земли через бассейн Мологи в срединные области междуречья Волги и Клязьмы хлынул значительный поток переселенцев. Это впечатление подтверждается конкретными археологическими материалами. Уже Я.В.Станкевич справедливо отметила, что в составе Михайловского и Тимеревского могильников имеются насыпи, по форме и внутреннему строению напоминающие новгородские сопки.
Так, в Тимеревском могильнике центральную часть образовывали высокие курганы с каменными конструкциями внутри и с ярусным расположением остатков сожжения. Я.В.Станкевич па осповаппи вещей, собранных в захоронениях, датировала рапние курганы Тимеревского и Михайловского могильников второй половиной IX в.. Одно время наиболее древние погребения в этих курганных могильниках датировались только X в. (Ярославское Поволжье X—XI вв.). Однако новейшие исследования и раскопки синхронных поселений показали, что Тимеревское и Михайловское кладбища датируются периодом от IX до начала XI в. Курганы IX в. характеризуются небольшими размерами и каменными конструкциями в насыпи. Кальцинированные кости в них либо собраны в кучу, либо разбросаны на материке или в насыпи. Часто встречаются кости животных. Для курганов X в. типичны трупосожжения на месте.
По кострищу иногда разбросаны камни. В это время получают распространение деревянные конструкции-домовины. В первой половине X в. в курганах обычен разнообразный инвентарь — фибульг, мечи, копье, стрелы, гирьки, весы, гребни, детали пояса и предметы культового назначения (глиняные лапы и кольца, подвески из астрагалов бобра, копоушки). Вторая половина X в. характеризуется постепенным обеднением инвентаря. Новгородские словене конца I тысячелетия и. э., как отмечалось, были неоднородны по происхождению. Кроме пришлых носителей славянского языка, в составе новгородцев был значительный процент местного финского населения. И это прекрасно иллюстрируют ярославские курганные могильники. Среди погребений в этих курганах выделяются финские захоронения, которые составляют весьма значительный процент. Анализ таких захоронений показал, что они принадлежат не мерянскому, а западнофинскому (вепскому) этносу.
В составе курганных захоронений в окрестностях Ярославля исследователи выделяют скандинавские захоронения. Основаниями для отнесения курганных погребений Тимеревского могильника к скандинавским послужили кольцевые или полу кольцевые кладки из камней, треугольная форма погребальных кострищ и находки — бронзовые крючки в виде птиц, скандинавские фибулы. Новгородское расселение в X в. достигло Ростово-Суздальского края. Здесь имеется много курганов, содержащих по нескольку трупосожжений, в чем Е.И.Горюнова справедливо видит пережитки древнего обряда словен. Вместо с тем здесь довольно много трупосожжений с вещами, в которых нужно видеть захоронения неславянского населения. Так, в суздальских курганах с трупосожжениями женщин встречаются шумящие привески — типичные украшения финских племен.
Среди них есть подвески в виде коньков и каркасных треугольников (Большая Брембола, Весь, Кабанское, Кустера, Шокшово), которые являются характерным украшением мерянского костюма. В одном из курганов с сожжением близ д.Киучер найдено браслетообразное височное кольцо с замком в виде круглого щитка. Это — тоже собственно мерянское украшение. Во многих ростово-суздальских курганах с трупосожжениями встречены глиняные медвежьи (бобровые) лапы и глиняные кольца, часты амулеты и обереги из просверленных зубов, когтей или костей животных. Все это принадлежит к предметам вотивного значения, отражающим религиозные представления мери . Таким образом, очевидно, что в составе курганных захоронений Ростово-Суздальской земли присутствует местный мерянский этнический компонент. Распространение курганного обряда захоронения, по-видимому, отражает начавшийся процесс славянизации мери.
В ростово-суздальских курганах с трупосожжениями, кроме мерянских, найдены вещи скандинавского происхождения. Это прежде всего скорлупообразные фибулы, а также широкие выпукловошутые браслеты, плетеные браслеты некоторых типов с напущенными колечками, подвески, украшенные рельефным; растительным орнаментом, и круглые бляшки-подвески с плетеным узором. Однако все эти находки не являются этноопределяющими. Их присутствие в трупосожжениях ростово-суздальских курганов отнюдь не означает, что погребенные с такими украшениями были норманнами. X столетие, к которому относятся перечисленные вещи, было периодом оживленных торговых связей Скандинавии с Восточной Европой. В результате торговли скандинавские украшения, как свидетельствуют приладожские курганы, распространяются довольно широко среди финского населения лесной полосы Восточной Европы.
Большое число монет во владимирских курганах определенно показывает, что население, оставившее эти насыпи, участвовало в восточноевропейско-скандинавских торговых связях. Торговый путь из Скандинавии в Среднее Поволжье проходил через северо-восточные районы Новгородчины, Ярославское Поволжье и по рекам Нерли и Клязьме. Следовательно, проникновение в Суздальское ополье предметов из Скандинавии было закономерным явлением. Конечно, не исключено, что в Ростово-Суздальский край в потоке переселенцев проникли и отдельные торговцы скандинавского происхождения. Однако, если в ярославских курганах выделяются немногочисленные захоронения норманнов, то среди трупосожжений ростово-суздальских погребальных насыпей их обнаружить не удается. Правда, в некоторых владимирских курганах скорлупообразпыс норманские фибулы были единственными находками.
По этого мало для отнесения подобных захоронений к скандинавским. В скандинавском костюме обязательны две скорлупообразные фибулы. Во владимирских курганах в большинстве случаев попадается по одной такой находке. По-видимому, Ростово-Суздальская земля заселялась с северо-запада метисным населенном, основными компонентами которого были словоне новгородские и весь. В составе веси, может быть, присутствовал и небольшой скандинавский компонент. Собственно славянские вещи во владимирских курганах с сожжениями немногочисленны, что обусловлено погребальным ритуалом славян. Об освоении Ростово-Суздальской земли прежде всего новгородскими словенами определенно говорит распространенный здесь обычай обкладывать основания курганов камнями. Этот ритуал не был известен ни днепровским кривичам, ни вятичам, ни приладожской веси. По-видимому, новгородцы расселялись в Ростово-Суздальском крае в ту эпоху, когда обычай носить ромбощитковые кольца еще не стал привычным.
Только этим можно объяснить малочисленность ромбощитковых украшений во владимирских курганах с трупоположениями. Курганы с трупосожжениями в междуречье Волги и Клязьмы, как и в других лесных областях древней Руси, относятся к IX—X вв. В Ростово-Суздальском крае обряд курганных трупосожжений, по-видимому, бытовал и в первой половине XI в. К середине этого столетия повсеместно распространяется обряд трупоположения под курганными насыпями. О кривичской миграции в междуречье Волги и Клязьмы определенно свидетельствуют браслетообразные завязанные височные кольца (карта 34). Не подлежит сомнению, что осуществлялась она из Смоленской земли. Ареал браслетообразных височных колец с завязанными концами от Верхнего Поднепровья продолжается далеко на восток. Сначала он узкой полосой тянется между поречьем тверского течения Волги, Москвы-реки и Клязьмы, затем расширяется, охватывая Ярославское Поволжье и всю Ростово-Суздальскую землю.
На Владимирщине кривичи пересекли Клязьму и заселили часть мещерско-муромских земель, включая северные районы будущей Рязанской земли. Самыми отдаленными от Смоленщины пунктами кривичского расселения являются курганы близ деревень Поповой и Парахиной в бывшем Касимовском уезде Рязанской губернии. Браслетообразные завязанные височные кольца в сочетании с другими славянскими украшениями найдены также в Пустошенском, Заколпском и Жабокском грунтовых могильниках местного населения. Очевидно, кривичи здесь, как, впрочем, и в других местах Волго-Окского междуречья, жили совместно с финскими аборигенами и постепенно их славянизировали. Начало интенсивной волны кривичского расселения в Волго-Окском междуречье относится к XI в. В XI в. в Ярославском Поволжье возникают новые курганные могильники. Увеличивается в это время и количество курганных груип в Ростово-Суздальском крае.
Курганы с трупоположениями междуречья Волги и Клязьмы по внешнему виду идентичны погребальным насыпям других древнерусских областей. В Ростово-Суздальском крае многие из них в основании обложены камнями. Большое число курганов с каменными венцами в основаниях известно также па левобережной части Тверского Поволжья. Изредка они встречаются в ярославской части поречья Волги и обычны в Костромском Поволжье. В курганах Волго-Окского междуречья умерших спачала клали на горизонте, а в поздний период сооружения курганов — в грунтовые ямы. Преобладает общеславянская (западная) ориентировка трупоположений. Но почти всюду спорадически встречается меридиональное положение умерших — наследие погребального ритуала местных финских племен (карта 28).
В Тверском Поволжье и изредка в более восточных районах междуречья попадаются трупоположения головой к востоку, свидетельствуя о том, что в составе славянских переселенцев на эти земли были славянизированные или, возможно, не подвергшиеся окончательной ассимиляции балты. Могильный инвентарь курганов междуречья Волги и Клязьмы включает типично славянские предметы. Височные кольца представлены браслетообразными завязанными, перстнеобразными и ромбощитковыми. Последние украшения сосредоточены в основном в Костромском Поволжье. Здесь же обнаружены и другие новгородские элементы — обкладка курганов камнями, некоторые типы застежек, решетчатые привески, что свидетельствует о расселении в этих местах новгородских словен в XI—XII вв. Кроме того, ромбощитковые височные кольца встречаются в небольшом количестве в Суздальском ополье, в верхневолжских областях. Об участии новгородцев в освоении северной половины Тверского Поволжья, помимо этих находок, говорят распространение обычая обкладывать основание курганов валунами и наименование погребальных насыпей новгородским термином «сопки».
В курганах с трупоположениями Суздальского ополья в большом количестве найдены трехбусинные височные кольца. Эти украшения более характерны для жителей древнерусских городов и лишь в единичных экземплярах встречаются в курганах. Владимирские курганы можно рассматривать как исключение. Видимо, в заселении Ростово-Суздальского края наряду с выходцами со Смоленщины и из Новгородской земли приняло участие южнорусское население. Южные элементы во Владимирской Руси проявляются в домостроительстве — полуземляночные жилища киевского типа открыты здесь на нескольких поселениях. Может быть, население, бежавшее с беспокойных южных окраин древней Руси, и распространило в Суздальском крае обычай носить трехбусинные височные кольца. Помимо височных украшений, в курганах с трупоположениями XI—XII вв. встречаются и другие славянские украшения — ожерелья из бус, браслеты, перстни, пряжки, железные ножи, глиняные горшки. Наиболее распространенными были стеклянные и настовые бусины, в том числе обычпы стеклянные позолоченные и посеребренные бочонковидной и цилиндрической форм. Нередки также бусины из цветного стекла, сердолика, горного хрусталя.
В составе ожерелий часты металлические украшения—лунницы, монетовидные привески с самыми различными узорами, крестики . Шейные гривны встречаются очень редко. К числу нагрудных принадлежат также подковообразные и кольцевые застежки. Широко представлены разнообразные браслеты — пластинчатые, часто орнаментированные, а также витые и плетеные. Весьма разнообразны перстни — витые, ложновитыо, пластинчатые, широкосрединные и др. В захоронениях мужчин сравнительно часты металлические детали поясов — пряжки, кольца, наконечники, бляшки. В целом можно заметить, что курганы описываемого региона богаче вещевым материалом, чем погребальные насыпи Смоленской и Новгородской земель. Объясняется это отнюдь не богатством населения междуречья Волги и Клязьмы, а особенностями погребального ритуала, которые, нужно полагать, восходят к погребальной обрядности финно-угорских племен. Богатство металлического убранства финского населения Восточной Европы ярко проявляется при анализе грунтовых могильников.
Древнерусские курганы, находящиеся в местностях, где славяне соприкасались с финским населением, всегда выделяются обилием вещевых инвентарей. Таковы, в частности, отмеченные выше водско-славянские курганы Ижорского плато. Финский этнический компонент в междуречье Волги и Клязьмы (в основном мерянский, в верхне-волжских областях — весский) проявляется не только в количество украшений при курганных трупоположениях. В этих погребениях очень часто встречаются и типичные украшения — прежде всего разнообразные шумящие привески. Шумящие привески, составлявшие поясные и нагрудные украшения женщин, были характерной и самобытной категорией женского наряда финно-угорского населения Прикамья, а также, судя по могильникам, поволжских и окских финнов. Шумящие привески распространяются у финно-угров уже в раннем железном веке. Древнерусские курганы с шумящими привесками довольно многочисленны, и почти все они находятся в ареале финно-угорской гидронимики.
Такие курганы в лесной зоне Восточной Европы распространены весьма неравномерно, что обусловлено разновременностью славянизации аборигенного населения и прочими историческими условиями. Междуречье Волги и Клязьмы принадлежит к числу районов наиболее плотного распространения курганных трупоположепий с шумящими привесками (карта 35). Очевидно, славянизация местных финнов здесь продолжалась в XI—XIII вв., а в отдельных местах затянулась до XIV столетия. В древнерусских курганах встречены шумящие привески нескольких типов. Среди них наиболее распространены малые зооморфные привески. Это литые изображения уточек или коньков (реже — барашков) с зигзаговидным рельефным узором по бокам — символом воды. Обычно к привескам при помощи колечек на коротких цепочках привешивались «утиные лапки», бутылкообразные подвески или бубенчики.
Носили их на кожаных шнурах, спускавшихся ниже пояса. Финно-угорское происхождение этих украшений не подлежит сомнению. Еще А.И.Колмогоров заметил, что полые подвески-уточки широко распространены на всей территории, некогда занятой финно-угорскими племенами. Уточка — обычный ласкательный эпитет финской мифологии. В Калевале утке приписывается огромная роль: из ее яйца был создан мир. В собственно финно-угорских памятниках зооморфные шумящие привески в большом количестве найдены в Прикамье, Среднем Поволжье, а также в корельских могильниках. Неоднократно встречены они и в курганах води, ижоры, веси и мери. Зооморфные пластинчатые привески не принадлежат к исключительно финно-угорским украшениям. Из них специфически финскими являются, бесспорно, привески, дополненные бахромой шумящих подвесок—«утиных лапок», бутылкообразных или бубенчиков. Среди плоских зооморфных шумящих привесок встречаются плетеные коньковые своеобразного облика. Их ареал ограничен областью расселения мери в Волго-Клязьменском междуречье, почему эти украшения считаются типично мерянскими. В курганах Костромского Поволжья и реже — в Калининской обл. встречаются привески камского происхождения — литые парные коньки, конические или выпуклоцилиндрические, с кольцами для бутылкообразных подвесок.
Довольно многочисленны в курганах Ростово-Суздальского края шумящие привески в виде каркасного треугольника из проволочной косоилетки с шумящей бахромой из «утииых лапок», треугольников и «бутылочек». Здесь же обычны привески с четырехугольной или круглой плетеной или ажурной основой и с такой же шумящей бахромой, распространенные в могильниках мордвы, муромы и прикамских финнов. Типично мерянскими, по Е.И.Горюновой, являются также шумящие привески в виде спаянных треугольником трех или более плоских проволочных спиралей. Они встречаются в курганах Волго-Клязьменского междуречья. В суздальских и костромских курганах найдены привески, состоящие из трех—шести спаянных проволочных колец с шумящей бахромой внизу. Особенно богато представлены финские элементы в окраинных районах Волго-Клязьмепского междуречья. Так, в курганах Костромского Поволжья, кроме большого количества шумящих привесок и игольников, финно-угорское наследие проявляется в наличии своеобразного «свода» (или заливки), покрывавшего верхнюю часть некоторых насыпей. Своды делались из теста, замешенного из глины, песка и извести, а иногда из булыжных камней.
В этом же районе среди курганной керамики нередко встречаются приземистые глиняные сосуды, генетически восходящие к местной финской керамике до славянского расселения. Наконец, местное население ряда районов междуречья Волги и Клязьмы до сих пор называет курганы «панками» или «панами». Финский апеллятив этого термина бесспорен. Все эти материалы свидетельствуют об активном участии местного финского населения в этногенезе славян Волго-Клязьменского междуречья. Материалы археологии и топонимии свидетельствуют о том, что финское население в процессе славянского расселения в этих землях оставалось на своих местах. Значительность финно-угорских элементов в курганах Волго-Клязьменского междуречья говорит о том, что местные финны смешались со славянами и постепенно были ассимилированы ими. В интересной статье «Этапы и формы ассимиляции летописной мери» Л.Е.Леонтьев и Е.А.Рябинин попытались проникнуть в детали взаимоотношений славян с местным мерянским населением.
Исследователям удалось показать, что на первом этапе (IX—X вв.) освоение славянами Волго-Клязьменского междуречья осуществлялось небольшими разрозненными группами переселенцев (общинами). В курганах этого времени мерянских элементов еще нет. Сближение этносов начинается в конце X — начале XI в., когда на поселениях мери получают распространение древнерусские орудия труда и бытовые предметы. Изменение материальной культуры мери шло не только за счет усвоения новых элементов. Под влиянием славянского ремесла совершенствуются и собственно мерянские вещи. В это время, очевидно, нередки были брачные связи между славянами и мерей, о чем свидетельствует появление славяно-мерянских поселений и курганных могильников. Затем прекращают функционирование собственно мерянские укрепленные поселения, свидетельствуя о том, что племенная организация мери была нарушена. Меря как этнос перестала существовать, по-видимому, в XII в. В окружении славян еще на одно-два столетия сохранились сравнительно небольшие островки мерянского населения.
Вывод археологов, что мерянское население Волго-Клязьменского междуречья смешалось со славянами и растворилось в их среде, полностью соответствует наблюдениям антропологов. Черепа из курганов исследуемой территории, особенно из тех, где прослеживается концентрация финно-угорских элементов, характеризуются суббрахикранией при заметной уплощенности лица и слабом выступании носа. Эти специфические особенности славянского населения XI—XIV вв. сближают его с финскими племенами лесной зоиы Восточной Европы, известными по синхронным грунтовым могильникам. Объяснить такую близость можно лишь участием финно-угорского субстрата в формировании славянского поселения северо-восточных земель древней Руси. В связи с характеристикой финских элементов в волго-клязьминских курганах необходимо остановиться еще на одном типе женских украшений XI— XIII вв. Это — браслетообразные височные кольца с сомкнутыми (или слегка заходящими) концами. Они в большом числе известны на обширной территории от восточного побережья Чудского озера до восточных районов междуречья Волги и Клязьмы (карта 36). Наиболее часты такие кольца в курганах Калининского и Ярославского Поволжья, в Ростово-Суздальской земле и в северо-западных районах Новгородчины.
В Волго-Клязьменском междуречье браслетообразные сомкнутые височные кольца территориально соприкасаются с браслетообразными завязанными украшениями кривичей. Курганы с находками сомкнутых колец здесь или образуют самостоятельные могильники, или расположены в одних могильниках с насыпями, в которых встречены завязанные украшения. Совместная находка височных колец обоих типов зафиксирована лишь в единичных случаях. Интересно, что в Калининском Поволжье и в соседних районах Ярославщины сосуществование этих височных украшений привело к появлению своеобразного варианта колец. Многие браслетообразные кольца здесь имеют такую же завязку, как кривичские украшения Смоленщины, но один из концов после завязки остается свободным, подобно концам сомкнутых колец. Племенная принадлежность браслетообразных сомкнутых колец до сих пор не определена. Иногда их приписывают новгородским словенам. Однако словене имели свой особый тип височных украшений — ромбощитковые кольца, ареал которых соответствует области новгородских словен. Предположение, что для словен были характерны и ромбощитковые, и браслетообразные сомкнутые кольца, отпадает ко ряду соображений.
Во-первых, ареалы этих украшений в значительной степени различны. Пожалуй, только в северо-западной части Новгородской земли, где население было этнически смешанным (славяно-водским), встречаются и ромбощитковые, и браслетообразные сомкнутые кольца. При этом первые из них тяготеют к центру Новгородчины, а вторые чаще встречаются в окраинных районах, где преобладал финский этнический элемент. Во-вторых, новгородским словенам свойственны курганы с каменной обкладкой в основаниях и жальники. Но если ромбощитковые кольца распространены главным образом в пределах территории этих погребальных памятников, то браслетообразные сомкнутые кольца найдены преимущественно вне их ареала. Ряд обстоятельств позволяет отнести браслетообразные сомкнутые кольца к славянизированному местному (финноязычному) населению северных областей древней Руси:
- Распространение этих украшений в значительной степени совпадает с ареалом финно-угорской топогидронимики на древнерусской территории, где происходили смешение пришлых славян с финно-угорским населением и его ассимиляция.
- Как отмечалось выше, для финно-угров характерны меридиональные трупоположения.В могильниках, где есть курганы с меридиональными трупоположениями (Бустрыгино, Кошево, Евчаково, Воронцово и др.), сравнительно часты браслетообразные сомкнутые кольца и почти нет собственно кривичских, с завязанными концами.В районе раскопок Л.С.Уварова и П.С.Савельева на Владимирщине в могильниках с погребенными головой на север (Буково, Вепрь, Городище) встречены исключительно браслетообразные сомкнутые кольца. Наоборот, и курганных группах с трупоположениями, имеющими западную ориентировку (Кабанское, Матве-щпково, Исакова н др.), найдены только кольца с завязанными концами.
- В большинстве случаев шумящие привески находят в подкурганных захоронениях, лишенных височных колец.Совместные находки этих украшений в одном комплексе сравнительно редки, но показательны.С браслетообразными завязанными кольцами шумящие привески встречены трижды, с ромбощитковыми — дважды, а с браслетообразными сомкнутыми — не менее 18 раз.
- Финская атрибуция погребенных в ярусных курганах северной полосы Восточной Европы представляется несомненной. При трупоположепиях в таких курганах встречены только многобусинные височные украшения, типичные для одного из финских племеи — води, и браслетообразные сомкнутые кольца.
- Федовский грунтовой могильник XI — XII вв., расположенный на Мете в Вышневолоцком р-не, содержал трупоположения с различной ориентировкой и древнерусским вещевым инвентарем.Неславянский характер большинства погребенных здесь проявляется в их ориентировке.Из 44 скелетов, положение которых определено при раскопках, только девять (или 20,5%) имели западную ориентировку (шесть умерших положены головами к западу и три — к юго-западу).Северная ориентировка зафиксирована в 11 погребениях. Если добавить 16 погребенных, направленных головами к северо-востоку, то станет очевидным господство здесь (61,5%) характерных для финно-угров меридиональных захоронений.
На финское происхождение основной части погребенных в Федовском могильнике, по-видимому, указывает также ритуал разрушения трупов, отмеченный в 55 случаях. Характерные же височные украшения погребенных здесь представлены браслетообразными сомкнутыми кольцами. Еще в VI—VII вв. у финских племен Волго-Окского междуречья появляются браслетообразные височные кольца, один конец которых расплющен и имеет отверстие, а другой загнут крючкообразно. Они найдены в погребениях рязанских и муромских могильников, а также на мерянских поселениях — Сарском и Мало-Давыдовском городищах. В это же время исключительно на мерянской территории бытуют браслетообразные втульчатые височные кольца, служащие этноопределяющпм признаком мери. В XI в. и втульчатые, и щитковые браслетообразные кольца выходят из употребления, что обычно объясняется славянизацией финского населения междуречья Волги и Оки. Можно полагать, что на смену этим украшениям пришли браслетообразные сомкнутые височные кольца. В XI— XIII вв. эти украшения носило уже не финское население лесной части древней Руси, а его славянизированные потомки.
Поэтому вполне закономерно, что браслетообразные сомкнутые кольца обычно встречаются в славянских курганах и часто сопровождаются древнерусскими украшениями. Нарисованная картина славянского освоения междуречья Волги и Клязьмы целиком соответствует представлениям, основанным на данных современной диалектологии. Современные говоры территории, которую в XII—XIII вв. занимало Владимиро-Суздальское княжество, сложились и развились на основе говоров словен новгородских и кривичей. При этом «колонизационный поток словен новгородских, расселившихся на территории Владимиро-Суздальского княжества, был, видимо, очень значительным по численности населения и неоднороден по этническому составу, а, следовательно, и по языку». Новгородские словене освоили левобережную часть Поволжья, а также осели по правую сторону Волги, па территории современных Ярославской и Ивановской областей. Можно предполагать, что в заселении Ярославского Поволжья приняли участие новгородцы из Белозерья. Говоря иными словами, вместе со словенами в Ярославское Поволжье пришла белозерская весь, может быть частично славянизированная.
Кривичи, согласно диалектным данным, заселяли области по правую сторону Волги. С археологией восточного славянства связана также тема о начальном проникновения древнерусского населения в Вятский край и области Верхнего Прикамья, заселенные финно-угорскими племенами. Первые славянские переселенцы появляются в этой земле, вероятно, в XI- начале XII в., о чем говорят отдельные находки древнерусского происхождения. Судя по летописи, племена печеры, обитавшие на р.Печора, и югра, жившая в Северном Приуралье, уже в конце XI — начале XII в. платили дань Новгороду Великому. Очевидно, в это же время в орбиту новгородских интересов попала и Пермская земля, поскольку все походы новгородцев на югру осуществлялись через эту землю. Активное проникновение славянского населения в Вятско-Камский край начинается во второй половине XII в. Так, на поселениях и в могильниках позднего этапа вымской культуры (XII — XIV вв.), принадлежащей предкам коми-зырян, резко увеличивается число вещей древнерусского происхождения.
Это различные железные орудия труда, многочисленные изделия из цветных металлов, в том числе трехбусинные височные кольца, решетчатые привески, пластинчатые браслеты с завернутыми концами и др., а также стеклянные и настовые бусы некоторых типов. С конца XII в. получает распространение древнерусская гончарная керамика, свидетельствуя о совместном проживании славян на одних поселениях с местным финским населением. Такая же картина иаблюдаегся на поздней стадии (XIII- XIV вв.) романовской культуры, принадлежащей предкам коми-пермяков. На ряде поселений с XIII в. распространяется древнерусская гончарная керамика, на поселениях и в могильниках нередко встречаются вещи славянских типов (оружие, украшения, предметы культа). При раскопках могильника, расположенного рядом с городищем, исследовано погребение, к сожалению разрушенное, которое, судя по вещам, принадлежало славянину. Среди древнерусских предметов из погребения имеется писанка с зеленовато-желтой поливой. Сравнительно небольшая часть изделий древнерусского происхождения могла быть привезена в Вятско-Камским край из Южной Руси, через посредничество Волжской Булгарии.
Таков, например, браслет-наруч со стилизованным растительным узором, выполненным чернью. Основная же масса славянских вещевых находок и керамика происходят из севернорусских областей. Вятско-Камский край в меньшей степени был связан с Ярославско-Костромским Поволжьем, а в основном — с Новгородской землей. Оттуда и происходит, нужно полагать, большая часть переселенцев. К периоду активного проникновения новгородцев в Вятско-Камский край относится и возникновение здесь первых русских городков. В конце XII в. был основан Хлынов, на рубеже XII и XIII столетий. С середины XIII в. (1269 г.) области Перми называются в письменных источниках в числе новгородских волостей. Восточнославянских курганов в Вятско-Камском крае нет. Это является важным свидетельством того, что массы деревенского населения древней Руси, занято преимущественно землепашеством, не участвовали в освоении рассматриваемых территорий.
Проникновение древнерусского населения в вятско-камские земли носило совершенно иной характер, чем расселение восточных славян в Волго-Окском междуречье. Области последнего осваивались массами славянского населения, занятого сельскохозяйственной деятельностью. Переселенцы были заинтересованы в земельных участках, скоро оседали па землю и становились коренными жителями края. Древнерусские переселенцы Вятско-Камского края не были земледельцами. Это были ремесленники и торговцы, вероятно, в основном горожане, а также лица, связанные с новгородской администрацией. Древнерусское население Вятско-Камского края было весьма малочисленным. Славянская инфильтрация не внесла заметных изменений в этническую структуру местного финно-угорского населения.
Материал создан: 26.10.2015
