Актуальность темы
Конструированию различных сепаратистских проектов на Северном Кавказе способствуют в значительной мере, как известно, ретроспективные искажения, основанные на негативном отображении реалий формирования государственного единства края с Россией. Какая опасность исходит от таких презентаций прошлого можно, в частности, проследить по востребованности их в религиозной доктрине ваххабизма, одной из радикальных разновидностей ислама. Нацеленность ее на подрыв устоев российского федерализма опирается прежде всего на утверждения о насильственном присоединении.
Оправдывается с помощью соответствующих исторических обоснований и террористическая деятельность, подчиненная так или иначе достижению независимости. «Моджахеды Кавказа» призываются к началу «освобождения… от русских оккупантов»4. В качестве конечной цели борьбы предлагается «исламское государство», охватывающее территорию «от Каспийского до Черного и Азовского морей» с отнесением северной границы к пределам донских степей. Кавказ после этого, по мнению идеологов, должен стать «Великой Державой», которой Россия платит «налоги за нанесенный ущерб».
Однако такая перспектива не получила поддержки у населения, не воспринявшего «ценности ваххабизма» и намерений отделения от России под какими бы то ни было предлогами, в том числе и религиозными. Отсутствие массовой опоры вынуждены были также признать сторонники других разновидностей северокавказского сепаратизма. В проектах разрушения российской государственности содержатся и скрытые механизмы, представляющие не меньшую угрозу.
В условиях современных вызовов патриотический потенциал российского мусульманства как и ранее оказывается тем не менее не востребованным. На наличие такого феномена впервые обращено внимание в брошюре крымско-татарского просветителя Исмаила бея Гаспринского (1881). Между тем российское мусульманство как наследие прошлого остается до сих пор не изученным. Существование его проявлялось неоднократно с возникновением внешних и внутренних разрушительных для общего отечества вызовов. Интеграционный потенциал российского мусульманства для его сохранения обнаруживался в реалиях прошлого чаще всего неожиданно.
Так, в самый тяжелый для страны период германского вторжения, приходившийся на 1941–1943 гг., северокавказские муллы объявили газават против фашистов, так и не нашедший по вполне понятным идеологическим соображениям поддержки у Москвы. Находились среди них и те, кто всячески поддерживал агрессоров, надеясь на реализацию в той или иной форме своих сепаратистских замыслов. По инициативе этой части мусульманского духовенства Северного Кавказа Гитлер был провозглашен «великим имамом». Однако призывы такого рода не находили широкой поддержки. Представители всех без исключения народов края пополнили ряды тех, кто защищал родину. При аналогичных обстоятельствах это происходило и ранее. Мусульманское духовенство неоднократно способствовало формированию патриотических настроений, в которых Россия являлась определяющим фактором.
Отражая мнение верующих, оно не поддержало и попытки разделения российской государственности в постсоветскую эпоху. Прослеживалось это по всем входящим в ее состав субъектам. Особо следует отметить усилия муфтия Чечни А. Кадырова, внесшего вместе с тем весомый вклад благодаря своему авторитету в укрепление позиций традиционного ислама. Российское согражданство было сохранено при поддержке и других представителей мусульманского духовенства. Объективные предпосылки для этого, безусловно, существовали. Неслучайно при разрешении, например, «чеченского кризиса» тенденция на единство с Россией лишь усиливалась.
Даже Х.-А. Нухаев, один из организаторов сепаратистского сопротивления, вынужден был констатировать невозможность отделения значительной части вайнахов, признающих ее своей родиной. С учетом этой реальности им была предложена формула урегулирования конфликта «одна страна – две системы», предусматривавшая обособленное обустройство лишь для тех, кто боролся за «национальную независимость». В разных аспектах этот проект подвергался уже обоснованной критике1, и его утопичность в ней убедительно, на мой взгляд, доказана.
Объектом же предпринимаемого исследования избрана цивилизационная специфика северокавказской окраины Российской империи. Предметом анализа являются российское мусульманство на Северном Кавказе, исторические особенности его формирования, взаимодействия с другими отечественными конфессиями, проявление в условиях революционной экстремальности. Исследование соответственно затрагивает преимущественно вторую половину XIX – начало XX в., включая период 1917–1920 гг.
Степень изученности
Когда именно в России стал проявляться интерес к осмыслению мусульманского вероучения, наукой не установлено. Можно лишь с полным основанием отметить, что переводы Корана в ее пределах обрели известность уже во второй половине XVII в. Производились они в тот промежуток времени с польских изданий. Как бы там ни было, но «Алкоран Махметов» приобретали для своих частных библиотек видные государственные деятели, хотя знакомство с его содержанием судя по всему было еще не столь значительным. Однако перевод на русский язык 1716 г. имел уже более широкое распространение. Такие издания Корана предпринимались и в дальнейшем. Появлялись вместе с тем ознакомительные публикации о мусульманстве. В XIX в. Россия в освоении исламской культуры занимала уже лидирующие позиции.
Подтверждением этому является в том числе издание в 1848 г. типографией III отделения «собственно Его Императорского Величества канцелярии» размышлений об отечественном мусульманстве, отразивших в доступной форме уважительные заметки православного автора об основах вероучения. Резолюцию «печать позволяется» наложил «От Санктпетербургской Духовной Цензуры… Архимандрит Аввакум». Надзор в виде духовной цензуры в Российской империи устанавливался для книг только религиозного содержания и предназначался в том числе для противодействия образованию сект во всех без исключения конфессиях.
Несмотря на полемичность описаний, автор «Писем о магометанстве» отвергает малейшую возможность оскорбить соотечественников другой веры «не только словом, но даже неприятным для них помыслом». По его признанию, «одна только искренняя к ним любовь побуждает… говорить». В прилагавшихся комментариях об исламе разъясняется для тех, кто поставлен управлять Кавказом в непростое время разъяснялось, что «строгое исполнение нравственных правил Корана, в котором есть… много назидательного», должны сделать каждого подданного этой российской окраины «прежде искренним Магометанином».
Такие рекомендации в преобладающей степени и формировали российскую политику, хотя на том этапе и признавалась отдельными представителями православного духовенства предпочтительность «христианизации». Ставка на ислам в проводившейся политике осуществлялась и впоследствии. Во «Всеподданнейшем отчете за восемь лет управления Кавказом» наместником его императорского величества И.И. ВоронцовымДашковым выделяются благоприятные для интеграции изменения в конфессиональной сфере, обосновывается необходимость повышения уровня образованности мусульманского духовенства (1913).
Деятельность русских благовестнических миссий на окраинах с применением ретроспективных сопоставлений отражено в этнографическом очерке И. Беляева (1900). Об отношении церкви к исламскому исповеданию, равно как и к другим, свидетельствует хотя бы то, что «православная Казань», к слову, распространяла, как пишет исламовед М.А. Батунский, «посредством своих типографий… мусульманские издания по всей России». М.А. Миропиев описал с опорой на непосредственное знание вероучения «религиозное и политическое значение хаджа», представив его как «священное путешествие мухаммедан в Мекку» (1877). Для познания ислама переводились на русский язык также издания, осуществлявшиеся за границей. На рубеже XIX – начала XX вв. в России публикуются работы А. Мюллера (1895), Р. Дози (1904)27 и др. История ислама А. Мюллера выпущена под редакцией приват-доцента Н.А. Медникова.
Научное обеспечение переводам трудов зарубежных авторов оказывалось и Лазаревским институтом восточных языков. Работавший в нем профессор арабской словесности А.Е. Крымский написал, в частности, предисловие и редакционные примечания к книге Р. Дози. В приложении к ней помещена статья И. Гольдциэра «Идеалы старо-арабские и идеалы Мохаммеда». Выпускались монографии и российских исламоведов В. Череванского (1901)2, Н. Остроумова (1912)30 и др. О глубине их исследований свидетельствует хотя бы то, что различия (мазхабы) выделялись даже в мусульманском праве (шариате). Литература такого содержания издавалась типографией «Туркестанских ведомостей» при канцелярии генералгубернатора края в Ташкенте.
В советский период развития отечественной исторической науки на публикации об исламе наложилась схема, предполагавшая отображение контрреволюционной сущности любой религии. В преломлении противостояния «красных и белых» выдержаны были появившиеся уже в 1922 г. воспоминания непосредственного очевидца событий на Северном Кавказе К. Бутаева, в которых содержалась информация и о «шариатском движении Узуна-Хаджи». В выпущенных очерках К. Василевского (1930)3, Л. Климовича (1936)34 отечественное мусульманство соотносится с «реакцией», направленной на сохранение пережитков прошлого.
В книге Н.А. Смирнова «Мюридизм на Кавказе» (1963)35 изложена получившая распространение в XIX в. версия в толковании ислама, обосновывавшая необходимость «священной войны» («газавата») против России. Реакционная роль мусульманства отображалась и в преломлении национальных отношений. Освещение же специфики конфессиональной ситуации на северокавказской окраине России на рубеже XIX начала – XX вв. под воздействием атеистической пропаганды несколько сужается.
По теме ислама выпущена лишь книга А.В. Авксентьева (1973). Оценка мусульманства в ней попрежнему дается с сугубо негативных позиций. Монографическое обобщение А.В. Авксентьева, также как и все отмеченные публикации, вносили, несмотря на идеологические издержки в советский период разработки исторических знаний о периферии отечественного Востока, определенный вклад в осмысление проблемы. Однако в них по понятным причинам не показывалась консолидирующая роль для государства отечественного мусульманства и иных религий.
Только в постсоветскую эпоху стали появляться разработки так или иначе отражающие роль исламского фактора в российском цивилизационном контенте на разных этапах его формирования. В очерках В.О. Бобровникова впервые показано использование обычного права и шариата в нагорном Дагестане в условиях перемен, вызванных интеграционными процессами в имперское сообщество (2002). Отношение к исламу в России раскрывается в исследовании М.А. Батунского (2003).
В нем также воссоздается практика преодоления разломов географических зон (контактных ареалов), обладавших сложной религиозной спецификой из-за наследия несхожих цивилизаций. В издании содержатся описания различных эпох конфессиональных взаимодействий при формировании «российского народа», включая период XIX – начала XX в. Теме «Россия и ислам» посвящен выпуск «Отечественных записок» (2003)4, в котором представлены статьи А. Малашенко, В. Зорина, С. Червонной и других авторов.
С.М. Исхаковым поднимается проблема участия мусульман в революционных событиях 1917–1918 гг. (2003). В его монографии сосредоточены сведения и о проявлениях общегражданского раскола по ходу противостояния (2004). Этничность в цивилизационном контексте получала отражение и в других конкретных исторических разработках. В 2007 г. была защищена докторская диссертация О.Н. Сенюткиной «Российский политический тюркизм: истоки и закономерности развития (1905–1916 гг.)»4, а в 2008 г. – А.К. Тихонова «Политика Российской империи по отношению к католикам, мусульманам, иудеям в последней четверти XVIII – начале XX в.»46 Издания производились и по отдельным составным частям мусульманской культуры. Исследования, в частности, по суфизму позволяют глубже понять конфессиональные особенности северокавказского ареала.
Изученность же различных подходов в преодолении неблагоприятной цивилизационной ситуации дает возможность осмыслить не только существовавшее в прошлом. Интерес для выявления специфики политики на окраинах отечественного Востока представляют и подборки сведений «Императорская Россия и мусульманский мир (конец XVIII – начало XX в.)». Использование их информационного контента позволяет комплексно воспринимать интеграционные аспекты проводившейся политики и те затруднения, с которыми сталкивались ее организаторы на практике. Составленное видным современным исламоведом Д.Ю. Араповым, издание сопровождено его же вступительной статьей в предисловии и пояснительными комментариями.
Уточнение понятий
В дополнение к историографическому обзору определим позицию по встречающейся формулировке «российский ислам». Применение ее, безусловно, неправомерно, так как любая монотеистическая религия, в том числе и христианство, имеет единую догматическую основу. Ислам также не предполагает этнических ответвлений. На это указывается в трудах богословов. Муфтий Гайнутдин Равиль, видный современный отечественный религиозный деятель, по этому поводу дает такое разъяснение: «Ислам, по определению священного Корана, основывается на неизменном вероучении… ниспосланном Аллахом. И с этой точки зрения нет и не может быть ислама российского, арабского, турецкого, индонезийского. Мусульмане России, так же как и их зарубежные единоверцы, живут на основе религии Аллаха, придерживаются положений, вытекающих из Священного Корана и Сунны».
Авторитетный богослов в связи с этим сделал и такое разъяснение: «мы вправе говорить, что есть и будут мусульмане России, Турции, Аравии, Индонезии… Они отличались и отличаются историческим… религиозным опытом». Резюмируя изложенное, муфтий обращает внимание, что «отечественного мусульманина» нельзя рассматривать «на одном уровне с единоверцами из стран дальнего зарубежья». Различия, заметим, весьма существенные. Трансформациям, связанным с этнополитическими интеграционными процессами, подвержено, таким образом, только мусульманство, означающее исповедование ислама теми или иными общностями людей.
Консолидирующую роль для восточного славянства, как известно, играло православие. Сложилась его русская вариация, но нет такой разновидности христианства из-за единой символики веры, общности религиозных представлений. В предпринимаемом исследовании используются формулировки, не затрагивающие канонический спектр отечественных и зарубежных конфессий. Для понимания специфики религиозной обстановки на северокавказской окраине Российской империи и характеризующих реальность терминов, наряду с исламом, учитываются также богословские версии христианства и буддизма. Изложенные уточнения должны, безусловно, применяться при исследовании исторических особенностей формирования российской идентичности мусульман на Северном Кавказе. Пояснения по иным понятиям отображаются в контексте систематизаций.
Материал создан: 07.12.2015
