Волга‑матушка, наша великая река, соединяет многие города, знаменитые не только в истории русского государства, но и в истории Русской Церкви.
На всем протяжении реки поныне существуют староверческие приходы – в Ржеве и Ярославле, в Костроме и Казани, в Самаре и Саратове, в Волгограде и Астрахани. На Волге стоит и Нижний Новгород – город, имеющий особое значение в истории старообрядчества.
В низовьях Волги, где процветала торговля хлебом, даже небольшие города – Сызрань и Хвалынск, Балаково и Вольск – были известны многолюдными общинами и великолепными храмами. Издавна уезжали отсюда в Москву, в Петербург самые богатые купцы. Например, староверы Мальцевы из Балаково[1], торговавшие по всему миру. Говорили, что они устанавливают цены на хлеб в самом Лондоне.
На реках Керженце и Иргизе – притоках Волги – располагались прославленные монастыри и скиты. Преемником Иргиза стали обители на речке Черемшан возле города Хвалынска[2], расположившиеся у подножия живописных гор, в местности, изобилующей целебными источниками.
«Солнцем Черемшана» называли преподобного Серапиона, великого постника и молитвенника.
Семен Иванович Абачин – будущий подвижник – родился в 1823 году в нижегородском селе Мурашкино[3], расположенном близ села Григорово – родины протопопа Аввакума. Затем его отец, купец Иван Иванович Абачин, переселился в Саратов.
Склонность Семена к духовной жизни проявилась еще в детстве. Ребята на улице дразнили его «попом». А мальчик прятался от всех в погребе и читал церковные книги. В 18 лет Семен ушел из родительского дома и отправился странствовать.
Он посетил староверов, живших в Турции и Австрии. В монастыре в селении Русская Слава он принял иночество и был наречен Серапионом.
Хотя староверам за границей жилось привольно, чернеца тянуло на родину. В 1862 году он с несколькими иноками переселился в Россию, на Черемшан.
Старцы поселились на хуторе в семи верстах от Хвалынска, где была водяная мельница, принадлежавшая купчихе Фекле Евдокимовне Толстиковой. Здесь была устроена тайная церковь, в священники к которой саратовский епископ Афанасий (Кулибин) рукоположил Серапиона.
Все думали, что чернецы – работники на мельнице. И несколько лет никто не трогал их. Но местное синодальное духовенство дозналось, что на хуторе существует скит, и донесло об этом полиции. В 1865 году началось долгое следствие.
Только в 1873 году Толстикова и иноки были оправданы. Однако несколько лет они провели в заключении в остроге. Скитников даже приговорили к унизительному телесному наказанию. Но хвалынские купцы сумели оградить их от позора. Когда скованных чернецов привели на площадь, где все уже было готово к сечению розгами, прискакал гонец из Петербурга с царским указом об отмене наказания.
Серапион вернулся на Черемшан и основал новую обитель. Толстикова приняла иночество и стала инокиней Фелицатой. Она также переселилась на Черемшан и основала женский монастырь. Сюда со всей Руси стали собираться благочестивые христиане, ищущие праведного жития.
Местные купцы жертвовали монастырям старинные иконы и книги, деньги и земли. К концу XIX века на Черемшане красовалось несколько обителей с каменными храмами и кельями, садами, пасеками, прудами, водяными и ветряными мельницами. Монастыри обеспечивали себя и всю округу хлебом, яблоками, медом и воском.
В обители Серапиона был построен большой двухэтажный храм с главой и крестом. Но властям это показалось непозволительным. Главу и крест пришлось снести.
Неутомимым руководителем Черемшана был архимандрит Серапион. Ежедневно совершая литургию, он находил время для хозяйственных дел и душеполезных бесед – объяснял Библию и писания святых отцов, защищал старую веру. Никто не видел, чтобы он отдыхал или был праздным.
Если кто‑то из братии заболевал, настоятель, оставляя все, шел к болящему и утешал его. Ежедневно можно было видеть десятки нищих, ожидавших выхода старца из церкви. Отказа в милостыни не было никому!
Если кто‑то злоупотреблял благотворительностью архимандрита, а монастырский казначей напоминал ему об этом, Серапион только улыбался:
– Бог с ним, ему нужно. А когда нам потребуется – Господь пошлет.
Настоятель был кроток и ласков со всеми, но требователен к себе – носил вериги и строго постился. Он даже не пил чаю, а пил только воду с изюмом. Старца неоднократно просили принять епископский сан, но он по смирению уклонялся от этой высокой чести.
Постепенно здоровье архимандрита ухудшалось. Но он не прибегал к услугам врачей, считая телесное лечение ненужным для инока. В начале 1898 года Серапиону стало совсем плохо. Тогда он принял схиму. Соборовавшись и причастившись, подвижник тихо скончался утром 7 января 1898 года.
На похороны старца собралось около тысячи местных жителей и несчетное количество приезжих. Его похоронили за алтарем монастырского храма, в склепе. Там было сыро, но тело Серапиона сохранялось нетленным.
В 1909 году мощи подвижника были освидетельствованы. Ткань, которая их покрывала, истлела и рвалась. Сложенные на груди руки архимандрита были покрыты белым налетом. Когда его отерли, оказалось, что руки темновато‑желтого цвета. Так же выглядели ноги, бока и грудь почившего.
Это чудо монастырская братия держала в тайне. Но все равно многие знали об этом. И многие почитали Серапиона угодником Божьим. Несомненно, святые мощи могли бы украсить Русскую Церковь, но печальные события 1917 года помешали этому.
Советские безбожники разгромили обители на Черемшане. Незадолго до закрытия мужского монастыря преподобный Серапион в сонном видении являлся настоятелю и инокам, повелевая перенести в другое место свои мощи.
Их перенесли в монастырь Фелицаты и также поместили в склепе. Когда над женской обителью нависла угроза закрытия, инокини захоронили останки подвижника на монастырском кладбище.
В 1927 году была закрыта последняя обитель на Черемшане. В монастырских постройках расположились дома отдыха и санатории. На месте кладбища мужской обители была кощунственно устроена площадка для танцев. В храме мужской обители разместилась столовая санатория.
А мощи святого Серапиона бесследно исчезли.
[1] Балаково – город на берегу Волги в Саратовской области.
[2] Хвалынск – город на берегу Волги в Саратовской области.
[3] Мурашкино (Большое Мурашкино) – поселок городского типа в Нижегородской области.
На владимирской земле исстари жило много тайных беспоповцев. Большинство из них считалось членами Синодальной Церкви. Они посещали ее храмы, в них венчались и крестили детей, но дома молились по дониконовским книгам.
В 1840 году у тайного старообрядца, крестьянина Василия Швецова, жившего в деревне Ильина Гора[1], родился сын Анисим. Сперва мальчика обучали грамоте старики‑беспоповцы. А в десять лет его отдали на три года в государственное училище, где он успевал лучше всех.
Окончив училище, Анисим продолжил ходить к старикам. Он мечтал об иноческих подвигах и просил старцев благословить его на жизнь в уединенной келье. Старцы согласились. Рассчитывать же на одобрение домашних Анисим не мог и надумал тайно уйти из семьи. Но ему не хотелось покидать дом, не спросившись у родителей, без благословения которых он и воды не пил.
Как‑то в сенокос юношу послали отвести домой лошадь. Он решил воспользоваться этим, чтобы уйти к отшельникам. Войдя в избу, он налил кружку квасу, подошел к матери и сказал:
– Матушка, благослови Христа ради.
Глянув на кружку в руках сына, женщина ответила:
– Бог благословит.
Анисим поставил кружку и с родительским благословением отправился к старцам, которые проводили его в лес, где юный подвижник поселился в землянке.
Когда дома хватились Анисима, решили, что он ушел к старикам. Прошла неделя, а он не возвращался. Швецовы пошли к старцам, но те сказали, что у них нет Анисима. Огорченные родители, не зная, куда делся сын, решили, что он утонул.
Прошло около года, юноше стало жалко родителей, и он решил посмотреть, что делается дома. Придя в деревню, Анисим увидел, что дома все живы и здоровы, и пошел назад.
Навстречу ему попалась соседка, признавшая пропавшего. Она поспешила к Швецовым и рассказала, что видела Анисима. Мать кинулась догонять и долго бежала за сыном, плача и крича. А тот шел и не оглядывался. Но, поняв, что мать задыхается и отстает, пожалел ее и остановился.
Женщина нагнала сына, бросилась к нему на шею и зарыдала:
– Пойдем домой! Теперь никуда не пущу!
Анисим умолял отпустить его к отшельникам. Но мать была неумолима, и он возвратился в отчий дом.
Когда пришло время сыну служить в армии, Швецовы, как тогда было принято, наняли «охотника», согласного за вознаграждение идти за Анисима в солдаты. «Охотник» запросил так много, что семье пришлось влезть в долги, которые надо было отработать. Для этого Анисим поступил приказчиком к своим землякам, уроженцам Ильиной Горы, братьям Першиным.
Они жили в городе Коврове[2] и промышляли хлебной и рыбной торговлей. Купцам принадлежала великолепная библиотека, которой мог пользоваться и Анисим. Читая духовные книги, он пришел к мысли, что беспоповское учение о прекращении священства ложно. Тогда юноша стал молиться, чтобы Бог открыл ему путь спасения.
Однажды кто‑то из братьев поехал в Москву и взял с собой Анисима. В городе купец отправился по своим делам, а приказчик пошел разыскивать истинное священство.
Случайно ему указали жилище архиепископа Антония. Тот принял молодого человека и побеседовал с ним о белокриницкой иерархии. Эта беседа произвела на Анисима сильное впечатление. В Ковров он вернулся убежденным поповцем.
Хозяева, увидев перемену в приказчике, пытались переубедить его. Они часто спорили. Слушая их, мать Першиных качала головой и говорила сыновьям:
– Анисим больше вас знает и вам его не победить.
В 1865 году, когда долг у купцов был отработан, Анисим немедленно поехал в Москву к архиепископу и присоединился к Церкви. Антоний предложил ему остаться в качестве письмоводителя. Анисим согласился и прожил при архиерее шестнадцать лет.
Живя в Москве, Швецов усердно читал книги, учился греческому языку и русской грамматике. Он не любил тратить время попусту и говорил:
– Время наше дорого, не беречь его – худо, а во зло употреблять еще хуже того.
Благодаря обширным познаниям Анисим Васильевич скоро выдвинулся в ряды первейших защитников старой веры. А благочестивая жизнь стяжала ему всеобщее уважение.
В 1881 году скончался владыка Антоний. А в 1883 году по благословению архиепископа Савватия (Левшина) Швецов отправился за границу для создания книгопечатни – в России староверам запрещалось издавать книги.
Вернувшись на родину в 1885 году, Анисим Васильевич принял постриг и был наречен Арсением, а вскоре удостоился священнического сана. Подражая древним апостолам, священноинок Арсений много путешествовал, разъезжая с проповедью старой веры по всей Руси.
В 1897 году скончался епископ Уральский и Оренбургский Виктор (Лютиков). Его преемником уральские казаки единогласно выбрали Арсения. По единодушному согласию всех епископов и по благословению архиепископа Савватия священноинок Арсений был рукоположен в архиерейский сан 24 октября 1897 года.
У нового епископа не было свободного времени. Зиму и лето, день и ночь он был занят церковными делами. Каждый год архиерей объезжал паству, посвящая этим поездкам целые месяцы. Много сил отнимало сочинительство и ведение обширнейшей переписки.
В 1906 году, после дарования христианам свободы вероисповедания, по благословению святителя в городе Уральске была организована первая в России старообрядческая книгопечатня. Для нее были изготовлены изящные буквицы, благодаря которым книги, напечатанные в Уральске, невозможно спутать ни с какими другими.
В начале сентября 1908 года архиерей заболел. Он ходил в печатню и простудился, забыв надеть калоши. На следующий день епископ слег. Он и раньше чувствовал себя нездоровым, но пересиливал болезнь. На этот раз он отказался от врачебной помощи, хотя раньше ею не пренебрегал.
Почувствовав приближение смерти, епископ причастился Тела и Крови Христовых и мирно скончался утром 10 сентября 1908 года. Его смерть оплакала вся Церковь.
После кончины святителя оказалось, что его имущество состояло из одной библиотеки. Денег же не осталось. Хотя христолюбцы немало жертвовали архиерею, он все раздавал бедным приходам и неимущим священникам.
Не оставив по себе презренных денег, святой Арсений передал нам более ценное – многие сочинения, служащие на пользу Церкви, и способных учеников.
[1] Ильина Гора – деревня в Вязниковском районе Владимирской области.
[2] Ковров – город во Владимирской области.
Современному человеку слово «начетчик» может показаться безжизненным и косным. Так разъясняет его и толковый словарь: «Начетчик – человек, много читавший, но знакомый со всем поверхностно».
Между тем еще сто лет назад слово «начетчик» звучало гордо, и многие христиане считали для себя честью так именоваться.
Речь идет о старообрядческих начетчиках, пользовавшихся большим уважением и влиянием среди верующих. Издавна начетчиком называли грамотея, образованного человека, знатока богословия, истории и церковных правил.
Само слово происходит от слова «чтение» и указывает на то, что знания начетчик приобретал путем чтения книг, самообразования. Начетчик должен был не только читать книги, но запоминать их и уметь толковать. Это было необходимо для того, чтобы просвещать других и в спорах защищать веру.
Первые начетчики появились еще среди христиан Древнего Рима. В эпоху гонений многие верующие не желали посещать языческие школы и училища. Самостоятельно или под руководством опытных учителей они изучали Библию и участвовали в спорах с язычниками и еретиками.
Древних начетчиков называли «автодидактами». Слово это греческое, в переводе на русский язык означает «самоучки».
Начетчиками были все известные богословы и книжники древней Русской Церкви. Тогда не существовало особых училищ для подготовки духовенства – знания можно было получить только из книг. Крупные библиотеки существовали в обителях, поэтому большинство русских начетчиков были иноками. Люди намеренно уходили в монастыри, чтобы получить образование и приобщиться к книжной премудрости.
Среди известнейших начетчиков Древней Руси назовем святого Геннадия, архиепископа Новгородского (преставился в 1505 году). Его трудами была собрана первая полная Библия на славянском языке. Другим знаменитым начетчиком был преподобный Иосиф Волоцкий (скончался в 1515 году), написавший большую книгу «Просветитель» против различных еретиков.
Начетчиками были все русские церковные деятели XVII века. Например, патриарх Никон и протопоп Аввакум, обладавший удивительной памятью – он знал наизусть множество книг.
После раскола начетничество оказалось ненужным в Синодальной Церкви, где появились духовные училища – семинарии и академии. Здесь воспитывались миссионеры – проповедники, которым Синод поручал борьбу со старой верой. Они разъезжали по стране и устраивали принародные споры со старообрядцами.
Но переспорить староверов было не так‑то легко!
Каких‑то сто лет назад о них шла слава как о непревзойденных златоустах и ученых книжниках. Эти доморощенные грамотеи – купеческие приказчики и простые мужики‑лапотники – могли запросто переспорить выпускника духовной академии.
И все благодаря начетничеству, сохранившемуся у староверов. Не имея возможности из‑за притеснения властей создавать школы, они были вынуждены самостоятельно черпать знания из книг.
В деревне первоначальное образование давали домашние учителя – благочестивые старички и старушки. К ним на дом собирались мальчики и девочки, учили азбуку и начинали читать по складам. После азбуки брались за Псалтырь, часовник или часослов.
Утром, придя к учителю, дети садились на лавку только после того, как трижды кланялись в пояс иконам и один раз – в ноги учителю. Лавка обычно находилась у окна, чтобы было больше света. Ученики рассаживались, и изба наполнялась невообразимым шумом.
Тогда не было отдельных уроков, как сейчас. Каждый ребенок получал от учителя особое задание, в зависимости от того, что он уже успел изучить. Один зубрит азбуку, другой пытается складывать из букв слоги, третий вслух читает слова. Кто‑то учит по книге псалмы и молитвы. Для нерадивых и непослушных приготовлены розги.
Каждый раз, садясь за новую книгу, ребенок нес учителю подарок – горшок сваренной на молоке каши, платок, в который он был завернут, и деньги. Кашу съедали ученики, а деньги и платок учитель оставлял себе.
Вся деревня знала: если Ваня и Маша идут по улице с горшком каши, значит, они осилили азбуку и берутся за Псалтырь.
Ученик вырастал и по желанию мог продолжить образование самостоятельно или под руководством опытного наставника – читал Библию, писания святых отцов и сочинения старообрядческих писателей.
Из простого народа вышли талантливые защитники православия, получившие знания из книг. Они словом и пером успешно противостояли лжи и клевете синодальных миссионеров. Лучших начетчиков народ уважал.
Из знаменитых начетчиков необходимо назвать епископа Арсения (Швецова), Иллариона Георгиевича Кабанова, писавшего под именем «Ксенос», Михаила Ивановича Бриллиантова, Дмитрия Сергеевича Варакина, Никифора Дмитриевича Зенина и Климента Анфиногеновича Перетрухина.
Учениками Арсения были начетчики Феодор Мельников и епископ Иннокентий (Усов).
Для более плодотворной деятельности начетчики ежегодно собирались на съезды. В 1906 году на их первом съезде в Нижнем Новгороде было принято решение о создании Союза старообрядческих начетчиков.
Он имел целью защищать и распространять старую веру, развивать деятельность начетчиков, всячески поддерживать их, проводить беседы, издавать богословские и исторические книги.
После 1917 года стараниями советских безбожников начетничество было истреблено. Многие народные богословы либо были уничтожены, либо покинули Россию.
Был вынужден уехать Феодор Ефимович Мельников (1874–1960) – наиболее известный в наши дни начетчик. С юных лет он принимал участие в спорах о вере и всегда выходил победителем.
После 1917 года он выступал в Москве на беседах против большевиков и безбожников. Затем был вынужден скрываться в лесах Сибири и горах Кавказа, а потом тайно бежал в Румынию, переплыв ночью пограничную реку Днестр.
Перу Мельникова принадлежит множество книг о старой вере, в том числе «Краткая история Древлеправославной (Старообрядческой) Церкви». Эту книгу полезно прочесть всякому, желающему больше знать о русском православии.
В современной России по сути уже нет начетчиков. Большинство христиан, выступающих в защиту старообрядчества, имеют высшее образование, а потому не могут считаться начетчиками‑самоучками в прежнем смысле этого слова.
В Российской империи купеческое сословие составляли не только люди, занятые куплей‑продажей, но и промышленники, и банкиры. От них зависело процветание и благополучие страны.
Крупнейшие предприниматели были старообрядцами. В их руках сосредотачивались основные богатства России. В начале ХХ века их имена были широко известны: владельцы фарфорового производства Кузнецовы, текстильные фабриканты Морозовы, промышленники и банкиры Рябушинские.
Для принадлежности к купеческому сословию нужно было записаться в одну из трех гильдий. Купцы, имевшие капитал от 8 тысяч рублей, приписывались к третьей гильдии. От 20 тысяч рублей – ко второй гильдии. Свыше 50 тысяч рублей – к первой гильдии.
От старообрядцев полностью зависели целые отрасли промышленности и торговли: производство ткани, изготовление посуды, торговля хлебом и лесом.
Железные дороги, судоходство на Волге, нефтяные прииски на Каспийском море – все это принадлежало староверам. Без их участия не проводилась ни одна крупная ярмарка, ни одна промышленная выставка.
Старообрядческие промышленники никогда не чурались технических новшеств. На своих фабриках они использовали современные станки. В 1904 году старовер Дмитрий Павлович Рябушинский (1882–1962) основал первый в мире институт самолетостроения. А в 1916 году семья Рябушинских начала строительство завода Автомобильного московского общества (АМО)[1].
Купцы‑старообрядцы всегда помнили слова Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где червь и тля истребляют и где воры подкапывают и крадут. Собирайте же себе сокровища на небе, где ни червь, ни тля не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»[2].
Даже разбогатев, купцы оставались верными чадами Древлеправославной Церкви. Богатство не было для них самоцелью. Они охотно тратили деньги на благотворительность – на богадельни, больницы, родильные дома, сиротские приюты и учебные заведения.
Например, московский купец первой гильдии Козма Терентьевич Солдатенков (1818–1901) был не только усердным прихожанином храмов Рогожского кладбища, но и покровителем искусств, бескорыстным книгоиздателем, щедрым благотворителем.
Он не только собирал картины русских художников и старинные иконы, но и строил в Москве лечебницы и богадельни. Солдатенковская бесплатная больница для бедных сохранилась до сих пор. Ныне она называется Боткинской.
В домашнем укладе купцы сохраняли благочестивые обычаи предков. О старозаветном быте московской купеческой семьи замечательно рассказывает книга Ивана Сергеевича Шмелева «Лето Господне».
Прабабушка писателя, купчиха Устинья Васильевна Шмелева была староверкой, но во времена гонений Николая I перешла в Синодальную Церковь. Однако в семье сохранялось многое из строгого старообрядческого быта.
На страницах книги Шмелев любовно воскрешает образ прабабушки. Устинья Васильевна сорок лет не вкушала мяса, день и ночь молилась с кожаной лестовкой по священной книге перед красноватой иконой распятия, очень старой…
Те купцы, что не отреклись от истинной веры, были надежным оплотом православия. На их средства содержались старообрядческие храмы, монастыри и школы. Почти при каждом купеческом доме имелась молельня, при которой иногда тайно проживал священнослужитель.
Сохранилось описание моленной в доме московского купца первой гильдии Ивана Петровича Бутикова (1800–1874). Она была устроена на чердаке и имела все принадлежности, подобающие храму.
Здесь нередко служил литургию архиепископ Антоний. И служил не для одного купеческого семейства, но для всех староверов. Вход в домовую церковь при совершении в ней богослужения был беспрепятственно открыт для всех.
На западной стене моленной было три окна. Восточную стену украшали иконы. Отступая несколько от стены, была поставлена походная церковь – палатка из розовой штофной ткани с крестом вверху, с царскими вратами и северной диаконской дверью из золоченой парчи с розовыми цветами.
По сторонам царских врат на крючках было повешено несколько маленьких икон. По правую и левую стороны палатки стояли хоругви. Посреди палатки стоял престол, покрытый розовой штофной тканью.
Однако купцы, как бы состоятельны они ни были, не имели возможности открыто поддерживать старообрядчество. В вопросах духовной жизни богачи были так же бесправны, как и их простые братья по вере, лишенные многих свобод.
Полиция и чиновники могли в любое время нагрянуть в купеческий дом, ворваться в моленную, разорить и осквернить ее, схватить священнослужителей и отправить в темницу.
Например, вот что произошло в воскресный день 5 сентября 1865 года в доме купчихи Толстиковой на Черемшане.
В домовом храме совершалась литургия. Было уже прочитано Евангелие, как вдруг внезапно раздался страшный треск ломаемых ставней и окон. Через разбитое окно в моленную влез чиновник Виноградов с пятью полицейскими.
Чиновник был пьян. Грязной бранью он остановил обедню. Священник умолял позволить окончить литургию, но Виноградов вошел в алтарь, схватил чашу с вином для причастия, выпил и стал закусывать просфорами.
Иерей и верующие пришли в ужас от такого кощунства и не знали, что делать. Между тем Виноградов уселся на престол и, продолжая сквернословить, закурил папиросу от церковных свечей.
Чиновник приказал схватить священника и всех молящихся и доставить в тюрьму. Иерею не позволили снять богослужебное облачение, так в ризах и отправили в каземат. Моленная Толстиковой была разорена полицией.
Единственным способом избежать кощунства и позора была взятка – вынужденное, но неизбежное зло.
Известно, например, что именно взяткой в конце XVIII века московские федосеевцы спасли от разорения Преображенское кладбище. Они поднесли начальнику столичной полиции пирог с начинкой из 10 тысяч золотых рублей.
Однако взятки не всегда помогали. Не все купишь за деньги! Ни за какие миллионы староверы не могли купить свободу совершать богослужения по дониконовским книгам, строить храмы, звонить в колокола, издавать газеты и журналы, законно открывать школы.
Желанную свободу старообрядцы обрели лишь после революции 1905 года.
О спасении в миру (из письма священноинока Арсения священнику Стефану Лабзину)
Честнейший иерей Стефан Федорович!
Письмо ваше – вопрос за Анну Дмитриевну – получил только сейчас, 13 июля. Вы просили ответа к 11 числу, но числа не означили, когда послали. Я теперь остаюсь уже в сомнении, что ответ мой не поспел ко времени и, быть может, будет уже ненужный. Но все‑таки отвечаю на всякий случай.
Если Анна Дмитриевна была оглашена такой проповедью, что в миру кому бы то ни было, пусть на этот раз, скажем, девице, спастись нельзя, то я это оглашение, кем бы оно сказано ни было, и в какой бы книге написано ни было, признать за благочестное никак не могу…
Если мне, напротив, скажут, что в мире не избежишь соблазнов, я отвечу таковым: не избежишь оных и в пустыни. Если там, быть может, их встретишь и меньше, зато они бывают мучительнее. Но все‑таки борьба с соблазнами как в мире, так и в пустыне до самой нашей смерти должна быть неотступна. И если завлекут они кого там или сям в каковый омут, то при уповании на милость Божью есть надежная ладья покаяния выбраться отсюда.
Итак, по‑моему, никак нельзя отрицать спасение для всякого человека на всяком месте. Адам был в раю и согрешил перед Богом. А Лот в Содоме, грешном перед Богом городе, оставался праведным. Хотя и небесполезно искать более затишного места, но нельзя отрицать спасения и на всяком месте владычествия Господня.
И если Анна Дмитриевна только потому дала обет ехать в Томск, что признала, что здесь ей спастись нельзя, то этот обет безрассудный. И если она заблагорассудит с этим согласиться и пожелает опять остаться на прежнем жительстве, то прочитай ей молитву разрешения на ее безрассудный обет и назначь на какое‑либо время по нескольку поклонов Богородице. И Бог не взыщет с нее сего обета.
Но если она желает найти более удобную жизнь для своего спасения, то это пусть остается в ее произволении. И вы много ее свободы не стесняйте, несмотря на то, насколько бы она ни была полезна для вас. Если будете достойны, то, может, Бог приурочит и другую прислугу, не хуже…
Священноинок Арсений. 13 июля 1894 года.
Просвещенный русский человек XIX века мог судить о старой вере преимущественно по сочинениям писателей Синодальной Церкви. В них старообрядчество объявлялось «суеверием», происходящим от вековечной безграмотности нашего народа.
Тогда было принято уничижительно говорить о староверах: «раскольники», «ханжи», «суеверы». Конечно, этакое невежество не стоило внимания высшего света.
Но в царствование Николая I общественное мнение о старообрядчестве переменилось. Началось увлечение всем русским, особенно стариной – прадедовскими иконописью, зодчеством и литературой.
Образованные люди перевели свой взор с современной Европы на Древнюю Русь. Дворяне пристально всматривались в крестьян, мещан и купцов – в простой народ, сберегший наследие пращуров.
Ученые исследовали удивительный мир народных песен, сказок и былин. Собиратели гонялись за старинными книгами и иконами. У щеголей были в чести бороды, косоворотки и смазные сапоги.
Особого внимания удостоились старообрядцы – верные хранители сокровищ Святой Руси. Началось внимательное изучение их письменности и искусства.
В 1861 году в «Летописях русской литературы и древностей» впервые издается «Житие» протопопа Аввакума. На следующий год оно печатается отдельной книгой.
Лучшие русские умы ознакомились с «Житием». Не все согласились со взглядами протопопа, но все оценили его выразительный слог.
Иван Сергеевич Тургенев восклицал:
– «Житие» протопопа Аввакума – вот книга! Аввакум писал таким языком, что каждому писателю непременно следует изучать его. Я часто перечитываю его книгу.
С большим уважением и любовью говорил о протопопе Лев Николаевич Толстой. Он вслух читал домочадцам «Житие» и плакал во время чтения.
Во второй половине XIX века многих писателей привлекали горестная история церковного раскола и крепкий быт старообрядцев. Многие литературные произведения посвящаются староверам. Их выводят на страницы своих книг Достоевский, Толстой, Тургенев, Лесков и Мамин‑Сибиряк.
Пожалуй, наиболее значительными произведениями о старообрядчестве становятся романы Павла Ивановича Мельникова (Андрея Печерского) «В лесах» и «На горах».
Образы Древней Руси и старой веры воплотили в живописи многие художники. Например, Билибин, Кустодиев. Милорадович, Нестеров, братья Васнецовы.
Но совершенно особое место среди них принадлежит Василию Ивановичу Сурикову (1848–1916).
Этот великий русский живописец не был старовером. Но созданные им полотна удивительно ярко, точно и правдиво отображают нашу историю.
Непосредственно старообрядчеству посвящены два произведения Сурикова – «Утро стрелецкой казни» и «Боярыня Морозова». Они находятся в Москве, в Третьяковской галерее.
Картина «Утро стрелецкой казни» была завершена художником в 1881 году. На ней изображена гибель в 1698 году старого московского воинства. Восстание стрельцов против Петра I потерпело поражение. Мятежники осуждены на казнь. И гибнут от рук молодого царя и его палачей.
Что мы видим на полотне? Красная площадь. Храм Василия Блаженного. Стены Кремля. Осенняя грязь. Виселицы. Государь сидит на коне и с ненавистью смотрит на толпу.
А толпа шумит возле телег, на которых привезли осужденных. Петровские солдаты в новых европейских мундирах уводят мятежников на казнь.
Стрелецкие матери, жены и дети с плачем прощаются с сыновьями, мужьями и отцами. За этим с любопытством наблюдают иноземцы.
Среди восставших было много староверов. Поэтому картину Сурикова можно назвать памятником тем христианам, что думали силой оружия отстоять свое право молиться Богу так, как молились их отцы и деды…
В 1887 году Суриков закончил картину «Боярыня Морозова». Она принесла ему всемирную славу и вечную память благодарных потомков.
Писатель Гаршин[1] верно заметил: «Картина Сурикова удивительно ярко представляет эту замечательную женщину. Всякий, кто знает ее печальную историю, я уверен в том, навсегда будет покорен художником и не будет в состоянии представить себе Феодосию Прокопьевну иначе, чем она изображена на его картине».
Основой для картины послужил отрывок из жития боярыни Морозовой.
После допроса в Кремле инокиню Феодору посадили на дровни и повезли в тюрьму. Ее везли мимо царских теремов. Думая, что государь из своих покоев смотрит на ее позор, мученица под звон цепей осеняла себя крестным знамением и простирала к царским окнам руку с двуперстием.
Людная улица. Синий снег. Скрипят, визжат на морозе сани. Народ расступается. Мужчины, женщины, дети.
Прямо перед нами на снегу в рубище и веригах сидит босой юродивый. За его спиной стоит странник, сжимает в руке посох и мрачнеет лицом. Старушка‑нищенка упала на колени в сугроб. Женщины кланяются и утирают слезы концами нарядных платков. Два мужика в дорогих шубах и шапках злорадно смеются.
Над кем смеются?
Над Святой Русью. Над совестью русского народа. Над последним лучом солнца истинной веры, блеснувшим при закате Московского царства. Над государевой сродницей, первой боярыней Феодосией Прокопьевной Морозовой.
Вот она сидит на дровнях. Черная иноческая одежда подчеркивает бледность лица.
Лицо Морозовой, безусловно, – ярчайшее впечатление от картины. Суриков никак не мог найти его. Он рассказывал:
– Я на картине сперва толпу написал, а ее после. И как ни напишу ее лицо – толпа бьет. Очень трудно ее лицо было найти. Ведь сколько времени я его искал. Все лицо мелко было. В толпе терялось.
После долгих поисков художник, наконец, увидел лицо одной уральской староверки, приехавшей в Москву:
– Я с нее написал этюд в садике, в два часа. И как вставил ее в картину – она всех победила…
Скованы руки и ноги Морозовой. Она с трудом подняла правую руку с двуперстным крестным знамением.
За древний крест, за апостольское предание, за нежелание молиться по новым книгам патриарха Никона, за верность отеческой старине царь Алексей Михайлович отправляет боярыню в темницу, на лютые пытки и голодную смерть.
И не только ее. Тысячи лучших русских людей были отправлены в тюрьмы и ссылки, пытаны и казнены, сожжены на кострах, обезглавлены и повешены. Тысячи страдали и погибали за неизменное православие, за старую веру, за древнее благочестие.
[1] Гаршин Всеволод Михайлович (1855–1888) – русский писатель.
В Российской империи проживало не менее 15 миллионов староверов. По некоторым данным, старую веру исповедовало до трети всех великороссов.
В XIX веке стала очевидной необходимость дарования старообрядцам свободы вероисповедания. В том столетии, омраченном войнами, заговорами и покушениями, христиане имели возможность не раз засвидетельствовать искреннюю верность русским самодержцам.
Недаром в начале ХХ века глава тогдашнего правительства Сергей Юльевич Витте писал, что староверы в России всегда составляли слой, «наиболее преданный своему царю и родине».
Вот один из многих примеров проявления верноподданнического чувства. Когда 1 марта 1881 года был убит император Александр II, прихожане Рогожского кладбища испросили у властей разрешения принести присягу новому государю. Разрешение было получено. После молебна в Рождественском соборе духовенство и миряне присягнули Александру III.
При нем законодательство о старообрядцах было несколько смягчено. Закон от 3 мая 1883 года дозволял им отправление общественного богослужения по дониконовским книгам, но без всяких внешних проявлений – без колокольного звона, крестных ходов и облачения духовенства в ризы. Также староверам дозволялось иметь паспорта и с разрешения властей поновлять храмы, что было запрещено с 1826 года.
По этому закону 15 мая 1883 года, в день восшествия Александра III на престол, в Покровском соборе на Рогожском кладбище была установлена походная церковь, где стала прилюдно совершаться обедня. Но в 1884 году московские власти запретили служить литургии в кладбищенских храмах.
Стало ясно: Александр III не намерен предоставлять старообрядцам полную свободу вероисповедания. Староверы получили долгожданную свободу лишь после революции 1905–1907 годов.
Она началась с Кровавого воскресенья 9 января 1905 года. В этот день тысячи петербургских рабочих мирным шествием направились к царскому дворцу, чтобы подать императору Николаю II[1] челобитную о своих нуждах.
Рабочие шли с хоругвями и иконами, впереди несли портреты государя. Но Николая в тот день не было в Петербурге. Солдаты, охранявшие дворец, расстреляли безоружное шествие. Было много убитых и раненых.
Вся Россия возмутилась этим злодеянием. Оно послужило толчком к началу первой русской революции. Царское правительство испугалось беспорядков, охвативших страну, и спешно искало поддержки многомиллионного старообрядчества, преданного государю и Отечеству.
Провозвестием духовной свободы стало открытие алтарей храмов Рогожского кладбища, запечатанных в 1856 году.
Накануне Пасхи, 16 апреля 1905 года, на кладбище прибыл Дмитрий Борисович Голицын, приближенный императора. В Покровском соборе он зачитал царское послание: «Повелеваю в сегодняшний день наступающего светлого праздника распечатать алтари старообрядческих часовен московского Рогожского кладбища и представить впредь состоящим при них старообрядческим настоятелям совершать в них церковные службы. Да послужит это столь желанное старообрядческим миром снятие долговременного запрета новым выражением моего доверия и сердечного благоволения старообрядцам, искони известным своей непоколебимой преданностью престолу. Николай».
Священники и миряне, собравшиеся в храме, были потрясены. В совершенной тишине Голицын срезал печати с алтарных дверей. Тотчас с них сбили замки – ключи были давно утеряны.
Вскоре у Покровского собора собралось более 10 000 христиан. До сорока человек убирали алтарь, готовя его к праздничной службе, которая на этот раз прошла необыкновенно торжественно.
На следующий день, 17 апреля, был издан императорский указ «Об укреплении начал веротерпимости». Он запрещал называть староверов раскольниками и разрешал свободное отправление их богослужения.
Однако власти лишний раз заявили поповцам о непризнании белокриницкой иерархии. Указ повелевал старообрядческим иереям и епископам называться только «настоятелями» и «наставниками», хотя и освобождал их от призыва на военную службу, как и священнослужителей Синодальной Церкви.
Закон, пусть и не вполне совершенный, был очень важен для староверов. Наконец‑то поповцы и беспоповцы смогли облегченно вздохнуть и заняться спокойным устройством своей духовной жизни.
Краткий период между революциями 1905 и 1917 годов принято называть «золотым веком» старообрядчества. Воспользовавшись указом Николая II, староверы за двенадцать лет свободы наверстали то, что упустили за 250 лет гонений.
По всей Руси строились храмы, открывались школы и училища, созывались съезды и соборы, выпускались граммофонные пластинки с записями церковного пения, издавались церковные журналы и газеты, богослужебные книги.
Деятельно началось дозволенное правительством издание старообрядческих книг. Своя печатня появилась у Рогожского кладбища. Но лучшие книгопечатни принадлежали федосеевцам – на Преображенском кладбище в Москве и в вятском селе Старая Тушка[2].
Наиболее значительными памятниками дарованной свободе вероисповедания стали многочисленные храмы‑новостройки. Часто их возводили именитые зодчие.
Например, прославленный Шехтель[3] по заказу купцов Мальцевых возвел в Балаково прекрасную церковь во имя Пресвятой Троицы.
На деньги христолюбцев по всей стране возводились храмы, любовно и чудесно убранные церковной стариной.
В северной столице, в Петрограде[4] в 1912 году на старообрядческом Громовском кладбище зодчий‑старовер Никола Георгиевич Мартьянов (1872–1943) начал строительство Покровского собора с колокольней.
Величественный храм был достроен и освящен в 1915 году.
Беспоповцы‑поморцы Петрограда начали в 1906 году строительство собственной обширной церкви со звонницей – храма во имя Знамения Пресвятой Богородицы на Тверской улице. Постройкой руководил зодчий Дмитрий Андреевич Крыжановский.
В 1908 году строительство было завершено. А в 1936 году советская власть закрыла эту церковь, как и многие другие.
Однако староверы «золотого века» не подозревали о печальной будущности своих святынь. Они жили полной христианской жизнью: строили храмы, издавали книги, отрывали учебные заведения. Нежданной свободой старообрядцы воспользовались в полной мере.
[1] Николай II – российский император (1894–1917), сын императора Александра III.
[2] Старая Тушка – село в Малмыжском районе Кировской области.
[3] Шехтель Федор Осипович (Франц‑Альберт) (1859–1926) – знаменитый архитектор.
[4] Санкт‑Петербург был переименован в Петроград в 1914 году.
Старообрядческая община Москвы всегда была наиболее многочисленной и богатой. В древней столице жили самые состоятельные купцы. Многие из них собирали старинные иконы и книги.
Например, в обширнейшем собрании миллионера Степана Павловича Рябушинского (1874–1942) было множество икон, замечательных не только красотой, но и древностью.
После дарования свободы вероисповедания московские староверы начали строить храмы в древнерусском вкусе и любовно украшать их. К сожалению, многие храмы не пережили советское лихолетье. При большевиках все они были закрыты. Одни – перестроены, другие – снесены.
Церковное имущество разграбила новая власть. Часть икон попала в музеи – в Третьяковскую галерею, Русский музей, Музей истории религии. Колокола были переплавлены, немногие были переданы в театры.
До сих пор не все храмы возвращены законной владелице – Древлеправославной Церкви…
Памятником, посвященным распечатыванию алтарей соборов Рогожского кладбища, стал величественный храм‑колокольня во имя Воскресения Христова.
Он был воздвигнут на кладбище в 1908–1909 годах зодчими Феодором Федоровичем Горностаевым и Зиновием Ивановичем Ивановым. По преданию, колокольня лишь на один кирпич ниже кремлевского «Ивана Великого».
Другим храмом‑памятником стал Успенский собор у Покровской заставы[1]. Его сооружение начал в 1906 году зодчий Николай Дмитриевич Поликарпов. Обширная церковь со звонницей строилась по подобию кремлевского Успенского собора.
Храм украсили древние образа, собранные из старообрядческих моленных со всей Руси. В иконостасе находилось множество новгородских и московских икон XV–XVII веков, царские врата XVI века.
Престол в алтаре был высечен из цельного камня по древнему образцу. По древним же образцам была изготовлена церковная утварь – лампады, подсвечники, хоругви.
В серебряном ковчеге хранились частицы мощей многих святых: Иоанна Крестителя, апостола Матфея, Николы Чудотворца, Сергия Радонежского, частицы гроба Господня и ризы Господней.
Освящение церкви 9 ноября 1908 года совершил московский архиепископ Иоанн (Картушин). Когда торжественно загудел большой многопудовый колокол, некоторые богомольцы расплакались от счастья.
Успенский собор был одним из красивейших в России, а пышностью убранства и благолепием мог поспорить с храмами Кремля и Рогожского кладбища. Увы, этой церкви была уготована страшная судьба.
В 1935 году коммунисты закрыли и разорили ее. Древние иконы попали в музеи. А прекраснейший храм был перестроен в уродливое заводское общежитие.
Столь же горестная судьба ожидала Покровскую церковь близ Немецкого рынка[2], некогда соперничавшую богатством убранства с Успенским собором.
Строительство Покровской церкви начал в 1909 году зодчий Илья Евграфович Бондаренко, даровитый ученик Шехтеля и любимец староверов, построивший в Москве и Подмосковье несколько прекрасных храмов.
Необычная двухэтажная церковь была чудесно убрана образами из собрания Рябушинского. Верхний храм, предназначенный для праздничных богослужений, в 1911 году архиепископ Иоанн освятил во имя Покрова Богородицы. Нижний храм, предназначенный для будничных служб, через год был освящен во имя Успения Богородицы.
В 1933 году большевики закрыли и разграбили храм. Наиболее ценные иконы были переданы в Третьяковскую галерею. Колокола – в Большой театр. В здании располагались клуб и спортивная школа.
Сейчас в церкви по‑прежнему помещается спортивная площадка.
Еще более печальная участь была уготована церкви во имя Тихвинской иконы Божьей Матери у Серпуховской заставы[3].
Ее построил зодчий Мартьянов в 1911–1912 годах на месте деревянной моленной, известной со времен Петра I. В 1930 году храм был закрыт. Горькие советские годы, когда здание церкви служило клубом и складом, были для него не самыми худшими. Настоящая беда приключилась в 1991 году.
В то время, когда по всей стране бывшие храмы возвращались прежним владельцам, московские чиновники продали старообрядческую церковь каким‑то предпринимателям, устроившим в ней кабак. В оскверненном доме Божьем продавали жареных кур и водку.
В 2003 году храм перекупил некий делец‑никонианин. Он пожелал открыть в нем музей убиенного царя Николая II. Законные владельцы – староверы неоднократно просили, чтобы им вернули церковь. Но до сих пор этого не произошло.
Более счастливо сложилась судьба других храмов – Никольского и Покровского. Они возвращены старообрядцам.
Храм во имя святителя Николы Чудотворца у Тверской заставы[4] был построен по образцу новгородских и псковских церквей в 1914–1916 годах зодчими Иваном Гавриловичем Кондратенко и Антоном Михайловичем Гуржиенко.
Из‑за трудностей военного и революционного времени величественная церковь с высокой колокольней была освящена только в 1921 году. И была закрыта через двадцать лет – в январе 1941 года.
Ныне некоторые иконы из храма находятся в Петербурге, в Музее истории религии. А несколько колоколов – в знаменитой церкви «Большое Вознесение» у Никитских ворот, где венчался Пушкин.
В 1992 году Никольский храм был возвращен верующим.
Храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы на Остоженке[5] строился зодчими Владимиром Дмитриевичем Адамовичем и Владимиром Морицевичем Маятом в 1907–1908 годах на средства Рябушинских.
Образцом для изящной церкви со звонницей послужил новгородский храм Спаса на Нередице. Церковь была убрана иконами XV–XVII веков из собрания Рябушинского.
В 1938 году храм был закрыт и разорен. Редчайшие иконы попали в Третьяковскую галерею. И только в 1994 году запущенное здание церкви было возвращено староверам.
Также свой храм в Москве возвели беспоповцы Поморского согласия.
В 1907 году ими была заложена церковь Воскресения Христова и Покрова Богородицы[6]. Строил ее Бондаренко. Он же выполнил рисунки, по которым были изготовлены клиросы и иконостас, храмовая утварь. В 1929 году большевики решили закрыть церковь. Верующие пытались отстоять храм, обращаясь с жалобами к московским властям. Но тщетно. В 1930 году церковь была закрыта и разграблена.
В разное время в ней располагались клуб, театр и фабрика. Лишь в 1993 году изуродованное здание было возвращено беспоповцам.
[1] Марксистская улица, дом 9.
[2] Малый Гавриков переулок, дом 29.
[3] Хавская улица, дом 25.
[4] Бутырский вал, дом 8/3.
[5] Турчанинов переулок, дом 4.
[6] Токмаков переулок, дом 17.
всего статей: 196
