Я русский

что значит быть русским человеком

Я русский

Архивы сайта iamruss.ru за апрель месяц 2016 года

С 1805 года, со времен царя Александра I в русской армии служили даже дети. Маленьких солдат называли кантонистами. Как правило, это были законные и незаконные сыновья военнослужащих или бедняков, сироты и подкидыши. Сначала мальчиков обучали в особых школах, а с 18 лет отправляли на военную службу, которая тогда продолжалась 25 лет.

При императоре Николае I в армию стали забирать детей евреев и старообрядцев.

Иудеев забирали с 1827 года, а староверов – с 1838. В этом году царское правительство издало закон, разрешающий насильно брать детей старообрядцев в кантонисты. Прежде всего, закон касался беспоповцев, браки которых не венчались в церкви, а потому считались незаконными. Дети, рожденные в таких браках, считались незаконнорожденными и даже сиротами.

При Николае I в кантонисты был взят шестилетний иудейский мальчик. Мы не знаем, как его звали родители, но на военной службе он крестился и получил русские имя и фамилию – Василий Семенов.

Отслужив в армии, Василий поселился в Симбирске[1] и женился на русской девушке. В 1873 году у него родился сын Павел.

То ли под влиянием родителей, то ли по собственному желанию Павел избрал церковную стезю. В Симбирске он окончил духовное училище и духовную семинарию. Затем учился в московской и казанской духовных академиях. Окончив обучение в 1899 году, Семенов принял постриг и был наречен Михаилом.

В 1900 году чернец получил священнический сан. В том же году иеромонах Михаил отправился в Стамбул для научной работы. Эта поездка произвела на него неизгладимое впечатление. Он изучал историю Греческой Церкви, поэтому был счастлив прикоснуться к христианским святыням, пусть и оскверненным магометанами.

Вернувшись в Россию, иеромонах был определен преподавателем в духовную семинарию в Воронеж, а затем – в духовную академию в Петербург. В 1902 году он завершил значительный труд о церковном законодательстве греческих царей, который сделал имя молодого священнослужителя известным в научном мире.

В 1905 году Михаил был возведен в достоинство архимандрита. Он не управлял никаким монастырем, но почетное звание стало для него наградой.

После революции 1905 года жизнь в Петербурге бурлила. Было много шумных споров, много разговоров о будущем России, много рассуждений о современном христианстве. Водоворот столичной жизни увлек Михаила.

Он часто выступал с принародными беседами о вере в Бога, нравственности и просвещении. Архимандрита можно было увидеть в обществе известных мыслителей и ученых, писателей и стихотворцев. Он и сам писал очерки и статьи, сотрудничал со многими газетами и журналами. Для театра он сочинил пьесу о царе Иоанне Грозном.

Преподавая в академии, Михаил разочаровывался в Синодальной Церкви. Архимандрит видел, что она не только рабски зависима от государства, но и духовно мертва. Наконец, он решил искать истинную Церковь, свободную и живую.

Священнослужитель не скрывал своего мнения, но смело объявлял всем, поэтому Синод удалил Михаила из столицы. В 1906 году опасного инакомыслящего архимандрита уволили из духовной академии и отправили в ссылку в один из отдаленных монастырей.

В 1907 году Михаил вступил в переписку с нижегородским епископом Иннокентием (Усовым), изъявляя желание перейти в старообрядчество. Архиерей вызвал его к себе.

В октябре того же года архимандрит приехал в Нижний Новгород и был через таинство Миропомазания присоединен к Церкви. Синод немедленно ответил на это извержением Михаила из сана.

В никонианских газетах и журналах на смелого священнослужителя пролились потоки грязи и лжи. Ему ставили в вину даже наполовину еврейское происхождение. Травля Михаила продолжалась до самой его кончины.

Архимандрит начал сотрудничество с журналами «Старообрядец» («Старообрядцы»), «Церковь», «Старообрядческая мысль», оказавшееся необычайно плодотворным. Вскоре Михаил выдвинулся в число первейших защитников старой веры.

Однако не все в Церкви нашли общий язык с ним. Многим он был непонятен – слишком образованный, слишком деятельный, слишком доверчивый.

Между тем из Канады в Россию пришло письмо о том, что многие верующие в этой стране желают присоединиться к старообрядчеству. И Иннокентий 22 ноября 1908 года рукоположил Михаила в епископы для будущих староверческих общин Канады.

Это рукоположение было совершенно без одобрения всех архиереев, как того требуют церковные правила, поэтому Иннокентию и Михаилу временно запретили совершать богослужения.

В августе 1909 года церковный Собор снял запрещение с Иннокентия. Михаилу предложили либо ехать в Канаду, либо оставаться под запретом. Уехать он не смог, не хватило денег, и потому остался лишенным возможности совершать литургию.

Но никто не запрещал святителю писать. И он по‑прежнему писал, не щадя сил и здоровья. А большую часть заработков раздавал бедным. Иногда он прямо на улице делился одеждой с нищим.

Епископ написал множество статей и книг. Богатое воображение переносило писателя из века в век – в катакомбы Рима, в блистательный Царьград, в старообрядческие скиты XVIII века. Обладая ярким слогом, Михаил писал увлекательно и глубоко.

Земная жизнь архиерея оборвалась внезапно. В 1914 году началась Первая мировая война. Ежедневные известия о многочисленных потерях нашей армии, о гибели и увечьях тысяч людей огорчали епископа. От постоянных переживаний и непосильных трудов он заболел переутомлением.

В 1916 году Михаил приехал на лечение в Москву из Симбирска, где жил у сестры. Неизвестные обворовали и избили его. В таком состоянии, в беспамятстве и с переломанными ребрами 19 октября святителя нашли на улице и доставили в больницу для бедных.

У архиерея был жар. Лишь через неделю сознание вернулось к нему, и он смог назвать себя. Сообщили староверам.

Они перевезли епископа в больницу при Рогожском кладбище. К нему прибыл иерей для исповеди и причастия. Когда он дал Михаилу поцеловать крест, святитель схватил его рукой и долго прижимал к губам.

С умирающего архиерея было снято запрещение. Беспокойное сердце епископа Михаила перестало биться 27 октября 1916 года. Через три дня он был торжественно похоронен на Рогожском кладбище.

[1] Симбирск – ныне Ульяновск, город на берегу Волги.

В начале XIX века на Рогожском кладбище кроме богаделен находился сиротский дом, где воспитывались подкидыши и дети бедных родителей. Для обучения мальчиков было создано училище, в котором преподавались чтение, письмо, счет и церковное пение.

Обучались здесь не только сироты, но и дети, отдаваемые на Рогожское кладбище в отроческом возрасте. Из училища выходили певцы, которыми некогда славилась старообрядческая Москва, и даже уставщики.

Но в 1835 году во время очередных правительственных гонений на старую веру кладбищенское училище было упразднено. При этом детей было велено вернуть родителям, а безродных отдать в кантонисты.

Христиане, не желая лишаться училища, тайно перенесли его за девять верст от Москвы, в деревню Новинки[1], что близ села Коломенского[2]. Здесь оно просуществовало до 1839 года при тамошней моленной.

В том же году оно было закрыто по распоряжению властей. Но в 1840 году полиция обнаружила, что училище не уничтожено, а перенесено в Коломенское.

В 1868 году купец Иван Иванович Шибаев открыл в Москве училище для старообрядческих детей. Однако в 1869 году полиция закрыла и его.

В 1879 году московские и петербургские староверы ходатайствовали о разрешении открыть на свои средства и под наблюдением правительства торговую школу. В прошении императору Александру II они писали: «Мы чувствуем крайнюю нужду в просвещении и потому молим о повелении, дабы нам позволено было иметь свои собственные училища, низшие и средние. В них мы желаем воспитывать детей наших в страхе Божьем и развивать их способности преподаванием точных наук и нужнейших чужих языков».

Но в этом было отказано.

После дарования свободы вероисповедания возобновились разговоры о необходимости христианского образования. Это вопрос обсуждался на старообрядческих съездах.

Участники съездов считали, что образование – это первая необходимость. Они говорили и о создании церковного училища для подготовки преподавателей:

– Нужно нам старообрядческого учителя или учительницу. Нужно построить училище.

В 1911 году правительство разрешило открыть Старообрядческий богословско‑учительский институт. Для управления им был создан попечительский совет при общине Рогожского кладбища. В здании этой общины 10 сентября 1912 года начались первые занятия института.

Попечительский совет принял без экзаменов 23 человека. Кроме того, к вступительным экзаменам были допущены еще 15 человек, из которых только 7 выдержали испытание.

Из первых учащихся 12 были крестьянского сословия, 6 – мещане, 9 – казаки, 13 воспитанников были сыновьями священников. Средний возраст учеников составлял 16 лет.

Первым директором института стал Александр Степанович Рыбаков (1884–1977), выпускник Московского университета, отец известного историка Бориса Александровича Рыбакова[3].

Открытие института было отмечено торжественным молебном, который совершил архиепископ Иоанн. После молебна он обратился к Рыбакову с пожеланием, чтобы он воспитал крепких в вере христиан.

Архиепископ сказал:

– На вас с надеждой смотрит не только Москва, но и вся старообрядческая Русь. Выпустите людей, знающих быт, нужды и запросы старообрядчества, людей религиозных. От того, каков будет институт, зависит вопрос и о самом образовании в старообрядчестве. Будет удачен пример – еще откроются институты. Не будет удачен – старообрядчество оставит мысль о высших старообрядческих школах.

Так началась деятельность института. Поступить в него мог любой молодой христианин. От него требовались свидетельство о звании и сословии, направление духовного отца или местной общины.

Обучение было рассчитано на шесть лет. В первые четыре года изучались история, славянский, русский, греческий и немецкий языки, география, математика, физика, знаменное пение и основы иконописи. В оставшиеся два года изучались Библия, богословие, история старообрядчества и церковное право.

Опыт обучения в целом оказался удачным. Поэтому Рогожская община отвела землю под постройку здания для института. В сентябре 1915 года в новом здании начались занятия.

С институтом связаны имена многих выдающихся церковных деятелей начала XX века. Например, в нем преподавали епископ Михаил и талантливый иконописец и прекрасный знаток знаменного пения Яков Алексеевич Богатенков.

Ученики Богатенкова, институтские певчие, пользовались в Москве заслуженной славой. Их часто приглашали петь в столичные храмы. Епископ Михаил написал несколько учебников для института и приходских школ: «Учебники по закону Божьему», «Катехизис, или Краткое изложение христианской веры», «Учение о богослужении» и другие.

Первая мировая война печально отразилась на институте. Учеников призвали в армию. Почти весь состав первого выпуска воспитанников поступил в военное училище.

В августе 1917 года Рыбаков уехал из Москвы. Директором института стал начетчик Феодор Ефимович Мельников. К этому времени здесь обучалось 90 воспитанников.

В сентябре 1917 года институт был преобразован в учительскую семинарию, готовившую к поступлению в университет. А в 1918 году семинария была закрыта советской властью.

Нельзя сказать, что мысль о церковном образовании умерла сразу же после закрытия училища. Его продолжением явилась Старообрядческая народная академия. Ее целью было содействие просвещению староверов и ознакомлению общества со старой верой.

Занятия в академии шли в мае‑июле 1918 года. За этот срок слушатели посетили занятия по старообрядческой истории, литературе и искусству. Среди преподавателей были не только староверы, но и новообрядцы.

После закрытия академии церковные учебные заведения в Советской России прекратили свое существование. На долгие годы умерла мысль о возможности духовного образования. Книжная ученость и богословская грамотность вновь стали уделом немногих самоучек‑начетчиков.

Впрочем, необходимость в этих грамотеях исчезла – советская власть не вникала в тонкости богословия и не поощряла занятия им. Споры о вере прекратились.

Да и некому стало спорить и не с кем! Старообрядчество вымирало. Поповские и беспоповские храмы заполняли пожилые люди, которым было не до богословских споров.

Нужны ли обряды? (из одноименной статьи епископа Михаила)

Старообрядчество больше всего и чаще всего упрекают в «обрядоверии», то есть в упрямом поклонении обряду больше даже догмы. Их уважение к обряду склонны считать чуть ли не идолопоклонством.

Но, в самом деле, неужели обряд – что‑нибудь несущественное, мало нужное в порядке духовной жизни? Мы уже писали в другом месте коротенько о смысле обряда. Говорили, почему старообрядчество должно было «духом восстать» против кощунственного покушения на святыню обряда.

Теперь хочу сказать для старообрядческой молодежи, главным образом, в чем смысл обряда. Что такое обряд?

Это – «оболочка», одежда догмы, говорили мы. Теперь продолжим немного иначе: это – закрепленная духовная жизнь, сильный момент христианской жизни, великое мгновение, остановленное, так сказать, навеки в целях духовного воспитания…

Глубоко содержание обрядов крещения. О них мы поговорим когда‑нибудь отдельно.

В пасхальном богослужении, например, есть обряд христосования. И кто знает, сколько душ «растопилось», сколько гневных движений растаяло в этом обрядовом поцелуе!

Накануне поста есть обряд прощения. Какую силу примирения таит этот обряд в себе!

А обряд брака, то есть таинство Брака в обрядовой стороне: какое откровение о семье дано здесь имеющим уши слышать!

Но как? Каким образом происходит такое влияние обряда?

Я объясняю это так. Обряд в свое время создан великой мыслью, огромной духовной энергией, подъемом любовного настроения.

Но всякая энергия всегда сохраняется, так сказать, по «закону сохранения духовной энергии». Как теплота, духовная сила обряда сохраняется в нем в скрытом состоянии.

Есть хороший рассказ Короленко[1] «Мороз».

Это фантазия. Автору кажется, что иногда от мороза слова замерзают. Но вот пригреет солнце, думается ему, и оттают слова, и войдут в души святой силой.

В обряде застыли «слова» – святая сила.

Для человека, которого еще не пригрело солнце благодати, они мертвы, безжизненны, но и для него они могут проснуться, «ожить».

В обряд нужно вглядеться, войти вглубь, чтобы его сила ожила для сердца.

[1] Короленко Владимир Галактионович (1853–1921) – русский писатель.

В июле 1914 года началась Первая мировая война. Наша страна вступила в противоборство с Австрией, Германией и Турцией. Союзниками России были Англия и Франция. Постепенно в войну втянулись многие страны Европы, Азии и Америки, так что она стала поистине мировой.

На войне применялось новое вооружение, доселе невиданное: самолеты и танки, минометы и пулеметы, ядовитые газы и разрывные пули. Этим объяснялись большие потери как среди воюющих армий, так и среди мирного населения. Погибли миллионы людей.

Для России война обернулась настоящей бедой. Царские войска отступали. Немцы захватили наши земли. Государственная казна пустела. Англия и Франция просто ограбили Россию, воевали за ее счет.

Россия быстро разорилась. В стране начались разруха и голод. В Петрограде и Москве выстраивались огромные очереди за хлебом. Народ роптал.

Все это привело к тому, что в феврале 1917 года произошла революция. Император Николай II отрекся от престола и был отправлен в ссылку. Власть перешла в руки Временного правительства.

Но в него вошли слабые и трусливые люди, которые не могли и не хотели прекратить кровопролитную войну и навести порядок в стране. Поэтому в октябре 1917 года произошла новая революция.

В Петрограде вспыхнуло вооруженное восстание. Власть захватила мало кому известная партия коммунистов‑большевиков. Они выступали под знаменами красного цвета, именно поэтому их принято называть «красными».

Народу казалось, что он победил. Большевики уверяли, что действуют от имени рабочих и крестьян, солдат и матросов. Революционеры обещали прекращение войны, безвозмездную передачу земли крестьянам, а фабрик – рабочим.

Вся власть переходила к Советам – особым выборным учреждениям, состоящим из представителей народа. От управления государством устранялись дворяне, священнослужители, капиталисты, чиновники и полицейские. Коммунисты объявили их «тунеядцами» и «кровопийцами».

Ради скорейшего прекращения войны 3 марта 1918 года большевики подписали мирный договор с Австрией, Германией и Турцией.

Условия договора были невыгодны и позорны для России. Наша страна лишалась многих земель – Польши, Финляндии, Прибалтики, некоторых владений на Кавказе и областей, населенных малорусами и белорусами.

На обломках российского царства возникло новое государство, которое стали называть Советской Россией, а позднее – Советским Союзом.

Большевики не только уничтожили великую русскую державу. Они замыслили уничтожить весь привычный уклад народной жизни. В 1918 году были изменены русское правописание и русский календарь.

Из нашей азбуки были исключены некоторые старинные буквы – ять (ѣ), и десятеричное (і), фита (ѳ) и ижица (ѵ). Отменялось написание твердого знака (ъ) после согласных букв, стоящих в конце слов.

Вместо юлианского календаря, использовавшегося еще древними римлянами, вводился григорианский календарь, созданный в XVI веке при римском папе Григории XIII. Сейчас разница между этими календарями составляет 13 дней.

Церковь же осталась при прежнем времяисчислении. Поэтому, например, праздник Рождества Христова отмечается верующими 25 декабря по старому юлианскому календарю. А по новому григорианскому календарю он приходится на 7 января.

Но изменения правописания и времяисчисления были совершенно ничтожны перед другими изменениями, потрясшими Россию.

Страну захлестнула кровавая волна красного террора. Так называлось уничтожение большевиками людей, несогласных с их правлением, непокорных и инакомыслящих. Начавшись в 1918 году, затем ослабевая и вновь усиливаясь, террор просуществовал почти 70 лет.

За эти годы безвинно и бессмысленно были уничтожены миллионы людей. Одним из первых был казнен император Николай II. Его с семейством расстреляли в Екатеринбурге.

Коммунисты расстреливали, топили и вешали не только царских генералов, выдающихся ученых, бывших чиновников и купцов. Они казнили и простых людей – тех самых рабочих и крестьян, ради которых якобы была устроена революция.

Большевики объявили одной из своих важнейших задач борьбу с религией – верой в Бога. Они утверждали: религия была придумана богачами, чтобы обманывать бедняков и заставлять их работать на себя.

Поэтому все священнослужители объявлялись пособниками царя и врагами народа. Гонениям подверглись все верующие – поповцы и беспоповцы, никониане и латиняне, магометане и иудеи.

Жестокость большевиков и предательство ими великой России вызвали всеобщее возмущение. Против красных выступила Белая гвардия – вооруженная сила, желавшая возвращения прежних порядков и возрождения прежней России.

Началась Гражданская война. Она охватила всю страну – Дальний Восток, Сибирь, Урал, Среднюю Азию, Поволжье, Дон, Кавказ и побережье Черного моря.

Большинство староверов поддержало белогвардейцев. Сам архиепископ Мелетий (Картушин), избранный предстоятелем Русской Церкви в 1915 году, уехал из Москвы к восставшим казакам на Дон.

Но война против коммунистов была проиграна Белой гвардией. Ее генералы, солдаты и офицеры навсегда покидали Россию. С ними на чужбину уезжали многие старообрядцы – священнослужители и миряне. Одни ехали в Румынию, Югославию и Францию, другие – в Китай, а оттуда в Австралию и Америку.

Для миллионов староверов, оставшихся в России, наступили черные дни.

Церковь ужасно пострадала от красного террора. Был уничтожен оплот старообрядчества – богатые промышленники и торговцы, зажиточные крестьяне‑кулаки и вольные казаки. За годы советской власти были казнены тысячи ревностных священнослужителей и благочестивых мирян. Были закрыты, разорены и разрушены все староверческие монастыри, сотни церквей.

Большевикам удалось разгромить Рогожское кладбище – то, что не удавалось сделать даже царской власти.

В 1929 году были прекращены богослужения в Рождественском соборе. Храм был разграблен и переделан в столовую для рабочих. Теперь возле него можно было видеть не благочестивых богомольцев, а сквернословящих пьяниц.

Предполагалось, что будет закрыт и перестроен в театр Покровский собор, но он чудом уцелел. В 1930 году были сняты колокола с Воскресенского храма‑колокольни. Через три года был закрыт и этот храм.

После кончины архиепископа Антония на московский святительский престол был избран Савватий (1824–1898), епископ Тобольский и всея Сибири. В октябре 1882 года собор епископов возвел его в более высокое достоинство – архиепископа.

В августе 1897 года Савватий был вынужден дать полиции подписку в том, что не будет более именоваться московским архиепископом. Это возбудило беспокойство среди верующих.

В декабре вопрос о подписке обсуждался на съезде прихожан Рогожского кладбища. Съезд определил: просить Савватия передать это непростое дело на рассмотрение всех епископов.

В марте 1898 года в Нижнем Новгороде состоялся архиерейский собор. На нем Савватий как сложивший с себя святительский сан был отправлен на покой. В декабре того же года новым московским архиепископом был избран донской епископ Иоанн (Картушин).

Владыка Иоанн (1837–1915) родился в казачьей семье на Дону. Уже в молодости он прославился как непревзойденный начетчик. Многажды ему приходилось спорить о вере с никонианами, даже с младшим братом Калиной Картушиным, который оставил старообрядчество и перешел в Синодальную Церковь.

Владыка Иоанн руководил Древлеправославной Церковью в годы ее расцвета – в пору «золотого века». Но в 1915 году архиепископ скончался.

На московский престол был избран владыка Мелетий (Картушин), епископ Саратовский и Астраханский, двоюродный брат покойного святителя.

Будущий архиерей, Михаил Поликарпович Картушин родился в 1859 году на Дону в казачьей станице. С молодых лет он пользовался уважением земляков. По их настоятельным просьбам в 1886 году Михаил был рукоположен в священнический сан.

Церковные правила запрещают духовенству брать в руки оружие и служить в армии. Но в Российской империи не признавались духовные саны староверов. Поэтому молодой иерей подлежал призыву на военную службу, как и все казаки. И вскоре священника потребовали в лагерный сбор.

Один из офицеров, узнав, что в лагере находится старообрядческий поп, донес о том атаману. Тот пожелал увидеть Картушина. Отец Михаил явился и честно рассказал начальству о своем затруднительном положении.

Откровенность иерея тронула атамана, и он пообещал как можно скорее вернуть его к пастве. Так и произошло: священник был отпущен домой раньше срока.

В 1895 году Картушин овдовел. В 1904 году церковный собор постановил просить Михаила принять епископский сан для управления многочисленными приходами нижнего Поволжья – Саратова и Астрахани.

Но лишь в декабре 1908 года вдовый иерей принял иноческий постриг с именем Мелетий. Тогда же он был возведен в святительский сан.

Весной 1914 года епископ Мелетий вместе с епископом Александром (Богатенковым) отправился в двухмесячное путешествие по христианскому востоку. Архиереи посетили Палестину, Египет, Грецию и Царьград‑Стамбул.

В июле 1914 года началась война. Кровопролитные бои шли на Буковине. Они вынудили белокриницкого митрополита Макария (Лобова) уехать в Москву. Архиерей был едва жив после перенесенных страданий и лишений.

Когда началась война, австрийцы, которым тогда принадлежала Буковина, обвинили митрополита в пособничестве русским, схватили и отправили в город Радауц[1]. Макария заперли в казарме и несколько дней грубо допрашивали.

Однажды архиерея посадили в пустую телегу и оставили на казарменном дворе. Несколько часов толпа солдат и местных жителей издевалась над Макарием. Ему плевали в лицо, замахивались на него кулаками и палками и вопили:

– Иуда! Предатель! Фарисей!

После очередного допроса австрийцы разрешили митрополиту вернуться в Белокриницкий монастырь. Однако в покое не оставили. В обитель постоянно приходили для обыска солдаты. Потрясая оружием, они кричали:

– Где москали? Подайте нам москалей!

Москалей – русских солдат – искали повсюду: в архиерейских покоях, в иноческих кельях, в храмах и на колокольне.

Русским войскам удалось ненадолго занять Буковину. Пользуясь возможностью, митрополит Макарий уехал в Москву. В это время – 24 апреля 1915 года – скончался архиепископ Иоанн.

Российские староверы стали предлагать владыке Макарию занять опустевший святительский престол, а заодно навсегда перенести местопребывание старообрядческих митрополитов из Белой Криницы в Москву. Но Макарий отказался.

Церковный Собор избрал московским архиепископом владыку Мелетия и постановил возвести его в митрополичье достоинство. Но из‑за сложностей военного времени этого не произошло.

Наступил революционный 1917 год. За ним последовала Гражданская война.

В феврале 1918 года советское правительство издало особый закон – Декрет о свободе совести. По нему запрещалось преподавание основ веры во всех учебных заведениях. Религиозные общества лишались права владеть собственностью. Все их имущество объявлялось народным достоянием.

Архиепископ Мелетий незамедлительно обратился к пастве с воззванием против нового закона. Святитель писал: «Под покровом этого декрета враги христианства, находящиеся в большинстве у кормила государственного корабля, безнаказанно могут совершать какие угодно надругательства над христианством и его святыней. Более тяжкого для Церкви Христовой закона не могли придумать даже самые жестокие враги религии и христианства. Это декрет не о свободе совести, а сатанинское издевательство над верующей душой русского народа».

Вступив в открытое противоборство с большевиками, архиепископ был вынужден покинуть Москву и уехать на Дон, тогда занятый Белой гвардией. Лишь в конце 1922 года Мелетий возвратился в столицу.

В это время советская власть разоряла Рогожское кладбище. Оно лишилось зданий и части имущества. С храмовых икон большевики сняли серебряные оклады с драгоценными камнями. Богатое книгохранилище попало в государственные библиотеки.

Вернувшемуся Мелетию негде было жить. И он поселился в сторожке при Успенском соборе у Покровской заставы. Не было денег нанять письмоводителя. И старику‑архиерею приходилось самому вести всю переписку по церковным делам. На это уходило 16–18 часов в сутки.

О последних годах жизни святителя известно мало. Он скончался 4 июня 1934 года и был похоронен на Рогожском кладбище под простым деревянным крестом.

[1] Радауц – ныне город Рэдэуци (Рэдэуць) в Румынии.

Грамотность, начитанность и любовь к книге всегда отличали старообрядца от представителя государственной Церкви. В то время, когда Синод издавал указы, запрещающие венчать юношей и девушек, не знающих молитву «Отче наш», староверы знали весь церковный богослужебный круг.

Псалтырь и часовник были в каждом христианском доме, но чтение не ограничивалось только молитвенными книгами. Старообрядцы любили поучения святых отцов – особенно Иоанна Златоуста и Ефрема Сирина, всевозможные жития, притчи и летописи.

Многие верующие обладали большими библиотеками, многие собирали древние рукописные и печатные книги. Любовь к чтению и постоянная необходимость защищать свои убеждения делали из старовера начетчика, сведущего в церковных книгах.

Впрочем, для споров с синодальными миссионерами, выученными по европейскому образцу, начетчикам было недостаточно знания одной церковной книжности. Лучшие из них внимательно следили за новостями научной жизни, за изданиями памятников древней письменности и современными трудами по истории.

Одним из лучших начетчиков начала ХХ века был Иван Григорьевич Усов, человек обширных познаний и незаурядного ума.

Он родился 23 января 1870 года в стародубском посаде Святск[1]. Его отец, Григорий Лазаревич Усов, был строителем ветряных мельниц. Он дал сыну хорошее образование.

Иван с детства отличался большой любознательностью и замечательной памятью. В 11 лет родители отдали мальчика в начальное училище, которое он с успехом закончил.

Заведующий училищем настаивал, чтобы Иван дальше продолжал учение, но отец не согласился. Он отдал сына обучаться иконописи. При этом юноша самостоятельно продолжал образование, жадно читая книги.

Вскоре молодой иконописец познакомился со священноиноком Арсением. Тот был схвачен полицией в сентябре 1890 года во время проповеднической поездки в Стародубье. Арсения заточили в тюрьму города Суража[2] и держали под строжайшим надзором, как опасного преступника.

Из темницы священноинок был освобожден под денежный залог лишь в апреле 1891 года. В ожидании суда Арсений поселился в старообрядческом монастыре близ посада Клинцы[3]. Сюда к нему для приобретения новых знаний приехали молодые люди, будущие знаменитые начетчики, Иван Усов и Феодор Мельников.

Встреча с прославленным ревнителем старой веры произвела сильное впечатление на юношей. Они решили стать такими же непоколебимыми защитниками и неутомимыми проповедниками православия.

Этому помешал призыв на военную службу, с которой Усов вернулся в 1895 году. Тотчас он отправился к Арсению, поселился при нем и стал его верным учеником. Под руководством священноинока он начал писать свою первую книгу против миссионеров – «Разбор ответов на 105 вопросов», которую завершил в 1896 году.

Затем Усов написал много сочинений в защиту старой веры. И вскоре стал известнейшим начетчиком. В этом качестве он исколесил почти всю русскую землю, побеждая в спорах никониан.

В 1902 году Иван Григорьевич принял постриг и был наречен Иннокентием. В том же году он был избран в епископы для Нижнего Новгорода и Костромы. А через год его рукоположили в архиерейский сан.

Иннокентий был самым молодым русским епископом. После дарования староверам свободы вероисповедания он стал первопроходцем во всех новых начинаниях и предприятиях. Он издавал первый ежемесячный христианский журнал «Старообрядческий вестник». Он раньше всех озаботился подготовкой учителей для приходских школ.

После Октябрьской революции 1917 года Иннокентий открыто и смело выступал против безбожников‑большевиков. Он составил молитву об избавлении России. В ней есть такое обращение к Богу: «Сохрани мир Свой от пагубы воинствующего безбожия. Избавь страну русскую от врагов Твоих, терзающих и убивающих тьмами ни в чем не повинных людей, а наипаче верующих в Тебя. Упокой во царствии Твоем всех умученных оружием и стрелянием, голодом, морозом и иными смертями от человеконенавистных слуг дьявола. Прими оружие и щит и восстань на помощь нашу. Простри нам с высоты славы Твоей руку помощи, укрепи волю и силы наши поразить и низложить злолютых врагов рода человеческого. И освободи землю нашу от тяжкого ига ненавистного владычества богоборцев».

За такую деятельность архиерею грозила жестокая расправа от коммунистов. И он был вынужден в 1920 году уехать в Молдавию, которая тогда была присоединена к Румынии. Церковное руководство поручило Иннокентию остаться в молдавском городе Кишиневе и возглавить тамошних христиан‑липован.

Хотя епископ оказался в Румынии, но не получил румынского паспорта. Впоследствии это самым плачевным образом сказалось на его судьбе.

В 1940 году Румыния уступила Буковину и Молдавию Советскому Союзу. Митрополит Силуян (Кравцов) спешно покинул село Белая Криница. А епископ Иннокентий оставил Кишинев, боясь оказаться в руках своих врагов‑большевиков.

В новых условиях местопребыванием Силуяна был избран город Браила[4], где доныне пребывают белокриницкие митрополиты. Иннокентий же был назначен епископом города Тульча.

В январе 1941 года скончался митрополит Силуян. Церковный Собор избрал на его место епископа Иннокентия. В июне того же года Германия напала на Советский Союз, началась Великая Отечественная война.

Румыния выступила на стороне Германии, рассчитывая вернуть утерянные земли – Буковину и Молдавию. В это время митрополит Иннокентий оказался в приграничном городе Яссы[5], который Советская армия беспощадно обстреливала из пушек и бомбила с самолетов.

Архиерей был в безвыходном положении. Румынские власти запретили ему, иностранцу, уезжать из города. Все его друзья и покровители разбежались из Ясс. Иннокентий остался один, без помощи и поддержки. От страха у него сделалось душевное расстройство: ему казалось, что скоро в город войдут красные и схватят его.

Только в таком болезненном состоянии румыны разрешили староверам перевезти святителя на хутор Писк, в трех верстах от Браилы, где для него была приготовлена особая келья. Здесь митрополит и скончался.

Более сорока дней Иннокентий не принимал никакой пищи и страшно исхудал. Его многострадальная душа отошла к Господу 16 февраля 1942 года.

[1] Святск – село в Новозыбковском районе Брянской области, ныне не существует.

[2] Сураж – город в Брянской области.

[3] Клинцы – город в Брянской области.

[4] Браила (Брэила) – город в Румынии.

[5] Яссы (Яшь) – город в Румынии.

В семье староверов Часовенного согласия, живших в пермском селе Ножовка[1], 10 декабря 1879 года родился Иван Гаврилович Кудрин, будущий знаменитый священник. Его отец, Гавриил Николаевич Кудрин, служил на местном заводе, производившем чугун и железо.

В 1886 году жители Ножовки приняли священство белокриницкой иерархии. В село приехал иерей и впервые совершил богослужение в старообрядческой часовне. Он облачался в парчовые ризы и кадил не ручной кадильницей, как простецы, а поповским кадилом на цепочках.

Это было необычно. И маленький Ваня Кудрин шептался со сверстниками:

– Что же это такое? И поп в ризе, и кадило на цепочках. И поп «паки и паки» говорит, и «подай, Господи» поют. Нет, все это не по‑нашему. И ладно ли это будет?

Вышло так, что Ваня стал помогать священнику – раздувал и подавал кадило. А когда вырос, сам стал иереем и много лет верой и правдой прослужил Богу и людям, пережив немало бед и испытаний.

Завод в Ножовке разорился. И Кудриным пришлось кормиться землепашеством и промыслами.

Способный и смышленый юноша, Иван читал много, запоем, но все без разбора. Ему не хватало знаний по истории и богословию. Это огорчало его. Но сельский начетчик Зотик Игнатьевич Ханжин занялся образованием Кудрина. Он сказал:

– Вот что, парень, не унывай, не вешай головы. Ты молод и, как я вижу, любознателен. Значит, нужно учиться и читать. Учиться ведь никогда не поздно. И при желании найдется время и для того.

Под руководством Ханжина юноша с увлечением начал читать исторические и богословские книги. Их он брал с собой в поле и, когда бывал отдых, прочитывал по нескольку страниц и делал отметки. Вскоре Кудрин смог принимать участие в спорах с беспоповцами и никонианами.

В 1898 году Иван женился на Анне Зотиковне – дочери Ханжина. Повседневные труды Кудрин совмещал с чтением книг, изучением церковного пения, поездками по Уралу и собеседованиями с иноверцами.

На молодого человека обратил внимание пермский и тобольский епископ Антоний (Паромов). Летом 1906 года он рукоположил Ивана в сан диакона. А 12 ноября того же года – в иерейский сан. Отцу Иоанну было поручено создать общину в поселке Сарана[2].

Там священник пробыл два года, но община так и не собралась – этому противились местные новообрядцы и беспоповцы. Поэтому Кудрина перевели в село Рухтино[3], где жили поповцы и возводился каменный храм.

В 1909 году достроенная церковь была освящена во имя Рождества Христова. Иоанн прослужил при ней десять лет. Здесь его застигла Октябрьская революция и последующая Гражданская война.

В 1919 году иерей с семьей покинул Рухтино, спасаясь от наступающей Красной армии. Поскольку против коммунистов сражалось множество староверов, нуждавшихся в духовном наставнике, генералы Белой гвардии предложили Кудрину должность главного старообрядческого священника армии и флота.

Иоанн согласился и несколько лет прослужил в этой должности, отступая вместе с белогвардейцами с Урала на Дальний Восток, терпя трудности и бедствия военного времени. Не раз он рисковал жизнью, под пушечным и пулеметным огнем заботясь о раненых и умирающих.

Но белые проиграли Гражданскую войну. Тысячи русских, боясь жестокостей большевиков, бежали из России в Маньчжурию[4], в город Харбин.

Туда же в 1923 году переехал Иоанн. Он стал настоятелем небольшого староверческого прихода в этом городе. К тому времени в Харбине уже жил епископ Иосиф (Антипин), некогда управлявший общинами на Дальнем Востоке.

Верующие собирались для молитвы на дому у архиерея. Это было неудобно. И на общем собрании прихожан было решено строить свой храм. Епископ и священник приняли в этом святом деле живейшее участие.

В 1924 году на праздник Рождества Христова владыка Иосиф возвел Иоанна Кудрина в сан протопопа (протоиерея). А 16 августа того же года состоялась торжественная закладка старообрядческой церкви.

Община испытывала трудности со средствами. Но епископ был настолько воодушевлен возведением храма, что, когда денег не хватило, пожертвовал на стройку все свои сбережения. Наконец церковь была построена и освящена 22 июня 1925 года во имя апостолов Петра и Павла.

В 1945 государство Маньчжурия прекратило существование. А в 1949 году оно было присоединено к Китаю. Русским стало невыносимо жить в Харбине. Многие уехали в Австралию и Америку.

Но священник служил в храме до тех пор, пока не осталось почти ни одного прихожанина. В октябре 1957 года иерей вместе с семьей отправился в Австралию, где уже жил его сын Александр.

Перед отъездом немногие оставшиеся старообрядцы передали Иоанну иконы, утварь и книги из Петропавловской церкви, чтобы они не достались китайцам.

В январе 1958 года Кудрины из Гонконга[5] оправились на пароходе в Австралию. По дороге произошло несчастье – 15 января внезапно умерла Анна Кудрина.

Утром того дня она увидела в море акулу и вздохнула:

– Это смерть пришла за мной! Я умру здесь, на пароходе. И бросят меня в море на съедение акулам. И не увижу я ни Австралии, ни своих детей.

Спутники стали уговаривать Анну Зотиковну, что полпути уже преодолено, скоро корабль прибудет в порт, и ничего страшного не случится. Но она ушла в каюту, легла и в полдень скончалась.

Священнику пришлось отпеть жену и похоронить не по‑христиански в земле, а бросить в бездну вод. После такого необычного погребения Иоанн сказал детям и внукам:

– Не только у Пушкина памятник нерукотворный, но и у бабушки памятник тоже нерукотворный. Бог создал океан. И вот теперь он будет ее памятником, который никто не сможет разрушить.

Кончина супруги опечалила старца и пагубно сказалась на его здоровье.

В Австралии протоиерей поселился в городе Сиднее. Здесь его стараниями был устроен храм во имя апостолов Петра и Павла. Первая литургия в нем была совершена 7 января 1959 года на праздник Рождества.

Но в феврале того же года со священником случился легкий сердечный удар. Затем последовал второй. У Кудрина отнялась вся правая сторона. Он лишился возможности двигаться и говорить, хотя и пребывал в полном сознании.

После тяжелой болезни протопоп Иоанн скончался 29 июня 1960 года. Его похоронили вдалеке от родины, в пригороде Сиднея.

[1] Ножовка – село в Частинском районе Пермского края.

[2] Сарана – поселок в Красноуфимском районе Свердловской области.

[3] Рухтино – село в Дуванском районе республики Башкирия.

[4] Маньчжурия – государство, существовавшее в 1932–1945 годах на севере Китая.

[5] Гонконг – портовый город на юге Китая.

В Евангелии содержится не только рассказ о жизни и учении Исуса Христа – истинного Бога и Сына Божьего. Также на страницах этой святой книги записаны имена тех, кто предал Господа, осудил Его на крестную смерть и казнил, – апостола Иуды, первосвященников Анны и Каиафы, римского наместника Понтия Пилата.

Иуда предал своего учителя за тридцать серебряных монет. После того как Христос был приговорен к распятию, апостол раскаялся, возвратил деньги первосвященникам и старейшинам, а потом повесился. В русском языке имя «Иуда» стало равнозначно слову «предатель».

Для всеобщего урока будущим поколениям церковная история сохраняет не только имена праведников – подвижников, мучеников и исповедников, но и имена иуд – еретиков, отступников и предателей.

В тяжкую годину, когда советская власть уничтожала Церковь, некоторым верующим показалось, что ради сохранения жизни проще отказаться от веры, чем претерпевать муки за Христа. Эти несчастные люди вечное райское блаженство променяли на временное земное благополучие. К сожалению, иногда среди этих иуд оказывались и духовные лица…

Ревностным служителем Божьим был священник Макарий Варфоломеевич Захарьичев. Он родился в 1864 году в селе Журавлиха[1] в семье крестьян‑старообрядцев. Получил домашнее образование – выучился читать по Псалтыри и петь по крюкам.

В 1890 году по просьбе односельчан Макарий был рукоположен в иереи. Его верной спутницей и помощницей была жена Феодосия Степановна. У супругов родилось шестеро детей.

Через два года Макария Варфоломеевича перевели в город Самару. В то время местные христиане молились в домовом храме. В нем трудами священника был устроен замечательный иконостас. За усердную службу в 1903 году Макарий был произведен в протопопы.

Но городская моленная не вмещала всех прихожан. Поэтому в 1913 году самарская община приступила к возведению большого каменного храма.

Земельный участок и значительные средства на строительство выделила Мария Кондратьевна Санина – вдова богатого купца‑старообрядца Ивана Львовича Санина, известного и уважаемого в Самаре предпринимателя и благотворителя.

Через три года собор во имя Казанской иконы Божьей Матери был достроен и освящен. Но после революции, в 1918 году, храм перешел в ведение городских властей. Для общины наступили черные дни.

А в 1921 году Макария постигло личное горе – скончалась Феодосия Степановна.

Прошло несколько лет. По усиленным просьбам самарских христиан вдовый священник был почтен святительским саном. Всем казалось, что уважаемый пастырь, почтенный вдовец и многодетный отец будет хорошим архиереем.

В 1924 году Макарий Варфоломеевич принял иночество и был наречен Михаилом. Затем архиепископ Мелетий рукоположил его в епископы для Самары. Но менее года управлял владыка Михаил своей паствой.

Дьявол искусил и погубил его. Архиерей познакомился с некоей Анисьей Дружининой, женщиной из села Рождествено, расположенного на другом берегу Волги, прямо напротив Самары.

Бросив прихожан и храм, епископ перебрался к Анисье. Она постоянно упрекала Захарьичева в том, что он не может обеспечить ей роскошную жизнь, требовала, чтобы он устроился на «настоящую» работу.

В июне 1925 года церковный суд наложил запрещение на Михаила за недостойное поведение. Поняв, что променял Христа, паству и сан на Анисью, епископ впал в отчаяние. Но он не раскаялся в грехах, а начал пить водку, чтобы заглушить голос совести.

Коммунисты предложили Захарьичеву сделку: он прилюдно отрекается от архиерейского сана, а они устраивают его на хорошо оплачиваемую работу. И Михаил согласился.

Отречение произошло 1 октября 1925 года в самарском городском театре, во время спора о религии, при большом стечении народа.

Появление нового Иуды произвело на староверов тягостное впечатление. Да и сам отступник тяжело переживал свое предательство. Сразу после происшествия в театре его посетил священник Харитон Глинкин из Сызрани.

Захарьичев был в мирской одежде. Длинные волосы, какие по обычаю носят священнослужители, он остриг.

Удивленный Харитон спросил:

– Правда ли с вами случилось то, что говорят?

Помолчав, бывший епископ вздохнул:

– Что совершилось, то уже не вернешь.

После подробных расспросов Захарьичев взволнованно сказал, что не отрекался от Бога:

– Вот Он! Я верю и буду верить. Я пойду к Нему, только другим путем.

Через месяц бывший архиерей пришел на исповедь к самарскому священнику Григорию Маслову и раскаялся во всем. Но раскаяние было неискренним. Захарьичев не отрекся от Анисьи и водки.

Он переезжал с место на место. Жил в разных селах и городах. Одно время заведовал складом на пивном заводе.

В марте 1930 года отступник вернулся в Рождествено, в дом Анисьи. А утром 28 июля того же года бывший епископ Михаил повесился.

Об этом с горечью писал архиепископу Мелетию епископ Иринарх (Парфенов): «Перенял у Иуды! Тот предал Христа и удавился. И Михаил отрекся. И вместо того, чтобы испустить слезы и принять раскаяние, покончил временную жизнь самоубийством через повешение. Куда пошла душа! Всему есть предел. Нельзя же глумиться над всемогуществом Божьим. Это всеобщий урок».

О курении табака (из поучения епископа Иннокентия)

Прошлый раз я показал, насколько страшна и гибельна, насколько вредна и преступна, насколько душепагубна и отвратительна страсть пьянствовать. Но как ни гибельна, как ни постыдна эта страсть, однако есть страсть еще более омерзительная, еще более вредная.

Я говорю о противоестественной привычке многих помрачать свой ум, заглушать свою совесть одуряющим дымом ядовитых растений, а именно табака. Что может быть постыднее и греховнее этой отвратительной прихоти?

Отравляясь спиртным ядом, пьяница делает это, по крайней мере, по естеству, то есть, пьет как естество научило человека пить воду. А курящий отравляет себя дымом, принимая его в рот и во внутренности.

Да разве Бог определил человеку питаться дымом? Разве естественное дело – брать в рот вонючий дым ядовитого растения и глотать его или дышать им, отравляя себя? Это противно естеству, противно законам природы, а следовательно, и Богу, установившему эти законы.

Курение табака как страсть противоестественная ставит человека ниже скота несмысленного. Если, по свидетельству святого Златоуста, пьяный хуже осла и пса за свое невоздержание, то тем более куритель табака.

Ведь пьяница не постоянно, не ежечасно отравляет себя. У него бывают времена отрезвления, иногда продолжительные. А табачник отравляет себя ежечасно, даже на часу несколько раз принимается курить. И ночью ему, бедному, нет покоя: иной за ночь раз десять встанет покурить.

Для табачника нет ничего святого: ни поста, ни праздника, ни молитвы. Табак ему выше Бога. Лишь только встал утром, он вместо молитвы Богу принимается курить. И так делает, невзирая ни на пост, ни на праздник. Если же он иногда и удержит себя от курения, если и не покурит до литургии, то все богослужение только и думает о табаке…

Табак для курильщика, как для идолопоклонника идол. Табак даже хуже идола. Идол не отравлял служащих ему, а отлучал от истинного Бога, ввергал в погибель их души. А табак и отлучает от Бога, и ввергает в пропасть погибели, и одурманивает ум, и заглушает совесть, и ставит человека ниже всякого животного.


всего статей: 196


Хронология доимперской России