«Русский вопрос» и политика на современном этапе отечественной истории
Возрастающее влияние русского национализма требует пристального внимания к этому феномену. Каково идейное и программное наполнение русского национализма? Какое место он занимает в российском политическом спектре? Как складываются его взаимоотношения с властью? Как он развивался в течение последнего десятилетия? Ответы на эти вопросы помогут составить портрет русского национализма, определить степень его влиятельности в российском обществе и оценить его перспективы.
Здесь необходимо сказать хотя бы несколько слов о самом понятии «национализм». Современная наука не использует его в оценочном смысле, не воспринимает национализм изначально негативно или позитивно. Понятие «национализм» носит ценностно-нейтральный характер и служит для обозначения феномена, характер и направленность которого могут бытьразличными (Разумеется, это отнюдь не исключает персональной мировоззренческой оценки национализма, т.е. выделения, скажем, «хорошего» патриотизма и «плохого» национализма.) Существующие в науке определения национализма максимально широки и абстрактны. Под национализмом понимается политическое движение, стремящееся к завоеванию или удержанию политической власти и оправдывающее эти действия с помощью доктрины национализма . Подобная расширительная трактовка обусловлена многоликостью самого национализма и разнообразием форм его проявления.
Одной из главных линий политического процесса с конца 80-х годов прошлого века стала борьба за политическое доминирование в Российской Федерации, что было неизбежно в ситуации прогрессирующей дезинтеграции Советского Союза, ослабления федерального центра ипревращения союзных республик в самостоятельные центры силы . Основными публичными участниками грандиозной политической драмы выступили, условно, коммунисты и демократы, в то время как националистам досталась незавидная роль младшего партнера; в силу своей слабости они не могли участвовать в этой схватке как самостоятельная политическая сила.
Ослабление КПСС, ее фактическое самоустранение от рычагов государственного руководства, отмена 6 статьи союзной Конституции, законодательно закреплявшей ведущее положение компартии в политической системе страны, попытка перехода к парламентаризму в советской форме - все это вело к смещению эпицентра политической борьбы в парламент. Победа на выборах в российский парламент - съезд народных депутатов РСФСР, которые должны были состояться весной 1999 г., в перспективе означала бы контроль над властными структурами, территорией и ресурсами республики, являвшейся ядром и номинальной метрополией советской империи. Победа демократов в России автоматически приводила к тому, что союзное руководство лишалось собственной ресурсной и политической базы и оставалось хозяином лишь в Кремле.
В ходе избирательной кампании 1990 г. в России впервые отрабатывалась модель организационного взаимодействия русских националистов с организациями неокоммунистического толка и оппозиционной Горбачеву коммунистической номенклатурой, преимущественно низшего и среднего звена. На исходе 1989 г. был сформирован противостоявший демократическому движению электоральный «Блок общественно-патриотических движений России» - коалиция националистических, национал-большевистских и необольшевистских формирований, где тон задавали прежде всего национал-большевики в лице Объединенного фронта трудящихся (ОФТ). Программа блока базировалась на двух основных принципах: сохранение единого Советского Союза и реализация в полном объеме государственного суверенитета России, обеспечение ее экономического равноправия с другими союзными республиками - эти идеи, как уже указывалось, носили взаимоисключающий характер. Сочетание имперских, союзных мотивов с руссконационалистическими явилось ярким воплощением идеологии имперского национализма, где национализму отводилась вспомогательная, подчиненная роль: он был призван служить мобилизации имперского инстинкта этнических русских для решения главной задачи - сохранения Советского Союза. (Наиболее известным носителем собственно имперской идеологии, было довольно влиятельное в 1990-1991 гг. движение «Союз» в главе с Виктором Алкснисом, Евгением Коганом, Николаем Петрушенко и др.; в отличие от «патриотического блока» оно не имело ярко выраженногонационального или идеологического окраса.)
Родственные блоку организации в российской провинции пользовались поддержкой части партийного аппарата, а непосредственно в Москве он находился под негласным покровительством МГК КПСС. Руку к созданию национал-коммунистического фронта приложили также московский горком комсомола и официальные профсоюзы. Мотивы, побудившие партийных аппаратчиков, в особенности московских, участвовать в формировании подобной предвыборной коалиции были достаточно очевидны: преобладание демократических настроений в мегаполисах, особенно в Москве и Ленинграде, не оставляло для чисто коммунистических кандидатов («ставленников номенклатуры», по модному тогда определению) шансов на успех; поэтому имело смысл воспользоваться чужой идеологической «крышей». Националистов и часть номенклатуры сближали также ярко выраженные государственнические настроения и подчеркнуто критическое отношение к политике Горбачева.
Однако первый опыт такого союза оказался весьма неудачным. На выборах в российский парламент весной 1990 г. в Москве и Ленинграде национал-коммунистический блок потерпел сокрушительное поражение от своего основного конкурента - «Демократической России» . Против патриотической коалиции сработали серьезные организационные промахи и недоработки, негативный имидж, отрицательное отношение столичных средств массовой информации. Однако были и более серьезные причины поражения.
Во-первых, на фоне нарастающей антикоммунистической истерии и подчеркнуто критического в целом отношения общества к федеральной власти и КПСС отчетливая самоидентификация националистов с компартией явно работала против них: националисты поддержали коммунистическую власть в тот крайне неудачный момент, когда доминантой массовых настроений стала оппозиционность; тем самым они нисколько не помогли власти, но лишний раз навредили своей и без того не блестящей репутации. Во-вторых, естественная для националистов апелляция к национальным чувствам русских была заведомо обречена на провал: по сравнению с другими крупными народами СССР этническое самосознание русских выглядело не просто ослабленным, оно оказалось разрушенным, а потому взывать к этническому началу в русских попросту не имело смысла: они, в подавляющем большинстве, не чувствовали себя таковыми . Вместе с тем ощущая себя скорее «советским», чем русским и выступая за сохранение союзного государства (на знаменитом референдуме 17 марта 1991 г. 71,3 % населения РСФСР, имевшего право голоса, проголосовало за сохранение СССР), русское население России не желало более ничем жертвовать ради целостности страны.
Более того, в ходе избирательной кампании демократы успешно перехватили у националистов их «фирменную» находку - идею российского суверенитета, сделав ее своим политическим знаменем. Здесь стоит отметить, что политическая карьера Бориса Ельцина не предвещала в нем будущего радетеля судеб России и непреклонного борца за ее суверенитет. Его взгляды до рубежа 1989/90 г. носили чисто популистский характер, не имели какой-либо национальной окраски, не нашлось в них места и российскому фактору. Доминировавшим настроением в демократическом движении, с которым Ельцин был прочно связан с лета 1989 г., также явилось, по меткому замечанию одного отечественного политика, «экзистенциальное отрицание» всего русского национального; наконец, для значительной части демократического лагеря понятия «Россия» и «русское» ассоциировались с империей и носили априорно негативный оттенок.
Однако на исходе 1989 г. политическая реальность вплотную столкнула Ельцина и демократов с «русским вопросом». Чтобы добиться успеха на выборах в российский парламент, необходимо было найти ключик к русскому сердцу и освоить принципиально новое для демократов знаковое поле. Основные программные лозунги учрежденного в январе 1990 г. избирательного блока «Демократическая Россия» наряду с общедемократическими включали и комплекс требований, нацеленных на мобилизацию именно российского избирателя: принятие новой Конституции РСФСР, возвращение церквей верующим, провозглашение и фактическая реализация суверенитета России.
Позаимствовав эти лозунги у своих националистических конкурентов, демократы одновременно придали им качественно иное звучание: они максимально ослабили этническую составляющую, делая акцент не на «русском» а на «российском»; взамен советского понимания «нации как этничности», во многом разделявшегося русскими националистами, демократы предложили западную концепцию «политической нации», где последняя трактуется как надэтническая общность, объединенная общим гражданством. Апелляция к собственно этническим чувствам русских хотя и имела место, но носила строго дозированный и сугубо вспомогательный характер. Эту тему предпочитали не педалировать, поскольку нерусские народы и национальные автономии России рассматривались в качестве важного союзника по борьбе с «горбачевским центром».
Несмотря на триумфальную победу демократического движения на парламентских выборах в столицах, в целом на съезде народных депутатов сложилось примерное равенство сил между демократами и коммуно- националистическим блоком, тон в котором поначалу задавали коммунисты . (Националисты в июне 1990 г. объединились в депутатскую группу «Россия», из числа координаторов которой наибольшую известность получили Сергей Бабурин и Николай Павлов.) На I съезде народных депутатов развернулась ожесточенная борьба вокруг избрания председателя
Верховного Совета РСФСР: в конечном счете, по итогам лишь третьего тура голосования, Ельцин был избран главой российского парламента со сравнительно небольшим преимуществом. 12 июня подавляющим большинством голосов съезд принял Декларацию о суверенитете России. Лозунг российского суверенитета стал для демократов и Ельцина тем магическим «сезамом», который открывал путь к вершинам политической власти в России.
Русские националисты оказались в ловушке: выпестованная ими идея российского суверенитета обернулась триумфом их злейших врагов, демократов, превративших ее в мощное оружие разрушения империи, которая служила для значительной части националистов символом веры. Находившиеся в информационной и политической изоляции, не пользовавшиеся значительной поддержкой со стороны российского населения националисты по всем статьям проигрывали крепнувшему, набиравшему мощь и размах демократическому движению. У русского национализма оставалась единственная возможность - присоединиться к более сильному политическому игроку. Взоры националистов с надеждой устремились к созданной в 1990 г. компартии России, которая, полагали они, трансформируется в «русскую партию», защитит национально- государственные интересы России и спасет единство страны. Это предположение находило обоснование в политическом курсе Российской коммунистической партии (РКП).
Хотя официальное учреждение новой компартии состоялось в июне 1990 г., ее организационные структуры были развернуты лишь к концу года. И почти сразу же РКП взяла курс на формирование «правого блока» — союза русских националистов и коммунистов. Однако в отличие от коалиции весны 1990 г. новое объединение должно было выступать не под красным, большевистским знаменем, а под умеренно националистическими и, главное, государственническими лозунгами; иными словами, речь шла о версии государственнического национализма, которая не была бы окрашена в идеологические цвета. Вдохновителем и закулисным дирижером этого блока выступал секретарь новой компартии по идеологии Геннадий Зюганов .
Формирование право-левой коалиции шло в два этапа. Первый - февраль 1991 г., когда по инициативе и под эгидой ЦК РКП состоялась конференция националистов, национал-большевиков и неокоммунистов «За великую, единую Россию» (весьма показательно уже само ее название). По итогам конференции был сформирован совет, которому отводилась роль координирующего органа проектируемого «правого блока». Однако вскоре идея широкого внепарламентского движения под эгидой российских коммунистов на время была отложена. РКП сделала ставку на парламентские методы борьбы: предполагалось, опираясь на мощную коммунистическую фракцию в российском парламенте, сместить Ельцина с поста председателя Верховного Совета РСФСР, отстранив харизматического лидера от кормила власти. Однако на III чрезвычайном съезде народных депутатов (конец марта - начало апреля 1991 г.) этот план по ряду причин не только провалился, но, более того, Ельцин и его сторонники перехватили политическую инициативу: полномочия главы парламента были расширены, также было решено провести в июне общенародные выборы президента РСФСР .
Скоротечная избирательная кампания закончилась триумфальной победой Ельцина: хотя ему заведомо отводилось первенство, мало кто, в том числе в его команде, надеялся на победу уже в первом туре; Ельцин получил более 57 % голосов, в то время как занявший второе место его основной соперник, выдвиженец коммунистов Николай Рыжков, лишь 17 % . Менее заметной, но все же сенсацией стало третье место (немногим более 7 % голосов) мало кому известного политика Владимира Жириновского, вождя небольшой Либерально-демократической партии Советского Союза (позже - России). Выступивший с программой имперского национализма, он оказался единственным из шести претендентов, кто активно использовал русские националистические лозунги, причем в весьма радикальной форме; поэтому относительный успех Жириновского стал индикатором политического потенциала русского национализма. Однако для представителей последнего успех Жириновского не послужил утешением: он был для них «чужак», категорически неприемлемый ни в качестве лидера, ни даже как союзник.
Победа Ельцина на президентских выборах привела к реанимации идеи «правого блока». На этот раз в его конфигурации появился новый важный элемент: в дело включилось Главное политическое управление (ГлавПУР) Советской Армии и Военно-морского флота, почти открыто создававшее Всероссийское патриотическое движение «Отчизна». Еще одной важной инициативой в контексте широкомасштабной операции по формированию «правого блока» стало написанное Зюгановым и писателем Александром Прохановым знаменитое «Слово к народу» (конец июля), которое должно было инициировать массовое политическое движение государственнической ориентации («народно-патриотическое
движение») .
Ретроспективно, после августа 1991 г., вся эта активность, в особенности «Слово к народу», были расценены как подготовка к выступлению ГКЧП. Однако подобная точка зрения вызывает сомнения. «Правый блок» собирался перехватить власть не раньше поздней осени 1991 г.: лишь к этому времени предполагалось развернуть ряды нового «народно-патриотического движения» и «Отчизны», а предполагаемый путь прихода к власти должен был сочетать как законные, так и не вполне легитимные методы: отрешение Горбачева от поста генсека на предстоявшем осенью 1991 г. съезде КПСС, чистка и обновление государственного аппарата, изменение стратегического курса страны при
опоре на часть армии, КГБ и инициированное сверху, но организованное и направляемое партииными структурами «народное движение» Поспешный и неподготовленный квазипутч августа 1991 г. не только никак не вписывался в эти планы, но и спутал их разработчикам все карты.
Таким образом, хотя к исходу последнего пятилетия советской эпохи русский национализм развился в политическое течение, имевшее некоторый потенциал массовой поддержки, но течение это оставалось организационно слабым и раздробленным, а идеологически - устаревшим и малопривлекательным. К моменту крушения СССР русский национализм так и не стал самостоятельным игроком, полноценным субъектом политического процесса, оставаясь на вторых и даже третьих ролях, в лучшем случае - подыгрывая части коммунистической номенклатуры.
После квазипутча августа 1991 г. и последовавшего за ним запрещения КПСС биполярная система координат российской политики - демократы против коммунистов - оказалась разрушенной . Началась серьезная перегруппировка сил в российском политическом пространстве. Одним из первых ее следствий стало разрушение единого демократического блока, где раскол прошел по таким линиям, как выбор модели экономического реформирования России и отношение к Беловежским соглашениям, поставившим точку в существовании СССР. Уже упоминавшиеся демократические патриоты - РХДД и КДП-ПНС, покинув «Демроссию», стали с разной скоростью дрейфовать в направлении жесткойоппозиции новому режиму, получившеи название «непримиримои» .
Некоторые наблюдатели в то время предполагали, что после разрушения КПСС на роль ядра оппозиции и одной из ведущих политических сил России могли бы претендовать русские националисты .
Вместе с тем ряд представителей русского националистического истеблишмента осенью 1991 г. связывал перспективы русского национализма именно с фигурой Ельцина, отнюдь не исключая своей поддержки президенту и рассчитывая на взаимность с его стороны. Эта надежда находила свое обоснование в предположении, что, столкнувшись вплотную с задачей форсированного строительства российской государственности, новая власть окажется вынужденной дополнить демократическую легитимность русской национальной легитимностью, подобно тому, как это произошло в ряде стран Восточной и Центральной Европы и в некоторых бывших советских республиках. Иными словами, националисты рассчитывали, что, расправившись со своим главным оппонентом - КПСС, Ельцин начнет восстановление традиционной Российской империи, где националистам будет отведена привычная роль одной из опор власти. Однако решимость Ельцина к проведению «шокотерапии», декларации власти о приверженности идеям демократии и либерализма, персональный состав «правительства реформ» и ближайшего президентского окружения (здесь националистов особо шокировало «нерусское» этническое происхождение ряда членов президентской команды), Беловежские соглашения и проамериканский крен российского внешнеполитического курса, первые плоды радикальной экономической политики избавили русских националистов от иллюзий насчет возможной переориентации российской политики в державное русло. Они оказались вынуждены пуститься в самостоятельное политическое плавание.
Автор текста: Валерий Соловей
Материал создан: 15.12.2016
