А Владымир князь да стольнё-киевской
Заводил почестей пир да й пированьице
На многйх князей да на всих бояров,
На всих сильних русьскиих могучих на богатырей
Ай на славных поляниц да на удалыих.
На честном пиру Владымир стал похаживать:
— Ай же вы мои да князя бояра,
Сильни руеские могучие богатыря!
Задолжал-то я ко королю-то Ботияну Ботиянову
Да во тые дальние во земли сорочинские
Да за старые-то годы и за нонешний,
Неполна я государю за двенадцать год,
За двенадцать год да й с половиною.
Кого же мне послать туды отвезти дани выходы
За двенадцать год да й с половиною
К королю-то к Ботияну Ботиянову,
А двенадцать лебедей, двенадцать креченей,
А’ ще грамоту да и повинную?
Все богатыри за столиком умолкнули,
Все умолкнули и приутихнули,
Как богатыри за столиком-то притулялися,
А большая-то тулйтся за серёднюю,
А середня тулйтся за меньшую,
А от меньшоёй от тулицы ответу нет.
Из-за тых ли-то столичков дубовыих,
Из-за тых ли-то скамеечек окольпыих
Вышел старыя Пермин да сын Иванович,
Стал по горенке ён Пермин да похаживать,
А -Владымиру князю да стал ён поговаривать:
— Ты, Владимир князь да стольнё-киевской!
Бласлови-тко государь мне словце вымолвить.
А’ще знаю я кого послать поехати
Л й во дальние-ты земли в сорочинскии:
Послать молода Васильюшка Казймирова.
Молодой Васильюшко Казимиров
Й отвезёт ён дани за двенадцать год,
За двенадцать год да й с половиною.
И тут Владимир князь-от стольнё-киевской
ён скоренько шол да по столовой своей горенки,
Брал ён чарочку да во белы ручки,
Наливал-то чару зелена вина
Й он не малую стопу да й полтора ведра,
Разводил-то ён медамы все стоялыма,
Подносил-то ён к Васильюшку к Казимирову.
Молодой-то Васильюшко Казимиров
Ен скорешенько ставает на резвы ножки
И берет чарочку от князя во белы руки,
Принял чарочку одной ручкой
И выпил чарочку одним духом,
И на ногах Васильюшко стоит он, не пошатнется,
И говорит-то он со князем, не мешается,
И спромолвил-то он князю-то Владимиру,
Говорил ён князю таковы слова:
— Ай же ты, Владимир князь де стольнё-киевской!
Еще еду-то я в земли-ты во дальни сорочинскии,
Ай везу я дани за двенадцать год,
За двенадцать год и с половиною;
Столько дай ты мне-ка во товарищах
Моёго-то братца да крестоваго,
Ай молодаго Добрынюшку Микитинца.
Тут Владимир князь да стольнё-киевской
ён идет-то по столовой своей горенки,
Берет чарочку Владимир во белы ручки,
Налил чарочку Владимир зелена вина,
ён не малую стопу да полтора ведра,
И розводил-то он медамы всё стоялыма,
Подносил-то ён к молодому ко Добрынюшке.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Он скорешенько ставал да на резвы ножкИв
Эту чарочку он брал да во белы ручки
И от того от князя от Владимира,
Еще брал ён чарочку одной ручной
И выпивал ён чарочку одним душком.
На ногах стоит Добрыня, не пошатнется,
Говорит он с князем, не мешается:
— Ты Владимир князь да стольнё-киевской!
Благослови мне государь словцё повымолвить.
Еду я в товарищах с Василюшком
И везу я дани за двенадцать год,
За двенадцать год да й с половиною;
Столько дай-ка нам еще да во товарищах
Моёго-то братца да крестоваго,
Молодаго Иванушка Дубровича;
Ай ему-то ведь Иванушку коней седлать,
Да ёму Иванушку и розсёдлывать,
Ему плети подавать за плети прйнимать.
То Владымир князь да стольнё-киевской
Идет по своёй он по столовоей по горенки,
Бёрет чарочку Владымир во белы ручки,
Наливал ён чару зелена вина,
Ай не малую стопу да полтора ведра,
Подносил он ко Иванушку Дубровичу.
Ай ставал Иванушко Дубрович на резвы ножки,
Да он чарочку ту брал да во белы ручки,
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку Иванушко одним душком,
На ногах стоит Иванушко, да не пошатнется,
Говорит Иван да не мешается:
— Ты Владымир князь наш стольнё-киевской!
Бласлови-тко, государь, словцё повымолвить.
Еще, еду я в товарищах с Васильюшком,
С молодым Добрынюшкой Микитинцем,
Да везу я эти дани за двенадцать год,
За двенадцать год да с половиною.
Молодой Васильюшко Казимиров,
Молодой Добрынюшка Микитинец,
Молодой Иванушко Добрович-от
Выходили из-за столиков дубовыих,
Из-за тых скамеечек окольниих.
Молодой Васильюшко Казимиров,
Стал по горенки Васильюшко похаживать,
Пословечно стал он князю выговаривать:
— Ты Владымир князь наш стольнё-киевской!
Приноси-тко ты нам дани за двенадцать год,
За двенадцать год да с половиною,
А двенадцать креченей, двенадцать лебедей,
Насыпай-ко мисы чиста сёребра,
Ай другие мисы красна золота,
Третьи мисы насыпай-ко скатна жемчугу.
Тут Владымир князь-от стольнё-киевской
Ай берет-то он скоренько золоты ключи,
Й он на погребы идет да на глубокий,
То берет-то он двенадцать лебедей,
А двенадцать лебедей, двенадцать креченей,
Насыпал-то первы мисы чиста серебра,
Да й другия мисы красна золота,
Третьи мисы насыпал он скатна жемчугу,
Приносил он во полату белокаменну,
Подавал богатырям да святорусьскиим
Со своих-то он со белыих со ручушек.
Тут богатыри да святорусьскии
Й оны господу тут богу помолилися,
На все на три на четыре на сторонушки клонилися.
Да со всима молодцамы попростилися,
Да с самым они со князем со Владымиром,
Со Опраксией да королевичной.
Выходили молодцы они с полат да белокаменных,
Шли оны по граду-то по Киеву,
Оны думушку-то думали заобщую:
— Где нам съехаться в роздольице в чистом поли
На своих на добрыих конях да богатырскиих?
Говорил-то им Васильюшко Казимиров:
— Ай же братьица мои крестовый,
Ай ты славная дружинушка хоробрая!
То мы съедемся в роздольици чистом поли
Да у славнаго сыра дуба у Нёвида,
Да й у славнаго у каменя у Латыря
Да й на тых мы на дороженках крестовыих.
Тут пошли-то добры молодцы в свои полаты
белокаменны,
Оны стали добрых конюшек заседлывать,
Да заседлывать добрых коней улаживать.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Й он пришол в свою полату белокаменну,
Со честна пиру пришол-то да не весело.
Говорила тут Добрыни родна матушка:
— Ай же свет моё чадо любимое!
Ты с честна пиру пришол да что не весело?
То ли местечко в пиру было не по чину?
Али чарою в пиру тобя приббнесли?
Али пьяница дурак кто прнобгалился?
Говорил-то ён Добрыня таковы слова:
— Ай же свет моя ты родна матушка!
А'ще место-то в пиру мне было по чину,
Меня чарою в пиру да там не обнесли,
А’ ще пьяница дурак мне не обгалился.
То Владимир князь да стольнё-киевской
Наложил ён служобку великую,
И велику служобку немалую:
Отвести-то надо дани за двенадцать год,
За двенадцать год да с половиною,
Да й во дальний во земли в сорочинскии,
Да во ту во саму во темну орду.
Говорил-то ён да своёй родной матушке:
— Ай же свет моя ты родна матушка!
Да й бесчастнаго спородила Добрынюшку:
Еще лучше бы Добрынюшку спородила
Ай горючиим де белым камешком,
Завертела бы во тонкой беленькой рукавчичек,
Подошла бы ты ко славному к Киян-морю,
Бросила бы ты да этот камешок в Киян-море,
В Окиян-море глубокое.
Говорила тут Добрыне родна матушка,
Говорила она да горько заплакала:
— Ай же свет моё чадо любимое,
Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!
Если б знала над тобою я незгодушку,
Еще этое бы знала безвременьице всчикое,
То не так бы я тебя Добрынюшку спородила:
Я спородила б тобя да и Добрынюшку
Возрастом-то в старого казака Илью Муромца,
Тобе силушкой Добрынюшку спородила
Да й во славна Святогора во богатыря,
Я бы смелостью Добрынюшку спородила
Да й во славного богатыря в Олешеньку Поповича,
Красотою бы спородила Добрынюшку
Да во славного-то князя во Владимира!
Молодой Добрынюшка Микитинец
Говорил своёй он родной матушке:
— Ай же свет моя ты родна матушка,
Да й честна вдова Мамельфа Тимофеевна,
Дай прощеньицо мне-ка благословленьицо,
Дай на тыя веки нерушимый!
И тут молоденькой Добрынюшка Микитинец
Надевал он на себя одежицу дорогоценную
И рубашечки манишечки шелковеньки,
Всю хорошеньку одежицу снарядную;
Выходил он из полаты белокаменной
Ай на свой-то вышел на широкой двор,
Заходил он во конюшепку в стояЛую,
Брал коня Добрыни богатырскаго,
Выводил он со конюшенки стоялоей
А на свой-тот вывел на широкой двор,
Стал добра коня Добрынюшка заседлывать,
Стал заседлывать добра копя улаживать;
На добра копя подкладывает потничек,
А он потничком да то клал войлочек,
Да под потником подпотничек шелковепькой,
На подпотпичек седслышко черкасское,
И черкаское седелышко хорошенько,
Да которое седелышко было да изукрашено,
Дорогима-то шелками пообшйвано,
Да й червоным золотом обвйвано;
То он подпруги подтягивал шелковеньки,
Да й шпилечики он встягивал булатнии,
Пряжечки он полагал да красна золота,
А двенадцать подпругоЕ подтягал настоящиих,
Да й тринадцатой-тот подпруг он подкладает запасный.
Говорит Добрыне родна матушка:
— Ой же свет моё чадо любимое,
Ты молоденькой Добрынюшка Млкитинец!
Ты покладал на добра коня да богатырскаго
А двенадцать подпругов да настоящиих*
Еще что же полагаешь ты тринадцатый то подпруг да
запасный?
Говорил-то ёй Добрыня таковы слова:
— Ай же свет моя ты родна матушка!
Как я буду то во далече далече во чистом поли
Да во тою во земли во сорочинскою,
В тую порушку да в тое времечко
Наезжать будут ко мне люди могучий,
И будут-то силушки моей отведывать
Ай теспить-то будут во чистом поли:
В тую порушку да в тое времечко
Похочу я с нима попротивиться,
Чтобы было мне на что да понадеяться,
Чтобы доброй конь мой да и богатырский
С-под седельника да он не выскочил,
И на кони сидел бы доброй молодец, не старился.
Ай садится-то Добрыня на добра коня;
Говорила тут Добрынина-та матушка:
— Ай же свет моя любимая семеюшка,
Молода Настасьюшка Мнкулична!
Ты чего сидишь во тереме в златом верху?
Над собою ли незгодушки не ведаешь?
Закатается-то наше красно солнышко
Да за этыи за горы за высокий,
Да й за этыи за лесушки за темный,
Ай съезжает-то Добрыня с широка двора.
Ай поди-тко ты скоренько на широк на двор,
Да й зайди-тко ты Добрынюшке с бела лица,
Подойди к него ко правому ко стремячке,
Говори-тко ты Добрыне не с упадкою,
Поспроси-тко у молодаго Добрынюшки:
Он далече ль едет, куды путь держит?
Скоро ждать велит нам, когды дожидать?
Нам когда й велит в окошечко посматривать?
Молода Настасьюшка Микулична
Как скорешенько бежала на широкий двор,
И в одной тонкой рубашечке без пояса
И в одних тонких чулочиках без чоботов,
То зашла она Добрыне со бела личка,
Подошла к него ко стремечки ко правому,
Да й ко правому ко стремечки к булатнему,
И говорила-то Добрыне не с упадкою:
— Ай же свет моя любимая здержавушка,
Молодой Добрынюшка Микитинец!
Ты далече ль едешь, куды путь держишь?
Скоро ль ждать велишь нам, когда дожидать?
Нам когда велишь в окошечко посматривать?
Говорил-то ёй Добрыня таковы слова:
— Ай же ты моя любимая семеюшка,
Молода Настасьюшка Микулична!
Когда стала у меня про то выспрашивать,
Я стану про то тебе высказывать:
Перво шесть годов-то за собя пожди,
Друго шесть годов так за меня пожди,
Того времечки исполнится двенадцать год,
Да й ходи-тко ты тогда во мой зеленой сад,
Ты посматривай-тко на сахарне мое деревце:
Если буде прилетать-то голуб со голубушкой,
Станет голуб со голубушкой на деревце
прогуркивать,
А что нет жива Добрынюшки Микитинца,
Ай побит Добрынюшка в чистом поли,
Пороспластаны его да груди белый,
Да й повынято его сердце со пёченей,
Поотрублена ему буйна головушка,
Ай брошен Добрыня за ракитов куст.
В тую порушку да в тое времечко
Да смотри ты на свой на широкий двор:
Прибежит-то как мой добрый конь да богатырский
Ай на ваш-то на вдовиной двор,
Ай тогда вы в тую пору в тое времечко
Про меня тогда вы и узнаете, '
А что нет жива Добрынюшки Микитинца;
Ай тогда ты хоть вдовой живи, а хоть замуж поди,
Хоть за князя ты поди, хоть за боярина,
Хоть за сильняго за русьскаго могучаго богатыря,
Столько не ходи-тко замуж за богатыря,
За того Олешенку Поповича
Ай за бабьяго да за насмешника,—
Ай Олеша-тот Попович мне названый брат.
На кони то молодца да вид’ли сядучись,
Со двора его не видели посдучись.
Со двора он ехал не воротами,
й он* из города-то ехал не дорожкою,
Ехал прямо через стену городовую.
Как он ехал по раздольицу чисту полю,
Похотелось тут молодому Добрынюшке
Попытать коня да й богатырского,
Поотведать ёго силушку великую.
Да й берет он плёточку шелкбву во белы руки,
Да он бил коня да по крутым ребрам,
По крутым ребрам ён бил да не жалухою,
Ай со всёю своей силы с богатырскою.
Его доброй конь да богатырский
То пошел скакать да по чисту полю,
По целой версты он да поскакивал,
По коленушку в земельку ён угрязывал,
Из земельки свои ноженьки выхватывал,
По сенной купны земелюшки вывертывал,
За три выстрелу он камешки откидывал.
Так не молвия в чистом поли промолвила,
Да й проехал-то Добрыня да добром кони,
То вси травушки муравы оплеталися,
Все лазуревы цветочки осыпалися,
И мелкйи лесушки к земли вси приклонялися.
Он-то ехал по раздольицу чисту полю,
Ай ко сырому ко дубу ён ко Нёвину
К тому славному ко каменю Олатырю;
Ён наехал своих братьицев крестовыих.
И сходили молодци тут со добрых коней,
Да й ходили-то пехотой по чисту полю,
Й оны думушку все думали-то крепкую,
Думушку-ту крепкую великую,
Что нам дальняя дорожка не короткая;
Й они сели на добрых коней, поехали
На своих на добрых конях богатырскиих.
Они в день едут по красном по солнышку,
В ночь едут по светлому по месяцу.
А ’ще день за день как быдто дождь дождит,
Да й неделя за неделей как река бежит,
Добры молодци дороженку коротают.
Оны едут-то по славному роздольицу чисту полю,
Да й приехали во земли сорочинскии,
К кбролю-то Ботеяну на широкий двор.
С добрых коней молодцы да й опустилися,
То не спустили добрых коней на посыльной двор.
Молодой Васильюшко Казимиров
Он берег свое копье да муржамецкое,
Он спустил копье во матушку-то во сыру землю,
Во сыру землю спустил копье вострым концем,
Добрых коней бы к копью да он привязывал,
Никого-то к добрым коням не приказывал.
Пороздернули оны полотно белое,
Насыпали-то пшену да белоярову
Своим добрым коням богатырскиим,
Да берет-то дани он под пазушку,
А двенадцать лебедей, двенадцать креченей,
Да еще он бёрет грамоту повинную;
Брали они мисы чиста серебра,
Ай другия мисы брали с красным золотом,
Третьи мисы они брали скатна жемчугу,
И пошли оны в полаты белокаменны,
Заходили во полату белокаменну,
Да й пошли-то во столовую во горенку.
Молодой Васильюшко Казимиров
На пяту он идет, двери поразмахиват,
То они как господу-то богу помолилися,
Оны крест-от клали по писаному,
Да й вели поклоны по ученому,
На вси на три на четыре на сторонушки да низко
кланялись,
Самому-то королю в особину,
Еще всим его князьям да подколенныим.
Стал король у добрыих у молодцев выспрашивать:
— Вы откулешни дородни добры молодци?
Еще как-то молодцев вас именём зовут,
Звеличают молодцев вас по отечеству?
Говорили молодцы да таковы слова:
— Есте мы со матушки святой Руси
Да й от славного от князя от Владымира,
Привезли как к тбби дани за двенадцать год,
За двенадцать год да с половиною.
Полагать ли стали даней-тых на зблот стол,
Положили-то двенадцать лебедей, двенадцать креченей,
Положили первы мисы чиста серебра,
Ай другия мисы красна золота,
Третьи мисы полагали скатна жемчуга,
Положили грамоту повинную.
Ай король-от Ботиян да Ботиянович
ён садил-то их за столик за дубовый
Да й за тыя ли скамеечки окольнии,
То он не ествушкой кормил их да сахарнею
Да й не питьицем поил их да медвяныим,
Да он стал у добрых молодцев выспрашивать:
—*Ай же вы удаленьки дородни добры молодци!
Еще есть ли-то на вашей на святой Руси
Да у славного у князя Владымира,
У них есть ли та игра да и картежная,
А играют ли они да в шашки-шахматы
Да й во славны во велёи во немецкий?
А’ще кто из вас горазд сыграть во шашки-ты
во шахматы,
Да во славны во велеи в немецкий?
Говорил ему молоденькой Васильюшко Казимиров;
— Ай же славный король земли литовския!
У меня все игроки дома оставлены,
Только есте у меня надеюшка
То на спаса на пречисту богородицу,
Да на своего на братца на крестоваго,
На молбдаго Добрынюшку Микитинца.
Приносили к ним-то доску эту шашецну;
Как сыграли в первый раз да в игру шашечну,
—
Молодой Добрынюшка Микитинец
ён со тою со великой со горячности
Просмотрел один да ступень шашечной,
Обыграл его король да ведь литовский
Ботиян да Ботияновец,
И он повыиграл у молода Добрынюшки добра коня,
Ай добра коня он богатырскаго.
Ай под другую игру они залоги-то покладали,
Ай король-от полагает он великую бессчетну золоту
казну,
А и молодой Добрынюшка Микитинец
Положил залогом свою буйную головушку.
Как сыграли-то они да еще другой раз,
Молодой Добрынюшка Микитинец
Тут он короля да и пообыграл.
Еще третей раз сыграли игру шашечну.
Говорил-то ведь король-то Ботиян да Ботияновец:
— Ай же славный богатыри вы святорусьскии!
Из вас кто-то есть горазд стрелять из луку
из розрывчата
И пропущать тая стрелочка калёная
По тому ли по острёю по ножовому
Да во тбе во колечико серебряно,
Чтобы стрелочка катилася каленая
По тому катилася острею по ножовому,
На две стороны она шла бы весом ровно
И угодила бы в колечико серебряно?
Говорил Васильюшко Казимиров:
— Ай же король, Ботиян да Ботияновец!
Я не знал твоёй утехи королевскою,
Да своёй не знал ухватки богатырскою.
У меня все стрёльцы-ты домй оставлены,
У меня столько надеюшка
Что на спаса на пречисту богородицу,
Да на своего на братца на крестоваго,
Да на молода Добрынюшку Микитинца.
Говорил король своим он слугам верныим;
— Ай же вы мои да слуги верный!
Вы подите-ко на погреб на глубокий,
Ай несите-тко мой да королевской лук,
Да й подайте-тко богатырю да святорусьскому
Ай молодому Добрынюшке Микитинцу,
И пошли его да слуги верныя,
На него-то шли на погреб на глубокий,
Ай несут они да королевской лук,
А и три их четыре татарина
Подносили-то к молодому к Добрынюшке.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Ай берет он тугой лук розрывчатый,
Стал он стрелочек Добрынюшка накладывать,
Стал тетивочек Добрынюшка натягивать,
Стал тугой лук розрывчатый полапывать,
ён порозорвал тугой лук, повыломал,
Говорил-то тут Добрыня таковы слова:
— Ай же ты король, Батьян да Батияновец!
Ай твое-то есте дрянное лученочко пометное,
Не из чего богатырю повыстрелить,
Пропустить-то мне-ка стрелочку каленую
По тому острию по ножовому
Да й во тое во колечико серебряно.
Говорил король он таковы слова:
— Ай же вы да слуги мои верный!
Вы ступайте-тко на мой на глубок погреб,
Да двенадцать вы богатырей могучиих,
И неси-тко мой вы самолучший лук,
Самолучший лук вы королевский.
Как идет туда дружина королевская,
Да двенадцать молодцёв да все богатырей,
И несут они да королевский лук,
Да й подносят ко молбду ко Добрынюшке,
Молодой-то Добрынюшка Микитиниц
Берет-то он их тугой лук розрывчатый,
Как-то стал Добрыня стрелочек накладывать,
Стал тетивочек Добрынюшка натягивать,
Да й шелковые тетивочки-то стали все полапывать,
Ай порозорвал он тугой лук, повыломал.
И говорил-то как Добрыня таковы слова:
— Ай же ты король, Ботьян да Ботияновец!
Твое дрянное лученочко пометное,
Да не из чего богатырю повыстрелить,
Пропустить-то этой стрелочки каленый
По тому острею по ножовому,
Да й во то в колечико серебряно.
Говорит-то тут Добрынюшка Микитинец:
— Ай же братец мой крестовый,
Молодой Иванушко Дубровичу!
Ай поди-ко ты на славной на широкой двор
К моему коню да к богатырскому,
Моего коня ты уговаривай,
Поди-тко ты к правому ко стремени булатнему,
Отстени мой тугой лук розрывчатой,
Да й неси-тко во полату белокаменну
Мое дрянное лученышко завозное.
Как идет Иван Дубровиц на широк на двор,
Ко добру коню он шол да ко Добрынину,
Стал добра коня он уговаривать,
Шол ко правому он стремени к булатнему,
Отстяпул-то он и тугой лук розрывчатой,
Ен понес-то во полату белокаменну.
У того молодого Добрынюшки Микитинца
Во том луку да во разрывчатом,
Во том ли-то во тупом концу,
Были сделаны гусельника яровчаты,
Да не для-ради красы оны сделаны, не для угожества,
А то для-ради потехи молодецкою;
Так понес Иван Дубрович этот тугой лук,
Этот тугой лук понес да и розрывчатой,
Да й во славны во полаты белокаменны,
И заиграл ён во гусельника в яровчаты.
Тут все татара они той игры росслухались,
И не слыхали-то игры такой на сем свети.
Подносил-то ён ведь тугой лук разрывчатой
Да ко своему ко братцу ко крестовому
Да й ко молоду к Добрынюшке Микитинцу.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Он берет свой тугой лук разрывчатой
И во свои берет во белые во ручушки,
Становился-то й Добрыня на резвы ножки
Супротив колечика серебряна,
Й он три раз стрелял Добрынюшка Микитиниц
По тому он по острею по ножовому,
Угодил три раз в колечико серебряно.
Ай король-от Ботиян да Ботияновец
Становился-то он супротив колечика серебряна,
А он брал-то свой-от тугой лук розрывчатой,
Наложил он стрелочку каленую,
Натянул тетивочку шелковую.
Да спустил эту тетивочку шелковую
Да во эту ён во стрелочку каленую.
Первой раз стрелил, ен перестрелял,
Ай другой раз стрелил, так не дострелил,
Третий раз-то как он стрелил, так попасть не мог.
Королю-то это дело не слюбилося,
Не слюбилось это дело, не в люби пришло,
Говорит король-от таковы слова:
— Ай же славныя богатырь святорусьския!
Кто из вас есте горазд бороться об одной ручке?
Выходите-тко на мой вы на широкий двор,
Вы с татарама моими- поборитеся,
У них силушки великой приотведайте.
Ай Васильюшко Казимиров
Говорил ён таковы слова:
— Ай же король ты Ботиян да Ботиянович!
У меня что есть бордёв дома оставлены,
У меня столько надеюшка
Что на спаса на пречисту богородицу
Да й на своего на братца на крестового,
Да й на молода Добрынюшку Микитинца.
Молодои-то Добрынюшка Микитиниц
Ай пошел бороться на широкой двор,
Пошел силушки великой у татар поотведати.
Ай король-то Ботиян да й Ботиянович,
Молодой Васильюшка Казимиров
С молодым Иванушком Дубровицем
Выходили на балхон на королевский
А смотреть-то на борьбу на богатырскую.
Еще вышел-то Добрыня на широкой двор,
Да стал по двору Добрынюшка похаживать,
На татар Добрыня стал посматривать.
Ай стоят татара на него на широком дворе,
Во плечах-то у татар есть велика сажень,
Ай между глазами у татар есть велика пядень,
Ай головушки на плечах как пивной котел.
И они стали-то татара по двору похаживать,
Стали молода Добрынюшку поталкивать,
Молодои-то Добрынюшка Микитинец
А он стал татар да оттолыкивать,
И оттолыкивать он стал татар, попинывать,
Стал ён по двору татар да и покидывать,
Ай пошло-то ко Добрынюшке татар к нему десятками.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Еще видит дело ён великое,
Воскричалто ведь Добрыня жалким голосом,
Жалким голосом кричал он во всю голову:
— Ай же братьица мои да вы крестовый,
Славный вы русские могучие богатыря!
Да й побьют-то нас татары во темной орды,
Положить нам будет здесь буйны головушки,
Не бывать нам больше на святой Руси,
Не видать нам будет больше града Киева,
Не видать нам князя-то Владымира,
Не видать Опраксии нам королевичной.
Отворились тут ворота на широкий двор,
И пошло оттуль да силушки черным черно.
И у того ли у молодого Добрынюшки
Не случилосы ничто-то быть во белых ручушках,
Ему нечем-то с татарами да й попротивиться,
Ен хватил татарина-то за ноги,
Так он стал татарином помахивать,
А ён стал татар да поколачивать,
Татарин то ведь гнется да не ломится.
Молодой Иванушко Дубович-от
Выскочил с балхону королевскаго,
Ай бежал скоренько на широкой двор,
Да й схватил Иванушко тележну ось,
Да й он стал тележной осью-то помахивать,
Да й он стал татар-то поколачивать.
Они вышли со двора да из широкаго
Да й на тот на город королевский,
И они стали бить-то силушку великую.
И куды идут они, так падет уличкой,
Ай повернутся, так падет переулкамы.
Они билися тут целые-то суточки
Не едаючись да й не пиваючись,
Да й побили оны силушку великую.
Говорил король-от таковы слова:
— Ай же славный ты богатырь святорусский,
Молодой Васильюшко Казимиров!
Ты на мой поди-тко да на славной град.
Да й уйми-тко ты богатырей своих да святорусскиих,
Чтоб оставили мне силы на посёмена!
Получайте-тко вы дани собе выходы
И за старые за годы и за нынешний,
Да й за вси вы времена да й за досюлешни,
Исполна-то государю за двенадцать год.
Молодой Васильюшко Казимиров
ё н скорешенько идет да нд широк на двор,
ё н садился-то Василий на добра коня.
Выезжал-то как Василий на великой град,
ё н поехал-то по славному по городу
На своем добром коне на богатырскоем,
И наехал-то он братьицев крестовыих;
Он подъехал-то к молодому к Добрынюшки,
Налагал-то он свои да храпы крепкий
А и на него на плечка на могучий, .
И говорил ему Василий таковы слова:
— Ай же ты молоденькой Добрынюшка!
А сегодня ты да ведь позавтракал,
Ай оставь-ко мне хоть пообедати,
Да уйми-тко еще братца-то крестоваго,
Молодаго Иванушка Дубровича,
И пойдемте-тко в полаты белокаменны
К королю-то ко Ботияну к Ботиянову,
Получать-то будем дани за двенадцать год.
Шли-то как они да на широк на двор,
Да й прошли они в полаты белокаменны,
Приносил король им дани за двенадцать год,
А двенадцать лебедей, двенадцать креченей,
И принес к ним грамоту повинную,
Да й принес им первы мисы чиста серебра,
Им принес другие мисы красна золота,
Третьи мисы приносил он скатна жемчуга;
Дал им грамоту да ён повинную,
Платить-то славному-то князю и Владымиру,
Да й платить-то надобно век по веку.
Выходили молодцы да на широк на двор,
Садились молодцы-то й на добрых коней,
И оны ехали раздольицем чистым полем.
И еще день за день как быдто дождь дожжит,
Да неделя за неделей как река бежит;
Ены едут в день по красному по солнышку,
Ены в ночь едут по светлому по месяцу,
Ены вскоре добры молодцы дороженку коротали.
Они скоро ехали чистым полем,
Приезжали-то ко дубу-то ко Невину,
Да й ко славноёму каменю к Олатырю.
А со тою со пути а со дороженки
Похотелось отдохнуть им добрым молодцам;
Пороздернули оны да шатры белый,
Они хлеба соли-то покушали,
И они легли-то спать да й проклаждатися.
Там на тую пору на то времячко
Прилетает голуб со голубкою,
Да й садится голуб ён на сырой дуб,
На сыром дубе стал голуб со голубушкой прогуркивать:
¦— Ай же ты молоденькой Добрынюшка!
Во шатре ты спишь да проклажаешься,
Над собою невзгодушки не ведаешь,
Ай твоя-то молода жена Настасья Микулична
Ай замуж идет да й за богатыря,
Да й за славнаго Олешу Поповича.
Молодои-то Добрынюшка Микитинец
Он скорешенько скочил-то на резвы ножки,
И скорешенько седлал добра коня,
И скоренько-то садился на добра коня,
Скоро ехал он раздольицем чистым полем
Да во тот-то славный стольний Киев град.
Да й приехал-то Добрынюшка Микитинец
На свой славный на широк на двор,
Становил коня он богатырского
Ко тому к крылечику к переному,
Пристянул-то ёго поводом шелковыим
Да к тому колечику к серебряну,
А он сам идет в полату белокаменну,
Да й прошел в свою столовую во горенку,
И усмотрел-то ён свою-то родну матушку;
Ай сидит-то ёго матушка не весело,
Она рвнит-то свои да горючи слезы.
Ен-то матушке Добрынюшка поклон принес:
— Ай же свет честна вдова Намельфа Тимофеевна!
А я от Добрынюшки с чиста поля поклон привез.
Мы с Добрынюшкой вчерась да порозъехались,
Ай Добрынюшко поехал ко Царюграду,
А меня послал он к стольнё-Киеву,
Ай к тоби ведь он зайти велел да на широкой двор
Да й сходить к тоби в полаты белокаменны,
Да й велел тоби сходить на погребы глубокий,
Принести велел со погреба лапотики шелковенки,
Да велел-то принести еще-то платьице да скоморовчато,
Да и принести велел гуселушки яровчаты,
Да в кои гуселышки-то смолоду Добрынюшка поигрывал;
Да й велел сходить Добрыня на почестей пир
Ко тому ко князю ко Владымиру,
До сходить велел ко князю ко Олешенку к Поповичу
Да ко тоей ко княгине ко молодоей,
Ко Настасьюшке да й ко Микуличной.
Говорила-то ему вдова да горько плакала:
— Ай же мужичищо деревенщина!
Надо мною тебе просто надсмехатися
И над моим-то ведь двором да над вдовиныим.
Если был бы жив молоденькой
Добрынюшка Микитинец,
Не дошло б тобе смеяться надо мной
Да над моим двором да над вдовьиным.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Перед нёй стоит, сам низко кланяется:
— Ты честна вдова Мамельфа Тимофеевна!
Мы вчерась с Добрынюшкой розъехались
Да й во славноем роздольице в чистом поле,
Ай Добрынюшка поехал ко Царюграду,
Ай послал меня ён к стольнё-Киеву,
Да велел к тобе заехать на широкой двор
Да сходить велел в полаты белокаменны,
Да й тебе велел молоденькой Добрынюшка,
Сходить велел на погреб на глубокие,
Принести оттуль лапотики шелковый,
Принести-то велел платьицо да скоморовчато,
Дай подать велел Добрынюшка гуселышки яровчаты,
Да й велел мне-ка сходить ён на почестей пир
Ко тому ко князю ко Владымиру,
Да й к тому князю Олешенку Поповичу,
К той княгины молодоей,
К той Настасье да Микуличной.
Говорила-то вдова да горько плакала:
— Ай же мужичищо деревенщина!
Во глазах собака насмехаешься,
Во глазах собака подлыгаешься!
Если б была бы эта славушка да й на святой Руси,
А что есть-то жив Добрынюшка Микитинец,
Не дошло бы то смеяться над моим-то над двором,
Над моим двором да над вдовиным.
Молодой то Добрынюшка Микитинец
Поскорешеньку он ей поклон отнес:
— Ты честна вдова Мамельфа Тимофеевна!
Мы вчерась с Добрынюшкой розъехались,
Да й во славноем роздольице в чистом поле,
Ай Добрынюшко поехал ко Царюграду,
Ай послал меня ён к стольнё-Киеву,
Да велел к тобе заехать на широк на двор
Да сходить велел в полаты белокаменны,
Да й тебе велел молоденькой Добрынюшка,
Сходить велел на погреб на глубокие,
Принести оттуль лапотики шелковый,
Принести-то вёлел платьицо да скоморовчато,
Да й подать велел Добрынюшка гусельники яровчаты,
Да й велел мне-ка сходить ён на почестей пир
Ко тому ко князю ко Владимиру,
Да к тому князю Олешенку Поповичу,
К молодой княгине ко Настасье ко Микуличной.
Да честна вдова Мамельфа Тимофеевна
Да и горько она да и заплакала,
И говорила-то вдова да таковы слова:
— Не узнал-то святым духом ведь мужище деревенщина,
Не узнал ён про лапотики Добрынины,
Не узнал-то ён про платье скоморовчато,
Не узнал-то про гуселышки яровчаты.
Ена ,брала-то' скоренько золоты ключи,
Шла скорешенько на погреба глубокий,
Да и приносила-то лапотики шелковый,
Приносила платье скоморовчато,
Приносила-то й гуселышка яровчаты,
Подавала мужичищу деревенщине.
Говорил-то мужичищо деревенщина:
— Ты честна вдова Мамельфа Тимофеевна!
Вместях мы росли с молоденьким Добрынюшком,
Вместях грамоте училися,
Ели мы с Добрыней по однакому
И нам одежища с Добрынюшкой-то ладилась.
Как-то стал мужичище-деревенщина,
Ен обул лапотики шелковый
Да й надел-то ведь платье скоморовчато,
Во белы ручки гуселка брал яровчаты,—
Да й лапотики на ноженки Добрынюшке поладились,
Ему платьице-то скоморовчато
На собя Добрынюшке поладилось.
Так пошел-то как Добрыня на почестей пир,
Там придверники стоят да приворотники,
Там не стали допущать-то как Добрынюшку.
Молодой Добрынюшка Микитинец
Ай он стал придверников отпихивать,
Приворотников он стал да оттолыкивать,
Он зашел-то во полату белокаменну,
Проходил ён во столовую во горенку;
Там приходят-то ко князю ко Владымиру,
Да приносят к нему жалобу великую:
— Ты Владымир князь наш стольнё-киевской!
Как прошел-то скоморох к нам на почестей пир,
Ен придверников розбил всих приворотников,
Без докладу ён зашел сюда в полаты белокаменны.
То молоденькой Добрынюшка Микитинец
По столовой он по горенке похаживат,
То он князю-то Владимиру да поговариват:
— Ай Владимир князь ты стольнё-киевской!
А’ще гди у вас сидят-то скоморохи на честном пиру?
Прикажи-тко избрать мне-ка местечко на честном пиру,
Прикажи-тко ты, Владимир, мне игру играть,
Игру играть во гусельника яровчаты,
Воспотешить мне-ка самого князя Владимира,
Воспотешить мне-ка князя да Олешенку Поповича,
Воспотешить мне княгиня-та молодая,
<Ай княгиня-та> Настасья да Микулична.
Говорил-то как молодому Добрынюшке,
Говорил-то ему Владимир князь:
— Ай же молодой ты скоморошина!
Ты поди садись-ко поблизко той печенки кирпичною,
А играй игру в гуселка во яровчаты,
Воспотешь-ка самого князя Владимира,
Воспотешь-ко князя-то Олешенку Поповича,
Воспотешь-ко ты молодую-ту княгину,
<Молоду> Настасьюшку Микуличну.
Как садился-то молоденькой Добрынюшка
Близко печки сел близко кирпичною,
Брал гуселышки Добрынюшка в белы ручки,
Заиграл Добрынюшка в гуселышка,
Он игру играет все хорошеньку,
И выигрывал наигрыши хорошеньки,
Что из Киева да й до Царяграда,
Из Царяграда до Еросолиму,
С Еросолиму ко тою ко земле да к сорочинской.
Еще вси-то скоморохи приумолкнули,
Еще вси-то игроки-то порозслухались,
А и не слыхали игры эдакой на семь свети;
Самому князю Владимиру ему игра слюбилася.
Как ставал-то князь Владимир на резвы ножки,
Наливал он чару зелена вина,
Ен не малую стопу да полтора ведра,
Розводил-то он медами все стоялыма;
Сам Владимир князь-от стольне-киевской
Подносил-то эту чару зелена вина
Ко тому он к молодому скоморошине.
Молодой да скоморошина
Ен скорешенько ставает на резвы ножки,
Берет чарочку-ту он да во белы ручки,
Принимает чарочку одной ручкой,
Выпивает эту чарочку одним духом;
Подает-то назад князю он Владымиру,
Понизешенько Владымиру он кланялся:
— Ты Владымир князь да стольне-киевской!
От вас выпил-то я чару зелена вина.
Мне позволь еще сыграть-то во гуселышка яровчаты,
Всспотешить князя мне Олешенку Поповича.
Ай позволил-то ему Владымир князь
А играть игру в гуселышка яровчаты,
Воспотешить князя-то Олешенку Поповича,
И он садился близко печенки кирпичныя,
И заиграл он во гуселышка яровчаты,
Играл-то ведь игру он все хорошеньку,
И выигрывал наигрыши хорошеньки,
Что из Киева да й до Царяграда,
Из Царяграда до .Еросолиму,
С Еросолиму ко тою ко земле да^к сорочинской.
Еще все-то игроки приумолкнули,
Молодые скоморохи поросслухались,
А и не слыхали игры эдакой на сем свете.
Так игра эта Владымиру слюбилася,
Говорил Владымир таковы слова
Ай тому князю Олешенке Поповичу:
— Ай ставай-ко, Олеша, на резвы ноги,
А бери-тко чару во белы руки,
Наливай-ко чару зелена вина,
Да й не малую стопу да полтора ведра,
И розводи медамы все стоялыма,
Поднеси-тко ты молодому скоморошине.
Ай ставал Олешенька Попович на резвы ноги
А брал чарочку в белы руки,
Подносил-то к молодому скоморошине,
Ай то ставал-то скоморох да на резвы ножки,
А он чарочку-то брал в белы руки
От того-то князя от Олешенки Поповича,
Принимал он эту чарочку одной рукой,
Выпивал он чарочку однем духом,
Ен садился-то на место скоморовское,
Говорил скоморох да й таковы слова:
— Ты Владымир князь да стольне-киевской!
А позволь играть в гуселышка яровчаты,
Воспотешить мне княгиня-то молодая,
Молода Настасьюшка Микулична.
Тут он брал гуселышка яровчаты в белы руки,
А игру играл да он хорошую,
Он наигрыши выигрывал хорошеньки,
А из Киева да й до Царяграда,
Из Царяграда до Еросолима,
С Еросолима ко той к земле да к сорочинской.
То весьма эти наигрыши Владымиру слюбилися.
Говорил ему Владымир князь да стольне-киевской:
— Ай же ты молодой скоморошина!
Подходи-тко ко столу да княженецкому,
Ай садись-ко с намы за единой стол:
Перво местечко тоби да есть подли меня,
Друго местечко подли князя Олешенки Поповича,
Третье местечко избирай-ко соби по люби.
Говорил-то скоморох да й таковы слова:
— Ты Владымир князь да стольне-киевской!
Ай то не любо мне мёстечко подли тобя,
А то не любо мне местечко подлй князя
А подли князя Олешенки Поповича,
Любо местечко мне супротив княгины той молодоей,
Супротив Настасьюшки Микуличной.
Как садился скоморох с ним за единый стол,
Супротив княгини сел молодоей,
Супротив Настасьюшки Микуличной.
Говорил-то скоморох он таковы слова:
— Ай ты славныя Владымир князь да стольне-киевской!
Выпил рюмочку от князя я Владымира,
Ай позволь-ко налить рюмочку мне зелена вина,
Поднести мне да ко князю ко Владымиру.
Как ставал-то скоморох да на резвы ножки,
Наливал-то рюмочку он зелена вина,
То не малу он стопу да полтора ведра,
И розводил-то он медамы все стоялыма,
Приносил ко князю ко Владымиру.
А Владымир князь-от стольне-киевской,
Он ставал скоренько на резвы ножки,
А он брал ту рюмочку одной рукой,
Выпил рюмочку Владымир единым духом.
Говорил-то скоморох да й таковы слова:
— Ты Владымир князь да стольне-киевской!
Налил-то я рюмочку как князю Владымиру,
юэ
Позволь поднести мне еще рюмочку
А тому князю Олешеньки Поповичу.
Наливал-то как он чару зелена вина,
Розводил медамы все стоялыма,
Подносил князю Олешеньки Поповичу.
Ай ставал Олеша на резвы ножки,
Принял чарочку Олеша во белы ручки,
Брал-то чарочку Олешенька одной ручкой,
Выпил чарочку Олешенька одним духом.
Скоморох им говорил да таковы слова:
— А Владымир князь ты стольне-киевской!
Позволь чарочку налить мне зелена вина,
Поднести княгинюшке молодоей,
А той ли Настасьюшке Микуличной.
То он брал как чарочку в белы руки,
Наливал он чару зелена вина,
А не малую стопу да полтора ведра,
Розводил медамы все стоялыма,
Он спустил туда он свой злачен перстень,
В этую спустил во чарочку,
Подносил он ко Настасьюшке Микуличной,
Говорил-то ей он таковы слова:
— Ай же ты княгина да молодая,
Молода Настасьюшка Микулична!
Испей чарочку от нас ты зелена вина.
Молода Настасьюшка Микулична
То скорешенько ставала на резвы ноги,
Эту брала чарочку в белы ручки,
Подносила ко устам своим сахарниим.
Говорил ей скоморох да таковы слова:
— Молода Настасьюшка Микулична!
Если хошь добра, так ты пей до дна.
Молода Настасьюшка Микулична
Она женщина была не глупая,
Она пила-то ведь чарочку до донышка,
А ко нёю ко устам да ко сахарниим
Прикатился к ней да тут злачен перстень;
Она стряхнет этот перстень на дубовый стол,
И смотрела-то на этот на злачен перстень,
Да которым она перстнем обручалася
Да во матушке да во божьей церквы;
Положила она чарочку на золот стол
И оперлась о нёго плечка о могучий,
Да й скочила-то Настасья через золот стол,
п о
Говорила-то она да й таковы слова:
— Ай же свет моя любимая здержавушка,
Молодой Добрынюшка Микитинец!
Ай у бабы волос долог, ум короткою,
Не послушала я твоего наказу богатырскаго,
Я пошла замуж за славного богатыря,
За того Олешеньку Поповича.
Тут молодой Добрынюшка Микитинец
Он скорешенько встает да на резвы ножки,
Да й берет-то он Олешу за желты кудри,
Бросил он Олешу о кирпичной мост,
Да он выдернул шалыгу поддорожную,
Стал шалыгою Олешку охаживать,
Говорил-то ведь Добрыня таковы слова:
— Ай же хошь ты у жива мужа жену отнять?
Заступать-то стал да и Владымир князь
За того он за Олешеньку Поповича:
— Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец,
Да й прости-тко нас во этой глупости.
Говорил молоденькой Добрынюшка:
— Ай ты славный Владымир князь да стольне-киевской!
Да ты сам ходил Настасью сватати,
Ай Опраксия ходила она свахою.
Ты свою-то жону гложешь, еще сам скребешь,
Ай чужую жону ты замуж даешь.
Тут молоденькой Добрынюшка Микитинец
Ай берет-то ён Настасьюшку Микуличну
А за ней ли-то за рученьки за белый,
То за нёй берет за перстни за злаченый,
А повёл в свои полаты белокаменны,
Во свою привел столову ю во горенку;
Стали жить-то быть да век любовь творить.
Материал создан: 02.11.2015
