Николай I, царь-воин, казаков любил. Уважал их особенности. Впрочем, и эти особенности старался использовать с пользой для государства и династии. И в 1827 г. провозгласил своего 9-летнего наследника Августейшим атаманом Казачьих Войск. Великий князь Александр Николаевич (будущий Александр II), стал первым единым атаманом для всех Казачьих Войск России. При этом донской Атаманский полк был переименован в лейб-гвардии Наследника Цесаревича Атаманский полк. Всего же в истории казачества было 5 Августейших атаманов: после Александра Николаевича ими становились наследники Николай Александрович (умерший до вступления на престол), Александр Александрович (Александр III), Николай Александрович (Николай II) и Алексей Николаевич. А жены наследников получали титул «атаманши». Это, кстати, единственный случай, когда термин «атаманша» употреблялся вполне официально.
При Николае I была разработана и принята «вторая волна» положений о Казачьих Войсках. История их весьма своеобразна. Первые положения носили самый общий характер. После смерти Платова в 1818 г. наказным атаманом Дона стал Адриан Карпович Денисов. И нашел войсковые дела в страшно запутанном состоянии. Платов не считал нужным заниматься бумажной мелочевкой, поступал так, как считал необходимым, а на приходившие из столицы требования отчетности ему было глубоко начхать. Но то, что прощалось Платову, не прощалось другим. И Денисов, человек обстоятельный, предложил составить новое положение о Войске Донском – такое, чтобы четко регламентировало все стороны жизни. Александр I инициативу одобрил, велел собрать все юридические акты по Войску Донскому и создать комиссию. Однако эти акты противоречили друг другу, как и интересы различных групп казачества. Вокруг положения развернулись такие интриги, что полетел со своего поста Денисов, а потом еще несколько атаманов. Выработать положение удалось лишь в 1825 г. – но умер Александр I, а новому царю доложили, что документ никуда не годится. Возня благополучно продолжилась, и положение было принято лишь в 1835 г.
Оно уточняло порядок управления. Вторым лицом в Войске становился начальник штаба. По гражданской части учреждалось Войсковое правление. Территория Войска делилась на округа, во главе их стояли окружные генералы. В Войске и округах вводились приказы общественного призрения, врачебные управы, почтовые конторы, дворянские собрания. Управление в станицах осуществляли станичный атаман, 2 судьи и 2 писаря. Общий срок службы казаков определялся в 30 лет, 25 полевой и 5 внутренней. Полевая – в строевых частях, внутренняя – в качестве посыльных, сторожей, писарей, в полиции. Начинал ее казак в 17 лет, прибывал на смотр и зачислялся «малолетком». До 19 лет отбывал «сиденочную повинность» – обучался и нес внутреннюю службу, потом шел в полк на 3 года, а на Кавказ – на 4. Потом отпускался на 2 года домой на льготу, и снова шел на службу. И так до 4 раз.
Как и прежде, положение о Войске Донском стало образцом, по нему стали перерабатываться положения о других Войсках. Войска были разделены на «кавказские» – Черноморское и Кавказское Линейное, и «степовые» – все остальные. Были и другие изменения.
Историки механически переписывают друг у друга вывод, что в XIX в. казачество, мол, окончательно превратилось в «служилое сословие». Что ж, в России действительно существовало деление на сословия, и казаков выделяли как одно из них. Но при этом почему-то никто не задумывается: а какие же еще были в нашей стране служилые сословия? Дворянство? Оно имело возможность служить не только по военной, но и по «статской» линии. К тому же при Петре оно массами уклонялось от службы, уже при Анне Иоанновне получило поблажку – освобождение для одного из сыновей, а при Петре III – указ о «вольности дворянской», делавший службу вообще не обязательной. Солдаты сословием не являлись, они набирались из крестьян. И попасть в рекруты почиталось величайшим бедствием.
У казаков – совсем иное. Тут было позором не служить. Того, кто по каким-то причинам уклонился от похода, остался дома, презрительно дразнили «осташкой». И положения о Казачьих Войсках отнюдь не вводили чего-то принципиально нового. Они лишь фиксировали, старались упорядочить и приспособить к нуждам государства те принципы, которые выработались у казаков сами собой, «снизу». Казаки по-прежнему считали себя «воинами Христовыми», хотя в новых условиях это понятие обрело несколько иное содержание. Они становились воинами не по рекрутской разнарядке, а по рождению. То есть призывались самим Господом. И служили, если уж на то пошло, не 30 лет, а всю жизнь. Играет казачонок, скачет на палочке верхом – уже готовится к будущим походам. Потом в строю служит. Состарится (если доживет) – учит казачат, передает им свой опыт, традиции. Получается, тоже служит. А отставку ему дает только Господь, когда к Себе призовет отчет о службе дать…
Причем юридические обязанности государства по отношению к казачеству не выполнялись никогда. На пай полагалось 30 десятин, но земли на Дону не хватало. Умножилось казачье дворянство, создавшее крупные хозяйства с крепостными. Станичные юрты стеснялись помещичьими владениями. Однако и количество казаков росло… Правительство обращало на это внимание при Екатерине, Павле, Александре, Николае. Проводились размежевания, помещикам выделялись в компенсацию другие земли на р. Миус. Но некоторые уклонялись от переселения. А в это же время производились новые офицеры, назначались войсковые чиновники, им полагался больший пай в зависимости от чинов. После ухода в отставку пай за ними сохранялся вместо пенсии. И реальный пай рядового казака составлял 7—10 десятин.
На Урале землю и на паи не делили, она была неплодородной. В низовьях земледелие было невозможно, здесь паем было право участвовать в рыбных ловах и равная доля в уловах. А в верховьях землю обрабатывали вместе, всей общиной, иначе поднять ее было нельзя. На Тереке земли теоретически хватало, но плодородной было мало. Да и на Кубани вроде бы хватало, но попробуй возделай ее под постоянными ударами горцев. Так где уж тут привилегии «служилого сословия»? Нет, действовал иной фактор, не материальный, а психологический – в службе православному Отечеству казаки видели высший смысл своей жизни.
Уже отмечалось, что казачество по-прежнему широко пополнялось извне. Но такие, как Н.П. Слепцов, становились казаками не из-за того, что их назначили в казачью часть, а по своему душевному призванию. А душевное призвание – стало быть, все равно Господь призвал. Все равно воины Христовы. Солдаты, 25 лет прослужившие на Кавказе, сумевшие при этом выжить, а потом, несмотря ни на что, желающие остаться здесь, уже были почти казаками. Как и «оказачиваемые» крестьяне Кавказской губернии, выросшие с оружием, в условиях постоянной опасности. Ну а те, кого переселяли на Кавказскую Линию с Украины и Центральной России, хорошо знали, что тут идет война, что надо будет самому отбивать для себя землю и защищать ее. И ехали отнюдь не все. Обычно это были добровольцы. Нередко дополнительным стимулом перебраться на Кавказ была память о своем происхождении от малороссийских, слободских, служилых казаков. Но даже те, кого направляли сюда в приказном порядке, по жребию, не все становились казаками – они имели возможности откупиться, уклониться, сбежать. Ну а на месте добавлялся «естественный отбор». Одни погибали, другие удирали, третьи и в самом деле «оказачивались».
Конечно, в первом поколении сохранялись различия. «Старолинейцы» свысока смотрели на «новолинейцев», поселившихся на Кавказе позже. А те и другие свысока смотрели на приписных. Но в суровом горниле войны новые компоненты быстро переплавлялись и «приваривались» к каркасу старой основы. И дети, внуки приписных ощущали себя уже потомственными, уже сами скептически косились на новых приписных. То есть, как и в более ранние времена, казачество пополнялось не случайным образом, а вбирало в себя людей определенного склада и энергетики. И если они становились казаками не по рождению, а вытянув переселенческий жребий, вызвавшись добровольцем, попав служить солдатом в кавказский полк, то в целом-то получалось, волею судьбы. Значит, тоже Господь призвал.
Нет, казачество – это было явно нечто большее, чем сословие. Казаки становились чиновниками, священнослужителями, генералы и офицеры получали дворянство, были и торговые казаки. Стало быть, они переходили уже в другие сословия? Но они все равно оставались казаками! Получается, несколько сословий внутри одного сословия? Да и казачьи начальники, каких бы чинов и почестей ни достигали, в первую очередь считали себя казаками. Взять хотя бы героя Отечественной, Кавказской и Польской войн Максима Григорьевича Власова 3-го. В 1836 г. царь лично пригласил его к себе, и даже не приказал, а просил послужить еще, невзирая на возраст и раны, назначил войсковым атаманом Дона. Впрочем, доверие не помешало Николаю I на следующий год круто взгреть Власова. Возвращаясь с Кавказа, император устроил в Новочеркасске строевой смотр, и, будучи завзятым «фрунтовиком», был возмущен: «Я ожидал увидеть 22 полка казаков, а увидел 22 полка мужиков! Никто не имеет понятия о фронте. А лошади!.. Это не казачьи лошади, а мужичьи!»
Что ж, атаман критику учел. Для улучшения лошадей было издано положение о войсковых табунах и устроен войсковой племенной завод.
Власов всего себя отдавал служению не только Отечеству, но и казачеству. Мог, например, на свадьбе наследника престола в присутствии всего иностранного дипломатического корпуса встать перед царем на колени, испрашивая повысить жалованье подчиненным.
Император был этим очень недоволен, шептал: «Встань! Ты меня позоришь!» А атаман потом пояснял генералу Чернышеву: «Да черт бы побрал всех иностранных послов наших, что мне они! Да перед кем стал я на колени, ведь перед самим царем! Да и зачем я стал перед ним на колени! Себе, что ли, милость выпрашивал какую – нет, я просил за его же царских верных слуг, которым есть нечего». В 1848 г., когда на Дону началась эпидемия холеры, 81-летний атаман лично возглавил борьбу с ней, объезжал станицы. И умер, заразившись при посещении больного казака.
А на Кубани таким «батькой» был Николай Степанович Заводовский. Начал службу в 12 лет в боях с горцами, участвовал в Отечественной и турецких войнах. В 1828–1829 гг. во главе казачьих полков брал Карс и Ардаган. Стал не только наказным атаманом Черноморского Войска, но, сохраняя этот пост, был назначен начальником войск всей Кавказской линии, получил чин генерала от кавалерии. Тем не менее продолжал лично водить казаков в походы. А верным помощником, замещавшим Заводовского в Екатеринодаре, был начальник штаба Войска генерал-лейтенант Григорий Антонович Рашпиль. Тоже храбрый воин, организовывавший ежегодные походы на черкесов. Но и весьма талантливый хозяйственник и администратор. Именно при нем (но и благодаря успехам в борьбе с горцами) начался расцвет Кубани, ее хозяйственный подъем. С нерадивостью и нарушениями дисциплины Рашпиль боролся очень просто, нагайкой. Будучи самоучкой, поощрял просвещение. Наряду с военными действиями первым принялся налаживать сосуществование с черкесами, обращал их к мирной деятельности, допустил на ярмарки в Екатеринодар. Увы, в 1852 г. Рашпиль был снят с должности за пристрастие к горячительным напиткам – хотя при этом передал дела преемнику в образцовом порядке. А Заводовский умер в 1853 г. – в возрасте 75 лет, но в боевом походе, за Кубанью.
И все же подобный «казачий патриотизм» государственному руководству не нравился. Поэтому Власов стал последним на Дону, а Заводовский – последним на Кубани дореволюционным атаманом из родовых казаков. После Власова был назначен генерал Михаил Григорьевич Хомутов, после Заводовского – блестящий генштабист Григорий Иванович Филипсон. Никаких эксцессов и конфликтов это не вызвало, казаки их прекрасно знали, и сами они знали казаков. Хомутов перед этим 10 лет являлся начальником штаба Войска Донского, а Филипсон был старым кавказцем, начальником штаба Кавказской линии. И официальных запретов на назначение войсковыми атаманами потомственных казаков не вводилось. Но негласно это превратилось в правило. Казачьих генералов стали назначать на неказачьи военные и административные посты, а во главе Казачьих Войск ставить армейских генералов.
Материал создан: 10.07.2015
