Казачий геноцид поставил большевиков на грань гибели и был свернут. Но их отношение к казакам оставалось враждебным. Ф.К. Миронову было поручено создавать в Саранске Донской корпус, однако он не получал ни оружия, ни пополнений, и корпус завис в стадии формирования. Кончилось тем, что Миронов поднял мятеж, выдвинув лозунг наподобие махновского, воевать как против белых, так и против «жидокоммунистической власти». Двинулся к фронту, но его малочисленные полубезоружные части были окружены буденновцами и вынуждены сдаться. Состоялся судебный процесс, Миронова и его ближайших сподвижников приговорили к расстрелу, однако помиловали решением ВЦИК – популярный казак был еще нужен большевикам. А вот белых казаков измученные Советской властью люди встречали как освободителей. Во время рейда Мамонтова, погромившего красные тылы и разнесшего ряд красных соединений, с ним ушли к деникинцам многие тысячи крестьян.
Но белые силы были слишком небольшими. И по-прежнему разобщенными. В распоряжении Колчака вроде бы оказались все восточные Казачьи Войска. Однако Семенов в Забайкалье и Калмыков в Хабаровске пользовались поддержкой японцев – которые были себе на уме, вынашивая планы господства на Дальнем Востоке. И, оказывая атаманам помощь, старались подогреть их амбиции, подталкивали Семенова стать самостоятельным правителем. Приказы Колчака не выполнялись. Чуть не дошло до вооруженного конфликта, но Япония взяла Семенова под защиту, выставив заслоны из своих войск. Впрочем, силы забайкальцев, амурцев и уссурийцев оказались связаны борьбой с партизанами – но и на стороне партизан воевало много казаков. А прояпонская ориентация атаманов облегчала красным агитацию против них. Семиреченское казачество во главе с атаманом Щербаковым находилось далеко в стороне от главных театров военных действий. И также было занято на «собственном» фронте, сражаясь с отрядами местных крестьянских Советов.
В белые правительства вошли те же масоны, либералы и демократы, которые уже раньше развалили Россию. А другие демократы, меньшевики и эсеры, встали в оппозицию «реакционным генералам» и вместе с большевиками раздували партизанское движение. На подавление направляли сибирских, енисейских казаков. После чего эти казаки отказывались ехать на фронт – если оставишь без защиты станицы, партизаны отомстят. В Омске заседала Казачья Конференция, объединенный орган всех восточных Войск – которая вместо организации казаков на борьбу принялась качать права и принимать резолюции об «автономии».
А с другой стороны, и колчаковское командование оказалось не на высоте и найти общий язык с казаками даже не пыталось. Сам адмирал не был сухопутным стратегом, всеми военными делами заправлял его начальник штаба, скороспелый генерал из капитанов Лебедев. Казачьей специфики он не знал и просто сбросил «обузу» с плеч, пустив действия казаков на самотек. Весной 1919 г. в решающее наступление по волго-уральским степям, идеальным для действий кавалерии, двинулась белая пехота. А казачью группу генерала Белова оставили на фланге с задачей прикрывать никому не нужную Актюбинскую дорогу. Ну а массам оренбургских и уральских казаков вообще предоставили действовать самим по себе. И они занялись совершенно не свойственным коннице делом, осадой Оренбурга и Уральска. Большевики это учли. Оборудовали прочную инженерную оборону городов, и казаки завязли. А тем временем главные силы Колчака были разгромлены. Красные войска прорвались на Уфу и Челябинск, и в результате Уральское и Оренбургское Войска были отсечены от Сибири. Дальше белые группировки погибали по отдельности.
Сибирское казачество ужасов красных нашествий еще не знало. Уклонялось от призывов из-за уборки урожая, некоторые станицы выносили постановления не пускать казаков на фронт – а то придут большевики и трудно будет с ними договориться. Только когда фронт стал приближаться, атаман Иванов-Ринов принялся формировать корпус, но вместо планируемых 20 тыс. набрал лишь 7,5 тыс. Поехали на фронт, как на праздник, многие взяли жен, запасы водки. И ударили под Петропавловском лихо, опрокинув армию Тухачевского. Но успеха не развили. Вместо наступления на Курган увлеклись преследованием разбитых частей противника и захватом трофейных обозов. А советское командование оправилось, подтянуло резервы, взяло белых в клещи и разгромило. 14 ноября пал Омск. Напоследок удар в спину нанесли англичане и французы – при их поддержке в Иркутске поднял восстание «демократический» Политцентр из эсеров и учредиловцев. Колчак был выдан чехами «демократам» и расстрелян.
Остатки его войск, в том числе часть сибирских и оренбургских казаков, в неимоверно трудных условиях отступали к Семенову, которого Колчак, отрекаясь от власти, назначил Верховным Правителем Восточной окраины. Железную дорогу захватили чехи и не пускали на нее белых, стремясь эвакуироваться сами и вывезти эшелоны награбленного в России барахла. Части двигались пешком и на санях по Старому Сибирскому тракту. Свирепствовал тиф, нападали партизаны. Но в зимние морозы, теряя товарищей замерзшими, умершими от болезней, белые казаки и солдаты сумели пройти всю Сибирь. Атаковали Иркутск, силясь спасти Колчака. А когда это не удалось, пробились в Забайкалье.
Против Южной группы Белова и Дутова, отрезанной от основных сил колчаковцев, в августе 1919 г. был создан Туркестанский фронт во главе с Фрунзе из трез армий. Казаки под их ударами отступали на Орск и Актюбинск. Когда попали в области с мусульманским населением, Фрунзе пустил в рейд татарскую бригаду, и местные жители стали принимать сторону красных. Большевикам опять удалось оторвать от белых и переманить на свою сторону башкирские части. А остатки Южной группы, оттеснили в пустыни между Эмбой и Аральском. У станции Челкар они были зажаты с двух сторон 1-й красной армией и частями, выдвинутыми из Туркестана. Дутову и Белову с несколькими сотнями удалось вырваться из окружения. Судьба генерала Белова неизвестна, до своих он не добрался. Дутов ушел в Семиречье.
После этого Фрунзе перегруппировал силы против уральцев. Пресекая их связь с Деникиным через Каспий, Гурьев блокировала Астраханская флотилия. Но казаки В.С. Толстова отчаянно сопротивлялись до зимы. Чтобы сломить их, Фрунзе разработал целый комплекс мер.
Лично ездил в Москву к Ленину, выхлопотал амнистию для сдающихся. И применил новую тактику, отрезая казаков конными отрядами и пулеметными заставами от станиц и хуторов, оттесняя в голую зимнюю степь. А когда такими способами ослабил уральцев, начал общее наступление. Казаков прижали к Каспийскому морю. Северная часть его замерзла, и даже эвакуация морем стала невозможной. В январе 1920 г. начался трагический исход 17 тыс. уральцев через промерзлые солончаки и пустыни. На страшном пути остались тысячи умерших от голода, болезней, морозов. И только когда добрались до Форт-Александровска на Мангышлаке, там ждали русские и английские пароходы. Уцелевших казаков вывезли в Красноводск и Иран. Но и на Красноводск уже шло наступление от Ташкента, и 6 февраля он пал. Часть защитников погибла, чать попала в плен, кто сумел – бежали в Персию.
Атаман Анненков со своими казаками и отрядами казахской националистической партии Алаш-орда отбивался в Семипалатинской области. После разгрома Колчака на них повернули красные дивизии из Сибири. И Анненков отступил в Семиречье. Какое-то время большевиков удавалось сдерживать, крепость Копал отразила несколько штурмов. Но в марте 1920 г. красные стали одолевать. Причем и здесь Фрунзе сочетал силовые меры с мягкими. Войскам указывалось: «Все зависит от вас, или поможете прикончить фронт, или подтолкнете казаков на новую войну». Когда заняли станицу Арасанскую, не было ни расстрелов, ни грабежей. Казаки не верили своим глазам и согласились послать делегацию в Копал, извещая, что «красные войну против нас прекратили». Крепость капитулировала.
Щербаков, Анненков и Дутов с частью казаков ушли в Китай. При этом Анненков откровенно объявил, что ничего хорошего на чужбине их не ждет, и кто хочет, может возвращаться домой. Плакали, прощались, обещали по первому призыву атамана вновь встать в строй. Но те, кто повернул назад, погибли. Убивали их не красные, а «союзники», алаш-ордынцы. Они успели войти в переговоры с большевиками, получили всяческие гарантии. А чтобы выслужить прощение (ну и пограбить), алашордынские отряды встречали анненковцев в глухих горных ущельях, разоружали и истребляли до единого. Красные же семиреченцев не тронули. Фрунзе понимал, что эмигранты не так уж далеко ушли от родных станиц, и подобное соседство опасно. Поэтому с пленными обращались хорошо, уговорили составить письма соратникам, находящимся в Китае, и многие казаки оттуда стали возвращаться.
На Южном фронте деникинцам противостояли не только красные. Враждебную позицию занимали Петлюра, Грузия, в разгар наступления на Москву Махно своим рейдом разрушил белые тылы. В Чечне и Дагестане имам Узун-Хаджи поднял на «священную войну» 70 тыс. воинов – и был поддержан грузинами, англичанами и… большевиками. Ему слали деньги, оружие, в его «шариатском» войске воевали 10 тыс. красноармейцев, отступивших от белых в горы. Против Узун-Хаджи оказались отвлечены основные силы Терского Войска (хотя часть горцев поддержала Деникина, воевала в его армиях) [208].
Донские казаки после перенесенных ужасов сражались стойко, на большевистскую агитацию больше не реагировали. Но Дон уже надорвался, выскребал последние пополнения. И в это же время пошел вдруг разброд среди кубанцев! Причем инициировался он не «снизу», а «сверху». Когда Екатеринодар стал глубоким тылом, Кубанская Рада, состоявшая из социалистов и самостийников, заняла враждебную позицию по отношению к Деникину. Принимались декларации о «суверенитете», Кубань окружила себя таможенными барьерами и отказалась продавать хлеб даже Дону. Деникинцев клеймили как «монархистов», «виновников гражданской войны», врагов «демократии и свободы». Велись переговоры с «родственным» Петлюрой, грузинами, «зелеными».
И союзнички-англичане опять же тайно подыгрывали такой «демократии». Да и Троцкий установил с сепаратистами весьма плодотворные контакты. А чего ж не установить, если среди лидеров Рады были такие же масоны, как он сам?
Дошло до того, что в пропагандистских витринах Рады вывешивались номера советских «Известий» и «Красноармейца». Но и кубанская печать поливала деникинцев не хуже красной. Страсти накалялись. Председатель Рады Рябовол был убит неизвестными лицами. Но она избрала его «бессменным председателем». А заместителем – Макаренко, который ездил по станицам и провозглашал: «Идет батька Махно и несет нам свободу!» Рада стала разлагать Кубанскую армию, требуя отозвать ее с фронтов и поставить гарнизонами «на родине» – а с большевиками, мол, договоримся. Началось повальное дезертирство. Казаки, уезжая на побывку или лечение, на передовую не возвращались. Оседали в станицах при покровительстве властей, в запасных частях, из которых Рада сколачивала «свою» армию, уходили в отряды «зеленых». В кубанских полках осталось по 60–80 человек. Это стало одной из причин поражений и отступления деникинцев.
Но по мере неудач все больше наглела и Рада. Войсковой атаман Филимонов согласно кубанской «конституции» не имел почти никаких полномочий, ничего не мог поделать. А Деникин и командующий Кавказской армией Врангель колебались, не желая обострять ситуацию. Но стало известно, что в Париже кубанская делегация в составе Быча, Савицкого, Намитокова и Калабухова подписала договор о дружбе и военном союзе с «Меджлисом горских народов Кавказа». Это переполнило чащу терпения, Деникин объявил такой шаг изменой. Рада возмутилась, выпустила воззвание «Отечество в опасности», обратилась за помощью к Дону и Тереку. Но поддержки не получила, общее настроение было против нее. А генерал Покровский, получив приказ принять жесткие меры, арестовал Калабухова (единственного члена парижской делегации, вернувшегося в Россию) и 12 лидеров самостийников. Калабухов был предан суду и повешен, остальных выслали в Константинополь. Рада присмирела, приняла резолюцию о единении с Деникиным [43].
Но положения это уже не улучшило. Красные наступали. И ведь главный вклад в их победы тоже внесли казаки! Как раз из них в основном состояли лучшие советские войска, конармия Буденного и кавкорпус Думенко. Поэтому белые донцы без колебаний сражались с пехотой, но от схваток с конницей по возможности старались уклоняться – чтоб не рубиться с братьями. В январе 1920 г. пали Новочеркасск и Ростов. Но теперь мирное донское население оставаться под Советами не желали. Дороги заполонили огромные таборы казачьих беженцев. Тиф косил их во множестве, по обочинам оставались тысячи безымянных могил.
Большевиков все же смогли остановить на рубеже Нижнего Дона и Сала, однако они подтянули свежие силы и в феврале 1920 г. навалились на самое слабое звено – Кубанскую армию. Фронт стал разваливаться. А в Екатеринодаре собрался Верховный Круг из депутатов Дона, Терека и Кубани и снова мутил воду. Делегации переругались. Терцы и большинство донцов стояли за продолжение борьбы единым фронтом, кубанцы и примкнувшие к ним левые донцы – за самостийность, передачу власти совету атаманов или кому-то из казачьих генералов. На последнем заседании, 16 марта, когда основная часть депутатов разъехалась, оппозиция приняла постановление о выходе из подчинения Деникину. А 17 марта Екатеринодар пал.
Добровольческая армия, донцы и принявшая их сторону кубанская дивизия отходили на Новороссийск. Кубанское правительство и Рада повели свои войска в другую сторону, на юг, на соединение с Грузией и сочинскими «зелеными». Еще совершались подвиги. Полностью погиб Атаманский полк, вступив в бой против двух дивизий. Но большинство просто механически шло куда ведут и куда глаза глядят. Из Новороссийска часть войск удалось вывезти в Крым. Однако эвакуировать смогли не всех. А многие уже и не хотели никуда ехать. Отступали, пока было куда, а когда дошли до моря, остановились. Располагались таборами, тащили из складов вино, спирт, пили. И обреченно ждали своей участи.
Своими путями уходили другие осколки деникинских армий. Астраханский отряд Драценко и ряд терских частей отступили в Петровск (Махачкала) и с Каспийской флотилией эвакуировались в Персию, где были интернированы. Еще 7 тыс. терцев и 5 тыс. гражданских беженцев по Военно-Грузинской дороге ушли в Грузию. Были разоружены и загнаны в лагеря в малярийных болотах возле Поти. А лавина кубанских казаков и беженцев и примкнувший к ней 4-й донской корпус, 60 тыс. человек с обозами, стадами, через горные перевалы хлынули на Туапсе и дальше на Сочи, заполонив побережье. Но Грузия кубанцев не пустила и в помощи им отказала. А местные «зеленые» приняли в штыки. Вывезли все имущество и продовольствие в горные деревни и ощетинились пулеметами. Еды и фуража в прибрежной полосе не было. Начался голод, падеж скота, холера. Кубанцы перессорились между собой, обращались кто к англичанам, кто в Крым, кто к большевикам. В апреле красные двинулись следом за казаками. 12 тыс. удалось забрать в Крым, остальные сдались.
Но репрессий на этот раз не было – тех, кого захватили в Новороссийске и Сочи, спасло наступление поляков. Троцкий мгновенно переориентировался, кричал о защите Отечества от общего внешнего врага. И действовало, многие офицеры шли в Красную Армию добровольно, а пленных казаков и не спрашивали, вливали в советские части. Война с Польшей подарила отсрочку и Крыму. Врангель, приняв командование, переформировал войска. Под нажимом англичан и французов грузины отпустили интернированных. Были созданы 3 донские, 2 кубанские дивизии, терско-астраханская бригада. В июне белые перешли в наступление – и спасли Польшу, оттянув на себя 21 советскую дивизию. Дрались героически. Когда красные нанесли контрудар кавалерийским корпусом Жлобы, великолепно проявила себя авиация под командованием «кубанского сокола» генерала В.М. Ткачева – 20 стареньких инвалидных машин совершали невероятное, разметав и рассеяв по степям красную конницу.
Да ведь и Польша оказалась союзницей «еще той»! Избежав гибели благодаря удару Врангеля, предпочла заключить с большевиками мир. Без всякого учета интересов белогвардейцев. После этого падение Крыма стало только вопросом времени. Решающую роль в победе над Врангелем снова сыграли казаки: 2-я конармия Миронова, 1-я конармия Буденного. Подтягивались и другие соединения: 3-й кавкорпус Каширина (в который были мобилизованы оренбургские казаки), дивизия Блюхера (в которую включили сибирских казаков). Перемолов белые части в Таврии, советское командование сосредоточило десятикратно превосходящие силы, и 8—12 ноября 1920 г. оборона Крыма была прорвана.
Огромная флотилия кораблей повезла 140 тыс. русских воинов и беженцев на чужбину. Поехали не все. Красное командование распространяло обещания амнистии, многие казаки, офицеры, солдаты, гражданские беженцы поверили. Но инициативу Фрунзе, который, как и на Урале и в Семиречье, хотел завершить войну сочетанием побед и амнистии, Ленин пресек. Потребовал «расправиться беспощадно». Власть в Крыму была передана особой «тройке» – Бела Кун, Розалия Залкинд и Михельсон. И покатилась бойня. Оставшиеся белогвардейцы, казаки, их семьи, гражданские «буржуи» арестовывались, во всех городах Крыма тюрьмы и импровизированные лагеря были переполнены. А по ночам толпы людей, раздетых донага, гнали на ветру и морозе в степь, под пулеметы. 200 тыс. человек было уничтожено.
Но на востоке гражданская война еще продолжалась. Атаман Семенов переформировал свою армию, забайкальские казаки составили 1-й корпус, отступившие каппелевцы, оренбургские и сибирские казаки – 2-й и 3-й корпуса. Однако большевики применили хитрость. Опасаясь столкновения с Японией, они провозгласили создание Дальневосточной республики (ДВР) – якобы «демократической», многопартийной. И эта республика заключила с японцами мирный договор. Была развернута кампания по выборам в Учредительное Собрание. Но ключевые посты в ДВР сохранили коммунисты, в Народно-революционную армию ДВР были переименованы части Красной Армии. И когда Забайкалье увлеклось подготовкой к выборам, был нанесен внезапный удар по семеновцам. В ноябре 1920 г. они были разбиты и отступили в Маньчжурию. Тотчас начался террор, позволивший получить нужные результаты выборов. Обрушились репрессии и на казаков. Убивали станичных атаманов, богатых хозяев, бывших белогвардейцев. И забайкальцы устремились в Китай. Это было легко, граница не охранялась, а многие казаки даже и в мирное время за небольшую мзду китайским чиновникам пасли скот и держали зимовники на маньчжурской территории. В конце 1920 – начале 1921 г. 15 % забайкальских казаков перебралось в Китай [166].
А барон Унгерн с «дивизией» из 800 казаков при 6 пушках после поражения Семенова отступил в Монголию. Она была оккупирована китайцами, и Унгерн решил освободить ее, чтобы создать новую великую «Желтую империю». С сотней казаков выкрал содержавшегося под арестом Богдо-Гэгэна, главу ламаистской церкви, и объявил войну китайцам. Сумел разгромить их 12-тысячную армию, занял монгольскую столицу Ургу. Но большевики, прикрывшись для «декорума» отрядами Сухэ-Батора, двинули в Монголию экспедиционный корпус. Унгерн был разбит, выдан монгольскими князьями красным и расстрелян.
Оставалось еще Приморье. Увидев, что произошло в Забайкалье, оно ДВР не признало. И Япония приостановила вывод войск, надеясь сохранить этот край за собой. Сюда перебралась и часть семеновских казаков, найдя пристанище у амурских и уссурийских братьев. Возникла Белоповстанческая армия М.К. Дитерихса, а общее командование всеми казаками принял генерал-лейтенант Ф.Л. Глебов. Но на Токио давили американцы, тоже раскатавшие губы на Дальний Восток – они рассчитывали захватить здесь не военное, а экономическое господство. По решениям Вашингтонской конференции западные державы настояли на уходе японцев. И они поэтапно отводили части. А красные поэтапно продвигались. 10 октября 1922 г. был прорван последний рубеж белой обороны под Спасском. Казаки Глебова с женами, детьми (6–7 тыс. человек) отступили во Владивосток и погрузились на суда Сибирской эскадры. После скитаний от порта к порту и переговоров большинство казаков высадили в корейском Гензане (Вонсане), некоторые вместе с флотилией добрались до Шанхая [208].
Материал создан: 10.07.2015
