Да ездил там стар по чисту полю,
Ото младости ездил до старости.
Да хорош был у стараво доброй конь, ,
За реку-ту перевозу мало спрашивал.
Да едет-де старый чистым полем,
Да большой-то дорогою Латынскою,
Да наехал на дороги горюч камень.
Да на камешки подпись подписана:
— Старому-де казаку да Илье Муромцу
Три пути пришло дорожки широкие:
А во дороженку ту ехать, убиту быть,
Во другую ту ехать, женату быть,
Да во третью ту ехать, богату быть.
Да сидит-де старик на добром коне,
Годовой-то качат проговариват:
— Да я кольки по святой Руси не езживал,
Такова-то чуда век не видывал.
Да на что мне-ка старому богачество,
Своего-де у мня много злата серебра,
Да и много у меня скатняго жемчугу.
Да на что мне-ка старому женитися,
Да женитися мне не нажитися.
Молодая-та^жена взять чужа корысть,
Да мне-ка старой жены взять не хочется.
Да поехал в ту дорогу, где убиту быть,
Да наехал на дороге-то станицу разбойников.
Да разбойников стоит до пятй их сот,
Да хотят они у старого коня отнять,
Да сидит-де старик на добром коне,
Да головой-то качат проговариват:
— Да вы разбойники братцы, станичники!
Вам убити-де старика меня некого,
Да отняти у стараво нечево,
Да с собою у мня денег семь тысячей,
Да точмяна узда в целу тысящу,
Да ковано мое седло во девять тысящей,
Своему-де я добру коню цены не знай,
Да я цены не знай бурку, не ведаю:
Да меж ушми у мня у коня скачён жемчуг,
Драгое самоцветное каменьё
Да не для ради красы-басы молодецкие,
Для ради темной ночки осенные,
Чтобы видно, где ходит мой доброй конь.
Да говорят ему разбойники станичники:
— Да ты старая собака, седатой пёс!
Да и долго ты стал разговаривать.
Да скочил-де старик со добра коня,
Да хватил-де он шапку со буйной головы,
Да и начал он шапкой помахивать.
Да к куды-де махнёт — туда улицы,
Да назадь отмахнёт — переулочки.
Да разбил ён станицю розбойников,
Да разбойников розбил подорожников.
Да садился старик на добра коня,
Да поехал он ко латыру камешку,
Да на камени подпись поднавливал:
— Да старому-де казаку а Илье Муромцу
На бою старику смерть не писана,
Да и та* была дорожка прочищена,
Да от стольнево города от Киева,
Да от Киева лежит а ко Чернигову,
Да еще было дорожка изведати:
— Отчево старику буде женитися,
Да женитися мне не нажитися,
Да молодая жена взять чужа корысть,
Да мне старой жены взяти не хочется.
Да поехал большою дорогою,
Да наехал на дороги крепость богатырскую.
Да стоит туто церковь-еоборная,
Да соборная богомольняя.
От тоё-де обедни полудённые
Идет двенадцать прекрасные девици,
Да посреде-то их идёт королевична.
Говорила королевна таково слово:
— Ты удалой дородний доброй молодец!
Да -пожалуй ко мне во высок терём,
Да напою накормлю хлебом солью.
Да соходил-де старик со добра коня,
Да оставливал он добра коня,
Не прикована да не привязана.
Да пошел-де старик во высок терём,
Да мосты-ты под старым качаются,
Переводники перегибаются.
Да зашол-де старик во высок терём,
Да садился за столы за белодубовы,
Да он ест-де пьёт проклажается,
Да весь долог день да до вечера.
Да выходил из-за стола из-за дубоваго,
Да и сам говорил таково слово:
— Ты ли, душечка, красная девушка!
Да где-ка твои ложни тёплые.
Да и где твои кровати тесовые,
Где-ка мяккие перины пуховые?
Да мне на старость старику бы опочинуться.
Да" привела его-де в ложни теплые.
Да стоит старой у кровати головой качат,
Головой-то качат проговариваг:
— Да я кольки по святой Руси не езживал,
Такова-де я-то чуда век не видывал, '
Да видна эта кроватка подложная.
Да хватил королевну за белы руки,
Да шибай ей ко стены кирпичные.
Обвернуласе кроватка тисовая,
Да увалилась королевна во глубок погрёб.
Да выходил старик на улицю паратную,
Да нашол двери глубокаго погреба,
Да колодьем-то были призавалены,
Да пескамы-ты были призасыпаны.
Да ён колодья ногами распихивал,
Да пески-ты руками роспорхивал,
Да нашол двери глубокаго погреба,
Да пинал ворота ногой вальячные,
Да с крюков с замков двери вон выставливал,
Да выпущал сорок царей сорок царевичев,
Да и сорок королей королевичев,
Сорок сильних могучих богатырёв.
Да и сам говорил таково-слово:
— Да вы подьте, цари, по своим землям,
Да вы короли по своим Литвам,
Да вы богатыри по своим местам.
Да идёт душечка красная девушка,
Да ён выдергиваёт саблю вострую,
Да срубил ей по плеч буй ну голову,
Да рассек, разрубил тело женскоег
Да куски-ты разметал по чисту полю,
Да серым-то волкам на съедение,
Да черным воронам на пограяньё.
Да садился старик на добра коня,
Да приехал он ко латырю каменю,
Да на камешки подпись поднавливал:
— Старому-де казаку да Ильи Муромцю
Да и та была дорожка прочищена.
Да от стольняго от города от Киева,
Да от Киева лежит а ко Царюграду,
Да еще было дорожка изведати,
Да отчего-де старику будё богачество.
Да поехал он большою дорогою,
Да наехал на дороги пречудной крест,
Да стоит у креста головой качат,
Головой-то качат приговариват:
— Да я кольки по святой Руси не езживал
Дакова-то-де я чуда век не видывал.
Да этот крест есть не прост стоит,
Да стоит он на глубоком на погребе,
Да есть несметноё злато серебро
Да соходил-де Илья со добра коня.
Да и брал крест ён на руки на белые,
Да снимал со глубокаго со погреба,
Да воздвигнул живот в славный Киев град.
Да построил он церковь соборную,
Соборную да богомольнюю.
Да и тут ведь Илья-то окаменел,
Да поныне ево мощи нетленные.
От того от города от Галичи
Да ко городу было ко Киеву
Идё калика пере'хожая.
Балахонишко одето веретном тряхнуть,
Татавурищом он подпоясался,
Лапотцн на ножках ёво липовы,
Бородушка у старого седёхонько,
Головушка у стара на убел бела.
Да идёт старик по городу по Киеву,
Захотелось зайти стару на царев кабак,
Да выпить стару зелена вина.
Идёт-то старой потихохонько,
Да ступает старой полегошенько,
Он молитву творит и воисусову,
Нн крест кладет по писаному,
Клонится на все четыре на стороны:
— Да здравствуйте, чумаки вы чёловальники,
И здравствуйте, бурмисты ларечные!
Ай вы чумаки чёловальники!
И налейте вина мне полтора ведра,
Да опохмельте калику перехожаго.
Розопьюсь я старой, выпью на две тысящи,
Говорят чумаки человальники:
— Тебе нё во что старому поверитш
Да головушка у стараго седёшенько,
Да бородушка у стара на убел бела,
На головушки у стараго зелен колпак,
Да сорочишка'одежда исприношена.
Да снимае с ворота старой чуден крест,
В долину крест он и две четверти,
Поперёк-то крест и в делу четверть,
В толщину-ту крест был он и двух верхов,
Он старого червоннаго золота.
Не берут чумаки ли целовальники,
Не берут у него креста чуднаго.
И те ли бедны голи кабацкие,
Да те ли мужики деревенские,
Склали мужики они по денежки,
Да побольше тово по копеечки,
И купили вина полтора ведра.
Да примае старой одной рукой,
И выпил старой на един на дух.
Говорил им старой таково слово:
— Вам спасибо, голи кабацкие,
Да спасибо, мужики деревенские!
Напоили стара меня до пьяна,
Не напоили только стара роззадорили,
И теперь у нас дело поздноё,
Приходите по утру ко мне ранёшенько,
И напою я вином всех вас до пьяна.
Да зашол старик на печку кирпичную,
И спит там старой просыпается.
Да ставае по утру он ранёшенько,
До восходу тёпла краснаго солнышка,
Да спрашивать ключов стал ларечников.
Ен и пришол ко погребам ко винныим,
Да отворяет старой двери дубовые,
Берет бочку сороковку под пазуху*
Да другу сороковку под другую,
ё н и третью сороковку ногой катит,
Да выкатывал старой на зеленой луг,
Но на ту ли площадь торговую,
Да скрычал да старой громким голосом:
— Эй же вы голи'кабацкие,
Да вы мужики деревенские!
Ступайте вы ко стару на почестной пир,
Напою вином я всех вас до пьяна.
А те ли чумаки ли чёловальники,
Собралось их человек до восьмидесяти,
Отбивать ли у стара зелена ви-на.
Ничего не могли у стара сделати,
Да пошли просить ко князю Владимиру,
Да на этого калику перехожаго.
— Ты Владимир князь столен-киевской!
Да у нас-то было во вчерашной день
Неведома калика появиласе:
Борода у калики седёхонька,
Голова у калики на убел бела,
Сорочинская одежда вся истаскана,
Лапотци на ножках ёво липовы.
Да зашёл в подвалы к нам во винные,
Бочку сороковку брал под пазуху,
И другу сороковку брал под другую,
Да третью сороковку ногой катил.
Да выкатывал старой на зеленой луг.
На ту ли площадь торговую,
Да собрал мужиков деревенские,
И собрал голей он и кабацкие,
И роспоил вино да и безденежно.
И где мы эту сумму, сударь, будем взыскивать?
Говорил князь им таково слово:
— Ай же чумаки вы человальники!
Посмотрю я калики перехожего,
Да за это я вам росчитаюсе.
И роспоил стар зелено вино,
Говорил старой таково слово:
— Ай вы голи кабацкие,
Да вьГмужики деревенские!
Вы ступайте теперь по своим местам,
По своим местам, по своим домам,
По своим домам к молодым женам,
К молодым женам, к малым деточкам.
Я пойду теперь старой на царев кабак,
Да пойду ведь я на печку кирпичную,
И буду я старой просыпатисе.
Да по тому ли по утру по ранному
Приходя от князя слуги верные,
Говорят ене таково слово:
¦— Ай ты калика перехожая!
Ты ступай-ко ко князю ко Владимиру.
Говорил им старой таково слово:
— Ай же вы братцы товарищи!
Напрасно меня стара беспокоите,
Не даете мне старому проспатисе.
Сошел старик со печки кирпичные,
Да пошел старик по городу по Киеву,
Мимо этие палаты княженецкие.
И кричит старой громким голосом:
— Ай ты Владимир князь столен-киевской!
Получай-ко сумму за зелено вино
Ты с донского казака ли с Ильи Муромца,
Я пойду теперь старик во чисто поле,
И на ту пойду дорогу на Латынскую,
И на ту пойду заставу богатырскую,
Да под тот пойду старой под сырой дуб.
А тот ли-то князь да стольнё-киевской
Ай сделал как задёрнул свой почестной пир
Для князей, для бояр да для богатырей,
А для тых богатырей да русскиих,
Чтобы всяко званиё да шло туды
А на тот, на тот да на почестный пир
А к стольнему князю ко Владимиру.
Да забыл он позвать да что лучшаго,
А чтсГлучшаго да лучшаго богатыря,
А стараго казака Илью Муромца.
Да тут-то ведь к Ильюше не к лицу пришло,
А не к лицу пришло, стало похабно есть,
И тут-то Илья да роззадорился,
А тут-то Илья да розретивился.
Как скоро натянул он свой тугой лук
А клал он тут стрелочку каленую,
А тут-то сам Ильюшенка роздумался:
— А что мне молодцу будё поделати?
А я нынь молодец е розгневанной,
А я нынь молодец есть роздрйженной.
Как он-то за тым тут повыдумал,
А стрелйл-то он тут по божьйм церквам,
А по тым стрелил по чудным крестам
‘А по тым маковкам да золоченыим.
Да пали тут тыи маковки,
Да пали тут, отпали на. сыру землю,
Да сам он закрычал тут во всю голову:
— Да ай же вы были голи мои,
А голи мои вы кабацкии,
А доброхоты-то вы еще царский!
А собирайтесь-ко вы да сюда-то вси,
А обирайте маковки вси золочёный,
А подёмте-ко вы да со мной еще
А. тот-то на тот да на царев кабак,
Как станем нунь пить да зелена вина,
Да станем-то пить да заодно со мной.
Да как тут-то эты да голи были,
А голи были оны кабацкии,
А доброхоты всё были царский,
Обирали маковки тыи золочёный,
Самы оны к ему да прибегают все:
— А батюшко ты да отец наш был!
А пили тут оны да зелено вино,,
Как пили тут оны да заоднёшенько.
Да как видит-то князь что беда пришла,
А. беда-та пришла да неминучая,
Да как тут-то он да е скорым-скоро,
А скорым скоро, скоро скорёшенько,
А сделал он задернул тут почостный пир
А для старого казака Ильи Муромца.
Да тут-то ведь князь да стольнё-киевской,
Да тут-то ведь он еще думал есть
Со князьями со бояры со русийскима,
А со тыма со могучима богатырмы:
— А думайте-тко, братцы, вы нунь думушку*
А думайтё-тко, братцы, думу крепкую,
А думайте думу, не продумайте:
А нам кого будёт послать да Илью позвать,
А позвать сюды к нам на почестной пир,
А стараго казака Илью Муромца?
А как тут-то они да думу думали:
•— А нам-то есть кого послать Илью позвать?
А пошлем-ко мы Добрынюшку Микитича,
Он ему да ведь брат крестовый,
А крестовыи-то братец да названый,
Дак он-то, быват, его послушает.
Как тут-то Добрынюшка Микитинич
А приходит-то он братцу да крестовому,
Да как здравствует он братца да крестоваго:
— А здравствуй-ко, братец мой крестовый,
А крестовый братец мой названый! ‘
Да как старый казак Илья Муромец
Да как он-то его да также здравствует:
— Ай здравствуй-ко, брат мой крестовый,
А молодой Добрынюшка Микитинич!
Ты зачем же пришол да загулял сюда?
— А пришол-то я, братец, загулял к тебе,
А о деле-то пришол да не о малоем.
Да у нас-то с тобой было раньше того,
А раньше того дело поделано,
А пописи были пописаныи,
А заповеди да поположоныи:
А слушать-то брату да мёньшому,
А меньшому слушать брата большого.
Да еще-то как у нас да ёсте с тобой
А слушать-то брату ведь большому,
Ай большому слушать брата меньшаго.
Да тут говорит Илья таково слово:
— Ах ты братец да мой да был крестовый
Да как нунечку топеречку у нас с тобой
А все-то пописи да были ведь попйсаны,
А заповеди были попбложены:
А слушать-то брату ведь меньшому,
А меньшому слушать да большаго,
А большому слушать брата меньшаго,
Кабы не братец ты крестовый ?ыл,
А некого бы я не послушал зде!
Дак послушаю я братца нунь крестоваго,
А крестоваго братца я названаго,
А тот ли-то князь стольне-киевской
А знал-то послать меня кого'позвать!
Когда ты меня, Добрынюшка Микитинич,
Меня позвал туды да на почестной пир,
Да я тебя, братец, же послушаю.
Да приходит он к князю к Володимеру
Да тот старый казак да Илья Муромец
А со тым с Добрынюшком с Микитичем,
А со братом со своим да со крестовыим*
А давают ему тут место не меньшое,
А не меньшое место было — большое,
А садят-то их во больший угол,
А во большой угол да за большой-от стол.
Да как налили тут чару зелена вина,
А несли эту чару рядом к ему,
А к старому казаку к Ильи к Муромцу*
Да как принял он чару единой рукой
А выпил он чару во единой здох«
А другу наливали пива пьянаго,
А несли эту чару рядом к ему,
А принял тут Ильюша единой рукой,
Еще выпил он опять тут во единой здох.
Как третью наливали мёду сладкаго,
Да принял молодец тут единой рукой,
Еще выпил он опять тут во единой здох.
Тут наелиси, напились вси, накушались,
Да стали тут оны да вси пьянёшеньки
А стали тут оны вси веселешеньки.
Как говорит Илья тут таково слово:
— Ай же ты князь стольнё-киевской!
А знал-то послать кого меня позвать,
А послал-то братца ко мне ты крестоваго,
А того-то мни Добрынюшка Никитича.
Кабы-то мни да ведь не братец был,
А некого-то я бы не послухал зде,
А скоро натянул бы я свой тугой лук,
Да клал бы я стрелочку каленую,
Да стрелил бы ти в гридню во столовую,
А я убил бы тя князя со княгиною.
За это я тебе-то нунь прощу
А этую вину да ту великую.
Ай во стольноём во городи во Киеви
Ай у ласкова князя у Владимира
А начинался заводился да почестной пир,
А на многия на князи да на бояра.
А не зовет он ведь собе да во почестной пир
А сильниих могучиих богатырей.
А приходит-то Ильюша да не званый он.
А приказал-то ведь Владимир князь да стольне-киевской
Засадить его туда да во глубок погрёб
А поморить его смертью голодною.
А сильнии киевски богатыри
А россердились тут на князя на Владимира,
А оны скоро ведь садились на добрых коней,
А уехали оны да во чисто полё,
Ай во тое роздоль'е во широкое:
— Ай не будем ведь мы жить больше во Киеви,
А не будем мы служить князю Владимиру.
А у князя-то ведь дочка-та малешенька,
А малешенька-то дочка молодёшенька,
Во потай берё ключи у своей матери
А от тых ли-то от погребов глубокиих;
Составляет она хлеб да Ильи Муромцу.
Ай проходило ведь тут времени ровно три году;
А тогда же ведь тот вор, вор Калин царь,
А собирает он дружинушку хоробрую,
А собирает он себе да ведь много царей,
А много-то царей да много королей,
А собрали силы оны смету нет,
А поехали ко стольнёму ко городу ко Киеву.
А на тую ли на славу на великую,
А ко ласкову князю ко Владимиру,
А хочут взять оны княгину да Опраксию,
А покорить себе-ка оны Киев град.
Становилась эта сила близко Киева,
Близко Киева стоит да во чистом поли.
Калин царь а посылает он поганаго татарина
Ай со тыим письмом со посольниим,
А ко тому ли-то ко князю ко Владимиру:
— Ай же ты поганый татарищо!
Знаешь говорить да ты по русскому,
А мычать про себя да по татарскому?
Ай снеси-ко ты писёмышко ко князю ко Владимиру,
А тут татарин да поганый
А садился скоро на добра коня,
А получает он письмо да к себе на руки,
А поехал он ко городу ко Киеву
Ай ко ласкову князю ко Владимиру.
Заезжает-то он в град да не воротами,
А через тую ли-то стену городовую,
А заезжает он к князю да на широкий двор,
Ай вязал коня к столбу точоному
Ай ко тому кольцу да к золочоному,
Ай приходит он в покои княженецкие,
I » >
он глаз-то не крестит, богу не молится,
не дает-то он чести Владимиру,
положил-то он письмо да на дубовый стол:
Ай прочитай-ко ты письмо, Владимир князь!
А он смотрит, во письме да есть написано,
А просит-то у князя да Калин царь
Ай славнаго города да Киева,
Да обручныя княгины да Апраксии,
А без бою-то без драки без великии,
А без большого-то такого кроволития.
А закручинился тот князь да запечалился
Это той тоской печалью он великою:
— А россердел-то я теперь богатырей
А стараго казака Илью Муромца
А засадил-то его во глубок погрёб,
Ай поморил его смёретью голодною, —
А некому стоять буде за Киев град.
А дочка его была малешенька,
А малешенька-та дочка молодешенька,
Ай говорила-то она да таково слово:
— Ай же ты родитель ты мой папенька!
А слышала во церкви во писании,
А старому казаку на бою смерть не уписана,
И голодная смерть не уписана.
А бери-тко князь ты золоты ключи.
А берет-то князь да золоты ключи,
А отмыкает-то ведь князь да глубокой погрёб,
А во погреби Ильюнюшка живой сидит,
Ай горит у Ильюни воскова свеча,
А читает он ведь книгу да евангельё.
А извиняется тут князь да стольне-киевской
А старому казаку Илью Муромцу:
— А прости-тко ты меня да Илья Муромец!
А посадил я тя во погребы глубокия,
А хотел поморить смертью голодною,
А еще ведь ты Ильюнюшка да жив ведь есть.
А не знаешь ты незгодушки великия:
А ко славному ко городу ко Киеву
Наезжал-то тут поганый вор Калин царь,
А собрана дружинушка много царей,
А много царей-то собрал, много королей,
А подобрано силы у их смету нет,
А все сильнии могучий татарева.
А не мошь ли постоять да ты за Киев град,
А за матушку стоять да свято-Русь землю,
А. постоять ли-то за церквы за соборныя,
А тыи за кресты животворящие,
А спасти нас теперь всех князей бояр?
А некому поехать супротиво царя Калина
А россердел-то я теперь богатырей,
А уехали оны да во чисто полё,
Ай не бывали оны здесь да трй году.
Ай говорит-то. ёму старый казак да Илья Муромец:
— Ай Владимир князь ты стольне-киевской!
А где же есте мои да конь добрый?
— А твой конь во стойлы лошадиный.
Ай тут-то старый казак да Илья Муромец
Одевает латы-ты кольчуги золоченый,
А он уздает седлает коня добраго,
Ай полагает ведь он потнички на потнички,
А‘й полагает ведь он войлочки на войлочки,
А на верёх-то он седёлышко черкальское,
Ай берет-то ведь Ильюня да свой тугой лук,
Ай берет-то тут Илья да калены стрелы,
Ай берет-то тут Илья да саблю вострую,
Ай берет-то он копьё да долгомерноё,
Ай берет-то он да палицу военную,
Ай берет-то он трубку-ту подзорную,
Ай садился Илья да на добра коня,
А не смеет напустить на тую силу не на сметную (тале),
А на сильниих могучиих татаревей.
А выезжает-то Илья да во чисто полё,
А поднимается на гору на высокую,
Ай поглядел ведь он во трубку во подзорную,
А на вси-то на четыре он на стороны.
А со первой горы Илья да он спущается,
А на другую-то он грру поднимается,
А поглядел-то он во трубку во подзорную,
Ай на вси он на четыре да на стороны;
А со другой горы да он Илья спущается,
А на третьюю высоку поднимается,
А поглядел-то он во трубку во подзорную,
А на вси он на четыре да на стороны;
А в той ли стороны да подвосточныя
А увидае в поли там белой шатёр.
А приезжает тут Илья да ко белу шатру,
А у того ли в поли у бела шатра
А стоит двенадцать коней богатырскиих,
А видит-то Илья да таково дело:
А стоят ты кони, кони тут русййскии,
А ёго-то ведь братьицевкрестовыих,
А крестовыих-то братцев ведь названынх.
А он вязал коня тут ко столбу точеномуТ
Ай припущал-то ко пшены да белояровой,
А заходил-то тут Илья да во белой шатёр,
А глаза-ты он крестит да по писаному,
Ай поклон-от он ведет да по ученому,
А на вси стороны Ильюня поклоняется,
Ай крёстному он батюшку в особину:
— А здравствуёшь ты, крёстный, ты мой батюшко,
Ай Самсон сын Самойлович!
А вы здравствуйте крестова моя братия,
А крестовая вы братия названая!
А увидали-то оны да Илью Муромца,
А скоро ведь ск'очили на резвы ноги,
А с Ильюшенкой тут братия здоровкались:
— А старый казак да Илья Муромец!
Ай говорили, ты посажен во глубок погрёб
У того ли-то у князя у Владимира,
А поморён ты смеретью голодною,—
А ты верно, старик, да жив шоезживашь.
Ай говорит-то ведь Илья да таково слово:
— Ай же ты крёстной мой батюшко,
А Самсон сын Самойлович,
А вся братия крестовая названая!
А поедемте на помочь на великую,
Ай насупротив поедем царя Калина.
А говорит-то ведь крёстной ему батюшко:
— А я сам то ведь не еду, да теби не бласловлю
А не буду я стоять больше за Киев град,
Ай не могу болё смотреть на князя Владимира
А на Апраксию да королевичну,
Ай положено заклятиё великоё.
А говорит-то ведь Ильюня таково слово:
_ Ай же ты ведь крёстной мой батюшко!
А поедем-ко ты на помочь великую,
Супротив поедем царя Калина,
А? не ради ведь мы князя да Владимира,
А не ради мы княгины да Апраксии,
А и ради матушки поедем свято-Русь земли,
А ради той ли-то веры православный,
А для ради церквей да мы соборныих,
А для матушки да богородицы.
И это тут-то крёстный его батюшко
А вся крестовая названа его братия
А поехали да на помочь великую, •
А супротив царя да оны Калина.
А выезжали-то на гору на высокую,
А оны брали трубку тут подзорную
Ай поглядели тут на силу на поганую;
А стоит-то сила тая во чистом поли,
Аки синее море .колыбается,
Ино мать-та земля да подгибается.
И тут-то оны шатер росставили,
Ай вязали коней к столбу точёному,
Это тут-то оны да опочив держат.
А Ильюнюшки нё спится, мало собится;
И зауснула ведь тут братия крестовая,
И встаёт-то ведь Илья да.на резвы ноги,
А выходит-то ведь Илья да из бела шатра,
А садился-то Илья да на добра коня,
А случается со горы со высокия,
А напучает он на рать-силу поганую
А на сильних на могучих на татаревей.
А силу-ту он бьет да трои сутки не едаючи,
А не едаюци Илья да нё пиваюци,
А с добра коня Илья да не слезаючи,
А добру коню отдоху не даваючи;
А бьёт-то силу до шести он дён,
А не едаюци Илья да не пиваюци,
А с добра коня Илья да не слезаючи,
А добру коню отдоху не даваючи.
А его доброй-от конь да проязычился
А тем ли языком человеческим:
— Ай ты старый казак да Илья Муромец!
А укроти-тко ты ведь сердцо богатырскоё.
А у поганых у татаревей
А е сделано три подкопа глубокиих: .
Ай во первой подкоп скочу да я повыскочу,
А тебя-то я Илыошу да повывезу;
А во другой подкоп скочу да я повыскочу,
А тебя-то Ильюшу да повывезу;
А во третёй подкоп скочу да я повыскочу,
А тебя-то я Ильюшенку не вывезу.
А розгорелось ёго сердце богатырскоё,
А розмахалась его рученка-та правая,
А направил он коня да во глубок подкоп.
Его добрый конь оттуль повыскочил,
А Ильюнюшку с подкопа он повытащил;
А со другаго подкопа конь повыскочил,
А он Ильюнюшку оттуда он повытащил;
А со третьяго подкопа конь повыскочил,
А Ильюшенки с подкопа он не вытащил.
А сбежал его конь да во чисто полё,
Это начал он ведь по полю побегивать,
Это сильнии могучий татарева
А здымали-то Илью да ведь со погреба,
А связали-то Ильи да ручки белыя
А во тыи ли во путыни шелковыя,
А повели его на казень-ту на смёртную,
Ай отрубить-то ведь Ильи да буйна голова,
А ведут Илью да мимо церковь соборную,
А возмолился тут Илья да всем святителям.
Ай как из далеча далеча из чиста поля
Набежал-то тут к Ильюшенки да добрый конь,
Ай хватил-то он зубами да за тые путыни шелковыя,
Оборвал-то путыни шелковыя
А слободил его он ручики да белые.
А скочил Илья да на добра коня,
А выезжает-то Илья да во чисто полё,
Ай натягиват Илья свой тугой лук,
Налагает в.едь он стрелочку каленую,
А сам он ко стрелы да приговариваёт:
— А пади моя стрела ни на воду ни на землю,
А не в темный лес, да не в чисто полё,
А пади моя стрела на тую ли на гору на высокую,
А проломи-тко крышу-ту шатровую,
А пади-тко крёстному ты батюшку,
А крёстному ты батюшку во белу грудь,
А роздроби ему ты груди белыя,
А за тую за измену за великую.
А тут стрелил да Илья Муромец;
А летела тут стрела да ведь на гору на высокую,
Ай проломила она крышу-ту шатровую,
А пала она крестному отцу на белу грудь,
А на белую-ту грудь да во злачёный крест,
А ото сну тут крестный пробуждается,
Говорит-то им да таково слово:
«— Ай вы сильнии могучий богатыри!
А пробуждайтесь ото сну да вы от крепкаго.
А где-то у нас старый казак да Илья Муромец?
А мы едим да пьём да проклаждаемся,
А мы не ведаем невзгоды над Ильюшенкой
А ставали ведь дут сильнни могучий богатыри,
А скоро-то ставали на резвы ноги,
Ай выходили-то оны да из шатра долой,
А садилися оны да на добрых коней,
А спущалися оны да с высокой горы,
Нападали на поганыих татаревей,
А прибили, прирубили да всю силу ту несметную,
А несметную ту силу да несчётную.
Это скоро тут Ъны да поворот держат
Ай ко стольнёму ко городу ко Киеву
А ко ласкову ко князю ко Владимиру.
Заезжали-то ко князю да в широкий двор,
А вязали-то коней к столбу точеному,
Ко тому кольцу ко золоченому
А приходят-то во гридню во столовую.
-А Владимир князь да стольне-киевской
А завел-то он тут свой почестный пир,
А на многия на князи да на бояра,
А на сильних на могучих на богатырей.
И все ли на пиру да напивалисе,
А все ли на пиру да наедалисе
А все ли на пиру да пьяны веселы.
А красное солнышко при вечери,
А почестной-от пир да весь при весели.
А Владимир-от князь да стольне-киевской
А жалуёт он сильниих могучиих богатырей,
А давает города да с пригородками,
А давает золоту казну бессчётную.
А князь-то он богатырей да содержать их стал.
Ай на славноей московскоей на заставы
Стояло двенадцать богатырей их святорусскиих,
А по нёй^ю славной по московской по заставы
Ай пехотою никто да не прохаживал,
На добром кони никто тут не проезживал,
Птица черный ворон не пролетывал,
А ’ьце серый зверь да. не прорыскивал
Ай то через эту славную московскую-то заставу
Едет поляничища удалая,
Ай удала поляничища великая,
Конь под нёю как сильня гора,
Поляница на кони будто сённа копна,
У ней шапочка надета на головушку
Ай пушистая сама завесиста, ^
Спереду-то не видать личка румянаго
И сзаду не видеть шеи белоей.
Ена ехала собака насмеялася,
Не сказала божьёй помочи богатырям,
Ена едет прямоезжею дорожкой к стольнё-Киеву.
Говорил тут старыя казак да Илья Муромец:
— Ай же братьица мои крестовый,
Ай богатыря вы святорусьскии,
Ай вы славная дружинушка хоробрая!
Кому ехать нам в раздольице чисто поле
Поотведать надо силушки великою
Да й у той у поляници у удалою?
Говорил-то тут Олешенка Григорьевич:
*— Я поеду во роздольицо чисто поле,
Посмотрю на поляницу на удалую.
Как садился-то Олеша на добра коня,
А он выехал в роздольицо чисто поле,
Посмотрел на поляницу з-за сыра дуба,
Да не смел он к полянице той подъехати,
Да й не мог у ней он силушки отведати.
Поскорешенько Олеша поворот держал,
Приезжал на заставу московскую,
Говорил-то и Олеша таковы слова:
¦— Ай вы славный богатыри да святорусьскии
Хоть-то был я во роздольице чистом поли,
Да й не смел я к поляницищу подъехати,
Ай не мог я у ней силушки отведати.
Говорил-то тут молоденькой Добрынюшка:
— Я поеду во роздольицо чисто поле,
Посмотрю на поляницу на удалую.
Тут Добрынюшка садился на добра коня
Да й поехал во роздольицо чисто поле,
Он наехал поляницу во чистом поли,
Так не смел он к поляницищу подъехати,
Да не мог у ней он силушки отведати.
Ездит поляница по чисту полю
На добром кони на богатырскоём,
Ена ездит в поли, сама тешится,
На правой руки у нёй-то соловей сидит,
На левой руки да жавролёночек.
Ай тут молодой Добрынюшка Микитинец
Да не смел он к полянице той подъехати,
Да не мог у ней он силы поотведати;
Поскорешенько назад он поворот держал,
Приезжал на заставу московскую,
Говорил Добрыня таковы слова:
— Ай же братьица мои да вы крестовый,
Да богатыря вы славны святорусьскии!
То хоть был я во роздольице чистом поли,
Посмотрел на поляницу на удалую,
Она езди в поли, сама тешится,
На правой руки у нёй-то соловей сидит,
На левой руки да жавролёночек.
Да не смел я к полянице той подъехати
И не мог-то у ней силушки отведати,
Ёна едет-то ко городу ко Киеву,
Ена кличет выкликает поединщика,
Супротив себя да супротивника,
Из чиста поля да и наездника,
Поляница говорит да таковы слова:
«Как Владымир князь-от стольнё-киевской
Как не дает мне-ка он да супротивника,
Из чиста поля да и наездника,
Ай приеду я тогда во славной стольний Киев град,
Разорю-то славный стольний Киев град,
А я чернедь мужичков-тых всих повырублю
А божьи церквы я все на дым спущу,
Самому князю Владымиру я голову срублю
Со Опраксиёй да с королевичной!»
Говорит им старый казак да Илья Муромец:
— Ай богатыря вы святорусьскии,
Славная дружинушка хороброя!
Я поеду во роздольицо чисто поле,
На бою-то мне-ка смерть да не написана;
Поотведаю я силушки великою
Да у той у поляницы у удалою.
Говорил ему Добрынюшка Микитинец:
— Ай же старыя казак да Илья Муромец!
Ты поедешь во роздольицо чисто поле
Да на тыя на удары на тяжелый,
Да й на тыя на побоища на смёртныи,
Нам куда велишь итти да й куды ехати?
Говорил-то им Илья да таковы слова:
— Ай же братьица мои да вы крестовый!
Поезжайте-тко роздольицом чистым полем,
Заезжайте вы на гору на высокую,
Посмотрите вы на драку богатырскую:
Надо мною будет, братци, безвременьице,
Так вы поспейте ко мни, братьица, на выруку.
Да й садился тут Илья да на добра коня,
Ён поехал по роздольицу чисту полю,
Ен повыскочил на гору на высокую,
Ай сходил Илья он со добра коня,
Посмотреть на поляницу на удалую,
Как-то ездит поляничищо в чистом поли;
И она ездит поляница по чисту полю
На добром кони на богатырскоём,
Она шуточки-ты шутит не великии,
Ай кидает она палицу булатнюю
Ай под облаку да под ходячую,
На добром кони она да ведь подъёзживат,
Ай одною рукой палицу подхватыват,
Как пером-то лебединыим поигрыват,
Ай так эту палицу булатнюю покидыват.
И подходил-то как Илья он ко добру коню
Да он пал на бедра лошадиный,
Говорил-то как Илья он таковы слова:
— Ай же бурушко мой маленькой косматенькой!
Послужи-тко мне да верой правдою,
Верой правдой послужи-тко неизменною,
Ай по старому служи еще по прежнему,
Не отдай меня татарину в чистом поли,
Чтоб срубил мне-ка татарин буйну голову!
Ай садился тут Илья он на добра коня,
То он ехал по роздолью по чисту полю
И он наехал поляницу во чистом поли,
Поляници он подъехал со бела лица,
Поляницу становил он супротив собя,
Говорил ён поляници таковы слова:
— Ай же поляница ты удалая!
Надобно друг у друга нам силушки отведати.
Порозъедемся с роздольица С чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Да приударим-ко во палици булатнии,
Ай тут силушки друг у друга й отведаём.
Порозъехались оне да на добрых конях
Да й по славну по роздольицу чисту полю,
Й оны съехались с чиста поля да со роздольица
На своих-то конях богатырскиих,
То приударили во палици булатнии,
Ены друг друга-то били по белым грудям,
Ены били друг друга да не жалухою
Да со всею своей силы с.богатырскою,
У них палицы в руках да й погибалися,
Ай по маковкам да й отломилися.
А под нима-то доспехи были крепкий,
Ёны друг друга не сшибли со добрых коней,
А не били оны друг друга, не ранили,
И ни которого местечка не кровавили,
Становили добрых коней богатырскиих,
Говорили-то оны да промежду собой:
— Как нам силушка друг у друга отведати?
Порозъехаться с роздольица с чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Приударить надо в копья в муржамецкии,
Тут мы силушка друг у друга й отведаём.
Порозъехались оны да на добрых конях
Ай во славноё в роздольицо чисто* поле,
Припустили оны друг к другу добрых коней,
Порозъехались с роздольица с чиста поля,
Приударили во копья в муржамецкии,
Ены друг друга-то били не жалухою,
Не жалухою-то били по белым грудям,
Так у них в руках-то копья погибалися
Ай по маковкам да й отломилися.
Так доспехи-ты под нима были крепкий,
ёны друг друга не сшибли со добрых коней,
Да й не били, друг друга не ранили,
Никоторого местечка не кровавили.
Становили добрых коней богатырскиих,
Говорили-то оны да промежду собой:
— А ’ще как-то нам у друг друга-то силушка отведатк?
Надо биться-то им боем рукопашкою,
Тут у друг друга мы силушка отведаем.
Тут сходили молодци с добрых коней,
Опустилися на матушку сыру землю,
Пошли-то оны биться боем рукопашкою.
Еще эта поляничища удалая
Ай весьма была она да зла-догадлива
И учена была бороться об одной ручке;
Подходила-то ко старому казаке к Илье Муромцу,
Подхватила-то Илью да на косу бодру,
Да спустила-то на матушку сыру землю,
Да ступила Илье Муромцу на белу грудь,
Она брала-то рогатину звериную,
Заносила-то свою да руку правую,
Заносила руку выше головы,
Опустить хотела ниже пояса.
На бою-то Илье смерть и не написана,
У ней правая рука в плечи да застоялася,
Во ясных очах да й помутился свет,
Она стала у богатыря выспрашивать:
— Ай скажи-тко ты богатырь святорусьскии,
Тобе как-то молодца да именём зовут,
Звеличают удалого по отечеству?
А ’ще старыя казак-от Илья Муромец,
Разгорелось ёго сердце богатырское,
И он смахнул своёй да правой ручушкой,
Да он сшиб-то ведь богатыря с белой груди,
Ен скорешенько скочил-то на резвы ножки,
Он хватил как поляницу на косу бодру,
Да спустил он ю на матушку сыру землю,
Да ступил он поляници на белы груди,
Ай берет-то в руки свой булатный нож,
Заносил свою он ручку правую,
Заносил он выше головы,
Опустить он хочет ручку ниже пояса;
Ай по божьему ли по велению
Права ручушка в плечи-то остояласи,
В ясных очушках-то помутился свет.
То он стал у поляничища выспрашивать:
— Да й скажи-тко, поляница, попроведай-ко,
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Еще как-то поляничку именем зовут,
Удалую звеличают по отечеству?
Говорила поляница й горько плакала:
¦— Ай ты старая базыка новодревная!
Тоби просто надо мною насмехатися,
Как стоишь-то на моёй да на белой груди,
Во руки ты держишь свой булатний нож,
Роспластать хотишь мои да груди белый!
Я стояла на твоёй как на белой груди,
Я пластала бы твои да груди белый,
Доставала бы твоё сердцё со печеней,
Не спросила бы отца твоёго й матери,
Твоего ни роду я ни племени.
И рсзгорелось сердцо у богатыря
Да й у стараго казака Ильи Муромца,
Заносил-то он свою да ручку правую,
Заздынул он ручку выше головы,
Опустить хотит ю ниже пояса;
Тут по божьему да по велению
Права ручушка в плечи да остоялася,
В ясных очушках да й помутился свет,
Так он стал у поляницы-то выспрашивать:
— Ты скажи-тко, поляница, мни, проведай-ко,
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Тобя как-то поляничку именем зовут,
Звеличают удалую по отечеству?
Говорила поляница й горько плакалаз
— Ай ты старая базыка новодревная!
Тоби просто надо мною насмехатися,
Как стоишь ты на моёй да на белой груди,
Во руки ты держишь свой булатний нож,
Роспластать ты мни хотишь да груди белый!
Как стояла б я на твоёй белой груди,
Я пластала б твои да груди белый,
Доставала б твое сердце со печенью,
Не спросила бы ни батюшка, ни матушки,
Твоего-то я ни роду да ни племени.
Тут у стараго казака Ильи Муромца
Розгорелось ёго сердце богатырское,
Ен еще занес да руку правую,
Ай здынул-то ручку выше головы,
А спустить хотел ён ниже пояса.
По господнему тут по велению
Права ручушка в плечи-то остоялася,
В ясных очушках-то помутился свет,
Ен еще-то стал у поляници повыспрашивать:
— Ты скажи-то, поляница, попроведай-ко,
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Тоби как мне поляницу именём назвать
И удалую звеличати по отечеству?
Говорила поляница таковы слова:
— Ты удаленькой дородний добрый молодец,
Ай ты славныя богатырь святорусьскии!
Когда стал ты у меня да и выспрашивать,
Я про то стану теби высказывать.
Есть я родом из земли да из тальянскою,
У меня есть родна матушка честна вдова,
Да честна вдова она колачница,
Кблачи пекла да тым меня воспйтала
Ай до полнаго да ведь до возрасту;
Тогда стала я иметь в плечах да силушку великую,
Избирала мне-ка матушка добра коня,
Ай добра коня да богатырскаго,
И отпустила мёня. ехать на святую Русь
Поискать соби да родна батюшка,
Поотведать мне да роду племени.
Ай тут старый-от казак да Илья Муромец
Ен скоренько соскочил да со белой груди,
Брал -то ю за ручушки за белый,
Брал за перстни за злаченый,
Он здынул-то ю со матушки сырой земли,
Становил-то он ю на резвы ножки,
На резвы он ножки ставил супротив себя*,
Целовал ю во уста ён сахарнии,
Называл ю соби дочерью любимою:
— А.когда я был во той земли во тальянскою,
Три году служил у короля тальянскаго,
Да я жил тогда да й у честной вдовы,
У честной вдовы да й у колалницы,
У ней спал я на кроватке на тесовоей
Да на той перинке на пуховоей,
У самой ли у нёй на белой груди.
И оны сели на добрых коней да поррзъехались
Да по славну роздольицу чисту полю.
Еще старый-от казак да Илья Муромед
Пороздёрнул он свой шатёр белый,
Да он лег-то спать да й проклаждатися
А после бою он да после драки;
Ай как эта поляничища удалая
Она ехала роздольицем чистым полем,
На кони она сидела, пороздумалась:
— Хоть-то съездила на славну на святую Русь,
Так я нажил ia себе посмех великии:
Этот славный богатырь святорусьскии
Ай назвал тую мою матку..............
Мене назвал.................
Я поеду во роздольице в чисто поле
Да убью-то я в поли богатыря,
Не спущу этой посмешки на святую Русь,
На святую Русь да и на белый свет.
Ёна ехала роздольицем чистым полем,
Насмотрела-то она да бел шатер,
Подъезжала-то она да ко белу шатру,
Она била-то рогатиной звериною
А во этот-то во славный бел шатер,
Улетел-то шатер белый с Ильи Муромца,
Его добрый конь да богатырский
А он ржёт-то конь да й во всю голову,
Бьет ногамы в матушку в сыру землю;
Илья Муромец он спит там, не пробудится
От того от крепка сна от богатырскаго.
Эта поляничища удалая
Ёна бьет его рогатиною звериною,
Ёна бьет его да по белой груди,
Еще спит Илья да й не пробудится
А от крепка сна от богатырского,
Погодился у Ильи да крест на вороти,
Крест на вороти да полтора пуда:
Пробудился он звону от крестоваго,
Ай скинул-то свои да ясны очушки,
Как над верхом-тым стоит ведь поляничища удалая,
На добром кони на богатырскоем,
Бьет рогатиной звериной по белой груди.
Тут скочил-то как Илья он на резвы ноги,
А схватил как поляницу за желты кудри
Да спустил ен поляницу на сыру земля,
Да ступил ен поляницы на праву ногу,
Да он дернул поляницу за леву ногу,
А он надвоё да ю порозорвал, .
Ай рубил он поляницу по мелким кускам.
Да садился-то Илья да на добра коня,
Да он рыл-то ты кусочки по чисту полю,
Да он перву половинку-то кормил серым волкам,
А другую половину черным воронам.
Ай тут поляници ёй славу поют,
Славу поют век по веку.
Из стольняго города из Киева
Выезжали два могучиё богатыря.
Один богатырь Илья Муромец,
Да другой молодец Добрынюшка Микитьевиц.
Приезжали богатыри на Фавор-гору,
Росставляли богатыри полотнян шатёр,
Во шатри-то богатыри опочив держат.
Спят темную ночь до бела свету,
Пробуждается свет государь Илья Муромец
Да и сам говорит таково слово:
— Вставай молодец Добрынюшка Микитьевич!
У нас что-де над шатром сотворилосе,
Налетала на шатёр да веща птица
Веща птица черной ворон,
Черной ворон сам прокыркиват,
Нерадошну весточку сказыват.
Да выходи-тко, Добрыня, из бела шатра,
Погляди по дороге прямоезжие:
Не проехала ли поляница удалая?
Выходил Добрыня из бела шатра,
Да поглядел по дороге прямоезжие,
Да проехала поляница удалая.
Да ево храбра поездка молодецкая,
Да йскопыть у коня мётана,
По целой-то овчине по барановой.
У коня изо рта-то пламя машё,
Из ноздрей у коня да кудряв дым валит,
Да еде молодей-де сам тешится,
Да шибает он палицу под облаки,
Да назадь-то она ей подхватыват.
Да пришол Добрынюшка в шатёр, а сам рассказыватз.
— Ты-де батюшко да Илья Муромец!
Да проехала поляница удалая,
Ево храбра поездка молодецкая,
Ископыть у коня мётана,
По целой овчине по барановой.
У коня изо рта-то пламя машё,
Из ноздрей у коня да кудряв дым валит,
Да еде молодец-де сам тешится,
Да шибает он палицу под облаки,
Да назадь-то она ей подхватыват.
-
Говорит Илья Добрыни таково слово:
— Да ты молодец Добрынюшка Микитьевич!
Поезжай-ко теперь за богатырем.
Да буде русской богатырь — побратайся,
А неверной богатырь — ты войны проси.
Говори Добрыня Ильи таково слово:
— Ты-де батюшко да Илья Муромец!
Я не смею-де ехать за богатырем.
Говорит Илья Добрыни таково слово:
— Когда не смеешь ты ехать за богатырем,
Дак больше мне в товарищи не надобно.
Поезжай-ко назадь ты во Киев град,
К молодой-то жены, да к сЬоей матери.
Да ставал Илья на чеботы сафьянные,
Да на сини чулки кармазинные.
Надевает он шубу соболиную,
Да выходит старик из бела шатра,
Да уздал-седлал он добра коня,
Да уздал-то оседлал скоро-наскоро,
Скоро-наскоро да крепко-накрепко.
Да скочил-де стйрик на добра коня,
Да поехал Илья за богатырем,
Да он едет из утра день до вечера,
. Да и темную ночь до бела свету;
Да на другой-от день попущается,
Да другой день проехал из утра до вечера,
Да и темную ночь до бела свету,
Да догнал он богатыря в чистом поли,
Да из далеча-то Илья закричал по звериному,
Засвистал-де старик а по змеиному,
Да под богатырем конь на колени пал.
Да еде богатырь не оглянется,
Да бьет палкой коня по тучным ребрам:
— Ты несытая кляча конь а травяной мешок!
Еще что ты в поле птицы шарашишься,
Налетела-де ворона порозграялась.
Закричал Илья-то во второй након,
Да засвистал-де старик по змеиному,
Под богатырем конь а на колени пал,
Да оборачивал богатыры коня к Ильи Муромцу,
Да съехались оны ужо копьями,—
Только копья-ты в кольцах попригнулисе.
Да разъезд чинили на тридцати верстах,
Да съехались богатыри палками,
$
Только палки по щербням отвернулисе.
Соскочили оны со добрых коней,
Да схватились оны на рукопашной бой.
Да хватил неверной богатырь Илью Муромца,
Да шибал-де его о сыру землю,
Да и сам-де садился на белы груди,
Да вынимал из чинжалища вострой нож,
Да хотел ему пороть а груди белые.
Да и видит Илья, что беда пришла,
Поглядел он на ручку на правую,
На бою-де старику смерть не писана.
Да сокоплял Илья силу всю в одно место,
Да сшибал с себя богатыря в чисто поле.
Да выскочил он на резвы ноги.
Да *вйтил-де богатыря за желты кудри
Да шибал ево он под облаки,
Да назад-то он ево подхватывал,
Кабы-де ево не подхватывал,
Дак предал бы ему смерть ту скорую,
Становил-де богатыря противо себя,'
Да начал ево он выспрашивать:
— Скажи-тко, удалый дородний добрый молодец! •
Ты коей орды, ты коей земли,
Да котораго ты града урождение,
Да и как тебя зовут по именю?
Говорит молодец таково слово:
¦— Да нё знаю я себе родного батюшка.
Да одна у мня есть родная матушка,
Да старая девка Сиверьянична.
Говорил Илья-то таково слово:
— Да и съедешь ты к родной матери,
Да скажи-тко ты матери низкой поклон.
Да поехал молодец к своей матери,
Да встречает ево матушка родимая,
Да сама говорила таково слово:
,— Да ты что, Василий, приехал не весёл а с чиста поля?
Говорил-де Васька своей матери:
— Да государыни моя ты родна матушка!
Да наехал богатырь меня во чистом поле.
Да перво я было ево побил, сидел да на белых грудях,
Да хотел ему пороть а груди белые,
Да он меня сшибал во чисто поле,
Да ухватывал за желты кудри,
Да шибал-де меня под облаки,
Да назадь-то он меня подхватывал.
Кабы он, мать, не подхватывал,
Дак предал бы мне смерть ту скорую.
Говорила ему мать да таково слово:
— Да и ты, дитя моё милоё!
Да и тут-то тебе ведь уж отец родной.
Говорил-де Василей своей матери:
— Государыни моя ты рбдна матушка!
Да не хочу-де я слыть заугольником,
Да ему жить, а либо мне-ка жить.
Да обворачивал назадь добра коня,
Да поехал опять к Ильи Муромцу.
Да Илья Муромец, где бился, тут и опочив держать.
Да раздёргнван был ево бел шатёр,
Да закричал-де Васька зычным голосом:
— Да ты старая собака, седатой пёс!
Да выходи-тко ты а из бела шатра,
Тебе ведь жить, либо мне-ка жить.
Да ставал Илья на чеботы сафьянные,
Да на сини чулки кармазинные,
Да выходил Илья из бела шатра,
Да хватил-де богатыря с коня за желты кудри,
Да шибал-де он ево под облаки,
Да назадь-то ево не подхватывал,
Дак-предал ему смерть ту скорую.
Как ездил Илья Муромец во чистом поле,
Во чистом поле ездил за охвотою,
Стрелял Илья гусей да лебедей,
Стрелял малыих перелетных серых утушек,
Он не мог убить ни гуся, ни лебедя,
Ни малой перелетной серой утицы;
А встретилася калека, калека перехожая,
И говорит Илья таково слово:
— Ай же ты калека, калека перехожая!
Давно ль ты бывал на святой Руси,
На святой Руси, в славном Киеве,
Давно ль ты видел князя Владимира
Со стольною княгиною Апраксою?
Да спроговорит калека перехожая:
— Ай же старый казак Илья Муромец!
Недавно я был на святой Руси, третьеводни,
И видел я князя Владимира
Со стольною княгиною Апраксою;
Над нима несчастьице случилося:
Сидит татарин между князем и княгиною,
Не дает волюшки князю со княгиною думу подумати,
А голова у татарина, как пивной котел,
А глазища у татарина, как пивные чашыщи,
А нос-то у татарина, как кислой пирог,
А по греху учинилося:
В Киеве богатырей не случилося.
Спроговорит Илья, да Илья Муромец:
— Ай же ты калека, калека перехожая!
Молодца в тебе в два меня,
— з я
И силы-то у тебя в три меня,
А смелости нет и в пол-меня.
Скидывай ты платьице калечьское,
Скидывай-ко подсумочки рытаго бархата,
Скидывай-ко ты гуню Сорочинскую,
Разувай-ко лапотики шелковые,
И надевай платье богатырское,
Садись на моего добра коня
И поезжай-ка в Муром град
К тому подворью богатырскому.
И думал-подумал калека перехожая:
— Не дать Илье платьице, силой возмет,
Силой возмет, да мне-ка бок набьет.
И складывал подсумки рытаго бархата,
И скидывал он гуню Сорочинскую,
И разувал он лапотки шелковые,
И втыкнул он клюшку волжанку
Во матушку сыру земдю, —
И уходила та клюшка до коковочки;
И скидывал он шляпу греческую,
И одевал он платье богатырское,
Садился на добра коня.
И поехал во Муром град,
Ко тому подворью богатырскому.
Обувал Илья лапотики шелковые,
Одевал Илья гуню сорочинскую,
Одевал Илья подсумки рытаго бархата,
Одевал Илья шляпу греческую
И выдернул клюшку волжанку
Со матушки сырой земли...
Как скоро скажется, тихо деется...
И будет он в стольном городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира,
У него ли палат княженецкиих;
Закричал Илья громким голосом:
:Солнышко Владимир стольно-киевский!
Сотвори-ко мне милостыню:
Было бы калеке чего есть да пить,
Да чего калеке волочитися!
Тут татарин бросался по-плечь в окно:
— Ай же вы, горланы русские!
Что вы здесь заведали,
Что вы стали почасту учащивать?
Ступай-ко, калека, прямо во .высок терем.
Проходит' калека во высок терем,
Крест кладет по писаному,
• Поклон ведет по -ученому,
Здравствует князя со княгиною,
А тому ли татарину челом не бьет.
Говорит Идолище поганое:
— Ай же ты калека, калека перехожая!
Давно ль ты бывал на святой Руси,
Давно ль ты видел Илью Муромца?
Каков у вас есть Илья Муромец?
А мне бы Илью видеть надо,
Я бы клал Ильинку на долонь,
Я ударил бы другой долоныо сверху,
И сделал бы Ильинку как овсяный блин.
Говорит ему калека перехожая:
— Недавно я был на святой Руси, третьеводни,
И видел я Илью, Илью Муромца.
Илья есть мне братец названыий:
Он мне есть братец больший,
А я ему братец меньший.
Я за своего брата хочу постоять.
Это слово татарину не слюбилося:
Как схватил он со стола булатний нож
И кинул нож в Илью, Илью Муромца.
Тут-то Илье не к суду пришло:
Увернулся он за печку муравленую,
А нож-от улетел во стоечку,
Стоечка улетела в задний тын,
И задний тын весь пЪрассыпался.
Тут выходил Илья, Илья Муромец
Из-за печки, печки муравленой,
Как брал .через стол, дубовый стол
Брал татарина за' желты кудри,
И здынул его выше буйной головушки,
И бросил татарина о кирпичной иол.
И тут ему руки и ноги повыломал,
И глаза-то ему повыкопал,
И из платья вон повытряхнул.
Поехала Хупова та крынская,
Со земли российский,
И сама говорит таково слово:
— Здесь чорт — не борцы и не удалы добры молодцы!
Почто было рукама ломать?
Почто было глаз воротить?
всего статей: 204
