Начавшееся еще летом 1905 года социалистическое и аграрное движение в областях латышских продолжалось и осенью. Особенно же оно разыгралось после 17 октября, вплоть до начала декабря. Латышско-еврейские банды до того усилились в это время, что овладели несколькими значительными городами, например, Виндавой, Гольдингеном, Туккумом, Валком. Одна банда направлялась даже в город Ржицу Витебской губернии. Железнодорожное сообщение было надолго прервано в Курляндии и Лифляндии. Рига, Митава, Либава оказались отрезанными от Империи, и новоназначенному прибалтийскому генерал-губернатору Соллогубу пришлось с оружием в руках прокладывать себе путь из Двинска в Ригу.
В области эстонской главными очагами движения были Ревель и Юрьев. Хотя движение это далеко уступало латышскому в размерах и энергии, однако и эстонские крестьяне разгромили прошлой осенью до ста рыцарских замков.
И латыши, и эстонцы на своих съездах выражали намерение организоваться в виде автономных республик, находящихся в федеративных связях с Империей.
В противовес этим проектам, лифляндский ландтаг в особой записке к министру внутренних дел (в декабре 1905 года) рекомендовал правительству устройство в Риге особого Provinzialrat, то есть сейма для трех Остзейских губерний, призванного устранить обрусительную политику, заменив ее культом местных языков. Подробнее была сформулирована немецкая программа реформы в объявлениях Рижского и Юрьевского отделов Прибалтийской конституционной партии от 27 октября и 2 ноября 1905 года. Её суть заключается в автономии остзейской церкви и школы, а также органов местного самоуправления, причем особенно подчеркивается необходимость господства во всех видах школы местных языков, то есть главным образом немецкого, с одновременным вытеснением языка русского.
В число предположений Прибалтийской конституционной партии входит и переселение в эсто-латышские области возможно большего числа коренных немцев из Германии, чтобы обезопасить баронов от ненадежных латышей и эстов и сделать эти области действительным форпостом германизма на востоке. Очевидно, это было бы частью того политического плана, который в ноябре 1905 года был опубликован в берлинской газете «Zukunft» известнымн немецким публицистом Карлом Енчем и которого главные пункты заключаются в следующем:
- Включить в Германию Цислейтанию, под Габсбургами и без них;
- Отдать чехам внутреннюю Чехию и Моравию;
- Объявить независимыми государствами Угрию, Хорватию, Семиградье, русскую Польшу с Галицией и Прибалтийский край, под протекторатом Германии4
- Подчинить ей Балканский полуостров, сделав Солунь немецким портом;
- Потребовать от России открытия её границы для немецкого ввоза и немецкой эмиграции, а в случае отказа – немедленно разгромить ее, не смущаясь устарелыми преданиями о скифском походе Дария и об отступлении Наполеона I;
- Наводнить Россию немецкими интеллигентами, немецкими ремесленниками, сельско-хозяевами, которые могут очень дешево скупить у русских дворян и крестьян землю и воспользоваться для обработки ее дешевым трудом славянских батраков; группы немецких колоний организовать в виде маленьких республик, защищаемых немецкой милицией под руководством германских офицеров;
- Направлять дело так, чтобы эти республики заняли постепенно место разлагающейся России;
- а наконец, сомкнуть круг немецких завоеваний присоединением Малой Азии, Сирии, Месопотамии.
Но так как на пути к осуществлению всех этих немецких мечтаний стоят, сверх сил русского государства, антипатии к немцам латышских и эстонских батраков и арендаторов, то нужно было прежде разгромить и терроризировать последних. Эта цель была достигнута в течение декабря 1905 года и января 1906 года нашими карательными отрядами, которые пронеслись грозой над тремя губерниями и разогнали или уничтожили хозяйничавшие там шайки.
В среде жмудяков и литвинов революционное движение проявилось осенью 1905 года главным образом в Ковенской губернии, особенно в смежных с Курляндией уездах Новоалександровском, Поневежском и Шавельском, а затем в Вилькомирском и многих других. Главным притоном революционеров был город Поневеж.
Еще в сентябре 1905 года две волости Поневежского уезда прекратили жалование русским учителям и запретили своим детям в школы, с угрозами за неисполнение. С 19 октября начались разгромы училищ и изгнание учителей. Всего было насильственно закрыто в Ковенской губернии 117 училищ, при чем учителя были изгнаны и имущество многих уничтожено.
Одновременно с тем изгоняемы были из Жмуди русские чиновники, писари, старшины и даже простые крестьяне, особенно старообрядцы. Прогнаны были и монахини Антоленского женского монастыря, с ученицами состоявшей при нем школы.
Вероисповедный характер этого движения, поощряемого ксендзами, виден из того, что во многих местах учителям предложен был выбор между принятием католицизма или изгнанием.
Вместо изгнанных учителей, писарей. Старшин назначаемы были новые из жмудяков.
Политические стремления жмудских и литовских вожаков были сформулированы на их Виленском съезде (31 октября – 2 ноября 1905 года) в постановлении, представленном графу Витте и напечатанном в «Правительственном Вестнике» 10 ноября 1905 года. Вот текст этого постановления:
- Литовцы, признавая, что обитаемая ими территория, с исторических времен, обнимает так называемая «литовские губернии» Северо-Западного края: Виленскую, Ковенскую, Гродненскую, часть Курляндской и причисленную со времен Венского конгресса к «Царству Польскому» Сувалкскую губернию, считают таковые в этнографическом отношении, литовскими, живущих в этих г уберниях между литовцами поляков, евреев, русских и других – пришельцами позднейших времен, а белорусов – славянизированными литовцами, и поныне живущих в селах с литовскими названиями и литовской архитектурой.
- Желая в широких размерах пользоваться прирожденной человеку свободой и вместе с тем дать возможность участвовать в ней и другим народностям, живущим с ними, литовцы требуют широкой автономии своей родины, с учредительным сеймом в старинной столице Литвы, Вильне, дабы самим, через своих представителей, судить о нуждах своей родины.
- Признавая таким образом, обитаемую ими землю историческим наследием своих предков, литовцы не отказывают другим народностям, проживающим между ними, в тех же правах, которыми они, аборигены этих мест, будут пользоваться, и протестуют против всякого насилия и посягательства той или другой из них на свой язык, политическую свободу, вероисповедание и прочее.
- Литовцы требуют себе и другим народностям Литвы прав доступа к общественным и государственным должностям, неограниченного приобретения недвижимостей, прав общения (союзов и собраний), равенства перед законом, и права, при посредстве всеобщих и прямых выборов с тайной и равной подачей голосов, участвовать, через своих представителей, в литовском сейме в городе Вильне и в общеимперском парламенте.
- При введении в Царстве Польском автономии, Сувалкская губерния, как населенная литовцами, должны быть присоединена, в административном отношении, к Литве, как она принадлежала к ней о времена первого раздела литовско-польской Речи Посполитой. Против присоединения этой губернии к автономной Польше, то есть к сфере польского влияния, литовцы протестуют.
Несколько позже, 22-23 ноября, в Вильне состоялся новый съезд жмудяков и литвинов, на котором были прияты более радикальные решения, каковы, например:
- Борьба против царской власти;
- Требовать автономии Литвы, с сеймом, избранным по четырехчленной формуле, без различия пола, веры и народности, на территории нынешней этнографической Литвы, с тяготеющими к ней окраинами, со включением Сувалкской губернии;
- С Россией Литва должна состоять в федеративных отношениях;
- Для достижения этих целей жмудяки и литвины должны объединиться между собой и с прочими народностями, разрушающими старый режим, не платить податей, закрывать монопольки, не пускать детей в русские школы, не признавать гминных судов и других правительственных учреждений, не давать рекрутов, устраивать забастовки по городам и селам;
- В волостях, училищах, костелах вводить родной язык;
- Выразить сочувствие тем литовским ксендзам, которые борются с полонизаторами в церкви, особенно в Виленской католической епархии(епископ барон Рооп).
Несколько позже, 23 ноября 1905 года в Вильне состоялся съезд литовского (католческого) духовенства, также высказавшийся против непрошенной опеки поляков.
Нигде, быть может, волны нашего «освободительного движения» не расходились так высоко, как в Польше. Они выражались не только в фабричных, железнодорожных и почтовых забастовках, но и в уличных демонстрациях, между которыми особенно памятны варшавские от 18 до 20 октября 1905 года. Сотни тысяч народа ходили по улицам со знаменами церковными и гражданскими, на которых красовались польские орлы и другие эмблемы Речи Посполитой. То же повторилось в Люблине и других губернских, а также многих уездных городах Польши. Состоялись резолюции об изгнании русского языка и русских чиновников и замене их польскими. Много было и убито в ту пору русских людей военного и гражданского звания.
По всей вероятности, дело окончилось бы таким же мятежом, какой случился в 1830 и 1863 году, если бы в начале ноября в Варшаве не пронесся слух, что «прусаки идут». Напечатанной об этом статьи в «Газете Польской» от 2 ноября 1905 года было достаточно, чтобы забастовки немедленно прекратились, а уличные демонстрации сменились дипломатическими сношениями польских демократов и аристократов с русскими общественными и государственными деятелями.
3 ноября из Варшавы уехали в Москву делегаты прогрессивно-демократической партии, чтобы потребовать от ноябрьского съезда наших кадетов признания польской автономии. Под последнею разумелось право поляков, в границах Царства Польского, устанавливать особые законы на варшавском сейме, иметь особый бюджет, особую администрацию, школы, конечно, при безусловном господстве в них польского языка. Связь же с Россией по этой программе выражалась бы только в общности верховной власти, внешних сношений, армии и флота, таможенной линии, железнодорожных тарифов и почтово-телеграфного дела.
Кроме того, проектировано было посылать в Государственную Думу некоторое количество польских депутатов, избираемых либо сеймом, либо непосредственно жителями Польши. Программа эта была почти без споров принята московскими земцами, с добавлением лишь пункта об исправлении границ Царства, в интересах малорусов и литовцев.
Впоследствии, в галицкой газете «Dziennik Polski» (№ 578) появилась статья одного из членов польской делегации в Москву, Сигизмунда Балицкого, где он рассказывает о своих впечатлениях, вынесенных из московского съезда земцев. Когда там поднят был вопрос об автономии Польши, то съезд оказался, по словам Балицкого, «бесконтрольною толпою», «собранием наивных, поддающихся всякому внушению, не имеющих определенных убеждений, людей»… Заготовленные, господами Врублевским и Ледницким еще в Варшаве речи, хотя они имели-де более литературный, чем политический характер, и рассчитаны были на эффект громкими, но бессодержательными фразами, привели-де в такой восторг, простодушных москалей, что они были бы не прочь вместо титула «Всероссийский Император и Царь Польский» употреблять титул «всепольский император и великий князь московский».
На польскую автономию и свободу очень своеобразный свет бросают события, вызванные в Холмщине сначала актом о свободе веры, изданных 17 апреля, а затем освободительным манифестом 17 октября. Под влиянием этих актов, польские помещики и ксендзы воздвигли гонение на всех православных людей Холмщины и Подляшья, с требованием немедленного перехода в католицизм. Не подчинившиеся этому требованию русские люди – арендаторы, управляющие, лесничие, батраки – должны были оставить польские имения, майораты, фольварки и искать себе другого хлеба.
По примеру панов и польские поселяне воздвигли гонение на своих православных соседей, уничтожали их посевы, сжигали дома и сараи, закрывали доступ к храмам, разгоняли молящихся, отымали кладбища, выбрасывали надгробные памятники и разрушали школы. И все это делалось при полном безучастии русской администрации и судов, которые считали все польские насилия и бесчинства, совершаемые на вероисповедной почве, как бы оправданными указом о свободе веры!
Неудивительно, что, под гнетом такого насилия с одной стороны и преступного бездействия с другой, более ста тысяч искони русских людей вынуждены были, для спасения своей жизни, объявить себя католиками и поляками!
В декабре 1905 года снаряжена была Холмскою Русью в Петербург особая депутация, с целью ходатайствовать перед Государем Императором о спасении этого остатка свято-владимирской Руси за Бугом от конечной гибели. И действительно, ей предоставлено ныне право избрать в Государственную Думу особого депутата от православного населения Люблинской и Сидлецкой губерний.
Но другое, более важное ходатайство упомянутой депутации – о выделении Холмщины и Подляшья в особую губернию и включения ее в состав Виленского или Киевского генерал-губернаторства – доныне остается неудовлетворенным. Равным образом, ничего не сделано для улучшения материального положения прогнанных польскими помещиками арендаторов и батраков православного исповедания, хотя в этой области имеется достаточно русских майоратов, владельцы которых охотно распродали бы часть последних русским безземельным крестьянам, при посредстве крестьянского банка.
Таким образом, благодаря нерешительности и преступному бездействию нашей администрации, судьба русского населения в Холмщине и Подляшье представляется вовсе не обеспеченною.
Хотя Белая Русь не входит в состав Польши и находится в непосредственном соприкосновении с великорусскими центрами Империи, однако в последнее время и там обнаружились явления, указывающие на сильный рост польщины. Во многих православных приходах, особенно в Виленской губернии под влиянием польской агитации, совершены были нафанатизированные польскими крестьянами нападения на православные церкви и селения, с требованием перехода в латинство. Это случилось, например, в селениях Островец, Желядь, Засвирье, Сморогонь и многих других.
В селе, например, Сморогонь толпа католиков ночью 1 ноября 1905 года ворвалась в православный храм, разломала двери, уничтожила иконостас, а иконы, священные облачения и сосуды разбросала по земле, чтобы ветер очистил их от прикосновения схизматических рук. В самой Вильне возникло тайное общество, задавшееся целью преобразования в костелы до 80 православных церквей, в том числе Виленского кафедрального собора и Свято-Троицкого монастыря, под предлогом, что они были некогда униатскими.
Под влиянием этой агитации и интриг до 20000 православных белорусов перешли в католицизм, главным образом в Виленской епархии. Правда, переход этот в большинстве случаев не был искренним и впоследствии многие из отпавших возвратились в православие, но интрига не прекратилась и грозит опасностью в будущем.
О настроении польского духовенства в Белоруссии, с его наиболее видным представителем виленским епископом фон Роопом во главе, можно судить по опубликованной под эгидою этого епископа политической программы «конституционно-католической партии» для Литвы и Белой Руси.
Эта программа требует:
- Возвращения католикам всех отнятых у них некогда, за участие в бунтах, католических монастырей и костелов, а равно конфискованных за то же церковных капиталов;
- Упразднения Петербургской римско-католической коллегии;
- Совершенно независимого от правительства назначения католических епископов;
- Полной свободы учреждения в России всех католических орденов и конгрегаций;
- Полной автономии местного управления Литвы и Белороссии, при участии в этом управлении только местных уроженцев;
- Господства местных языков в школах и управлении, с допущением русского только в центральном управлении и в армии;
- Образования особых католических полков, которые никогда не выводились бы из края.
Что касается центрального правительства, то епископ Рооп и его единомышленники предоставляют последнему лишь наблюдение за местным самоуправлением, да еще обязанность снабжать малоземельных белорусов казенною землею и обеспечивать рабочих под старость пенсиями не из местных, а из государственных средств. При этом сделана оговорка, что во главе русского центрального управления должно быть представительство, в состав которого поляки имеют занять подобающее место. Программа эта показалась генерал-губернатору Кршивицкому столь преступное, что он воспретил её распространение. Это не помешало однако названному епископу и многим его мамелюкам войти в Государственную думу.
Для характеристики украинского народного движения в период смут крайне интересными представляются события, разыгравшиеся в городе Нежин, по поводу обнародования Высочайшего манифеста от 17 октября 1905 года. 18 октября толпа демонстрантов из гимназистов, лицеистов и евреев устроила шествие по городу с красными флагами, причем, произносились речи, призывавшие к борьбе с правительством. Во время этих шествий толпа ворвалась в здание суда и техническое училище, где ею были изорваны портреты Государя Императора. В этот же день вечером в Филологическом институте был назначен митинг. В собравшейся толпе было немало и крестьян, приглашенных с целью распространения по деревням революционных постановлений митинга.
Возмутительно содержание произносившихся на этом митинге открыто, на дворе института, речей быстро распространилось по городу и вызвало еврейский погром. Дня два спустя, 21 октября, по окончании торжественного богослужения в местном соборе, огромная толпа народа, до 3000 человек, преимущественно из крестьян окрестных деревень, направилась с церковными хоругвями и несколькими портретами Государя в здание Филологического института. Двери были открыты и народ заставил студентов, взяв из актового зала портрет Государя, идти с ним на площадь к собору, спением народного гимна. У здания городской управы народ потребовал немедленной отправки Государю телеграммы, с ходатайством закрыть институт, « ибо студенты не хотят учиться, а только бунтуют, да Царя ругают; не треба нам студентов и жидов».
По прибытии на площадь раздалась команда: «бунтовщики на колени! Присягать! Жиды особо!» студенты, стоя на коленях и подняв правые руки, громко произносили требуемую клятву: «не бунтовать, Царя уважать». Затем по одиночке, они должны были подходить к портрету, становиться на колени и целовать его. Этому требованию должны были подчиниться и один профессор института, один городской судья и один полицейский надзиратель. Тем же порядком приводились к присяге и евреи. Потом толпа потребовала список «всех демократов», разыскала их и привела к присяге. Некоторые из ораторов прежних митингов были арестованы толпою и отведены в тюрьму. Затем произведено разоружение евреев, причем передано было жандармам до 100 револьверов. Вся эта контрреволюция произведена была без капли крови.
Судя по этому образцу, можно утверждать, что и во всех остальных украинских городах действия «черной сотни» не сопровождались бы кровопролитием, если бы «студенты и демократы» отнеслись также почтительно к носителям церковных знамен и царских портретов, как в Нежине. К сожалению, этого не случилось, почему контрреволюция во многих южно-русских городах, особенно в Киеве, Одессе, Харькове, сопровождалась убийствами и пожарами.
Не менее государственного смысла и верности России обнаружили в период смуты и бессарабские молдаване.
Если же в последнее время приходилось читать и слышать о требовании малорусами введения в низшие и даже в средние и высшие школы преподавания на малорусском наречии, то это исходило не от народных масс, а от некоторых слоев украинской интеллигенции, действующих под влиянием поляков, евреев, галицких сепаратистов и, вообще, западной интриги.
Обширная роль евреев в смутах нашего «освободительного движения» с особой силой выразилось осенью 1905 года, притом не в черте еврейской оседлости, то есть в западных окраинах России, но и по всей Империи. Они были главными деятелями сентябрьских и октябрьских митингов; они же устраивали по всем городам уличные демонстрации, с красными и черными флагами, а во многих местах, с уничтожением царских портретов, захватом городских дум, устройством народной милиции.
Из среды евреев, особенно их революционного союза «бунд», выходили многие убийства, направленные против высших и низших органов государственной власти. Евреи же были главными агитаторами в рядах солдат и матросов, главными деятелями и мятежей черноморского флота. Этим главнейше объясняется озлобление против евреев, выразившиеся в октябрьских (после 18 октября) погромах, имевших места в Киеве, Одессе, Харькове и многих других городах юго-западного края.
Когда же усмирение октябрьских и ноябрьских мятежей, особенно же Московского бунта, в котором евреи также играли некоторую роль, - начались в России приготовления к выборам в Государственную думу, то и здесь евреи оказались отлично организованными агитаторами. Часть их, именно «бундисты», заняли при этом отрицательное положение и бойкотировали выборы в Думу, особенно в Царстве Польском и некоторых западно-русских городах. Но большинство приняло в выборах активное участие, под флагом то нашей кадетской партии, то национально-еврейского сионизма. Как ценным считалось участие евреев в агитации кадетов, видно из того, что последние уступили евреям по одному месту в каждой из двух столиц (господа Винавер и Герценштейн).
Все же евреи натолкнулись на этих выборах на антагонизм населений более с ними знакомых в черте оседлости, особенно белорусов, малорусов и поляков, благодаря чему евреям удалось провести в Государственную думу не более дюжины членов, которые вдобавок распались на две части: шесть депутатов, с господином Винавером во главе, решили ратовать и далее за еврейские интересы под кадетским флагом, а шесть других, с виленским раввином сионистом Левином во главе, образовали особый еврейский клуб, с национальною программою. Можно, конечно, предвидеть, что обе группы еврейских депутатов будут только идти отдельно, а сражаться вместе.
Какова же их общая цель – это выражено на майском съезде «союза полноправия евреев в России» господином Винавером, заявившим, что приблизился наконец день, которого столько веков ждали русские евреи, именно внесение в Государственную думу законопроекта о равноправии евреев.
всего статей: 138
