Одним из первых признаков глобализации было то, что несколько развивающихся рыночных экономик, преимущественно на Ближнем Востоке, стали, как магнит, притягивать к себе мигрантов из других частей мира. В 2010 году в Объединенных Арабских Эмиратах иностранцы составляли 90 процентов рабочей силы, в Катаре и Кувейте – свыше 80 процентов, в Саудовской Аравии – 50 процентов. Во время экономических спадов власти настоятельно рекомендовали фирмам первыми увольнять иностранцев. В Бахрейне, где 80 процентов рабочих мест в частном секторе занимали иностранцы, рабочая виза стоила 200 бахрейнских динаров (530 долларов США); кроме того, работодателям приходилось ежемесячно отчислять в казну по 10 динаров за каждого иностранного работника. В 2009 году правительство разрешило иностранцам менять спонсора‑работодателя – при этом иностранному работнику давалось четыре недели на новое трудоустройство, в противном случае он должен был покинуть Бахрейн.
Мигранты – это легкая пехота мирового капитализма. Почти все они соперничают друг с другом за рабочие места. Большинство мирится с краткосрочными контрактами, низкими зарплатами и малочисленными льготами. И этот процесс не случайный, он носит системный характер. Резиденты заполняют собой мир.
Для понимания сути кризиса глобальных преобразований и возросшего давления на прекариат необходимо разобраться в том, как глобальное рыночное общество воздействует на наше ощущение времени.
У каждого века – свой специфический взгляд на то, что считать работой, а что – нет. Двадцатый в этом отношении заблуждался, как и все предыдущие. В Древней Греции трудились рабы и «банавсои» – чужаки, неграждане. Труженики обладали «гарантией занятости», но, как отмечала Ханна Арендт (Arendt, 1958), в восприятии греков это было бременем, поскольку только ничем не связанный человек был по‑настоящему свободным – это чувство хорошо знакомо современному прекариату.
Прежде чем мы продолжим рассматривать понятие работы, обратим внимание на историческую перемену, которая непосредственно связана с этим понятием. Классическое различие между рабочим местом и домом появилось в индустриальную эпоху. В промышленном обществе, с созданием нынешних правил регулирования рынка труда, введением трудового законодательства и системы социального страхования, нормой были фиксированные рабочие места. Пролетарии отправлялись на эти рабочие места ранним утром либо к началу своей смены – это могла быть фабрика, шахта, строительная площадка или верфь, – а чуть позднее туда же приходили служащие (салариат). Эта модель теперь развалилась.
В открытом третичном обществе уже не работает старая, индустриальная, модель распределения времени, для которой было характерно бюрократическое управление, осуществлявшееся на крупных фабриках и в конторах. Важно не огорчаться по этому поводу, а понять, что слом старой системы оставил нас вообще без какой‑либо устойчивой временной структуры. С товаризацией персональных услуг, включая большинство форм ухода, теряется различие между разными видами деятельности, свойственными большинству людей.
Третичное общество давит на прекариат, заставляя его трудиться не покладая рук, и в этом одна из особенностей нашей эпохи. Относящиеся к прекариату люди могут работать по совместительству в нескольких местах, отчасти из‑за понижения уровня зарплат, отчасти из‑за желания снизить риск и повысить гарантии.
всего статей: 100
