Национальный спутник

Мои предыдущие посты могут создать у вас впечатление, что мы находимся в безвыходной ситуации. Выход есть, он там же, где и вход. Это значит, что решать проблемы надо купированием причин их вызвавших. Не болтовней и отчётами, а действиями.

Давайте попытаемся спрогнозировать развитие межэтнических отношений в России. Какими они потенциально могут быть в будущем? За основу наших изысканий возьмём существующий на данный момент опыт: Русское Царство, Российская Империя, Советский Союз, Российская Федерация. Начнем с отрицательного экскурса.

Религия меньшинств не признаёт сложности мира. Она пытается отрицать то естественное разнообразие, которое свойственно жизни: разницу между уголовным преступлением – и нравственно сомнительной ситуацией, великим романом – и биографией его автора, восприятием некоторых событий лет триста назад – и сейчас, искусством – и политической пропагандой, высшим образованием – и благотворительностью, личной жизнью – и общественным делом, великими бедами и катастрофами – и нелепыми мелочами.

В истории русской культуры первой половины прошлого века есть четыре господина, которых я не просто люблю как авторов (я много кого люблю), но мне еще и очень близки их взгляды на многое, хоть и не на все. Это Розанов, Шульгин, Пришвин и Булгаков. Но вот что интересно: отношения этих авторов с интеллигентной общественностью, и тем самым кэнселингом, который она неизменно производит на протяжении столетий. С Розановым проще всего. Его распинали ровно как Трампа и Вуди Аллена, выгоняли и позорили. Шульгин для общественности пребывал в статусе "дно - и тут снизу постучали", но если Розанов - дно, то он был снизу.

Грустная особенность русского национального - или, если угодно, русского патриотического чувства - состоит в том, что оно не складывается в матрешку. Вокруг нас живет много народов, каждый из которых имеет возможность соединить свое представление о самих себе, о своей гордости и особости - с чем-то другим, вложить себя - но не теряя себя - во что-то большее, и чувствовать себя заодно, сообща, под крылом. Мы и Европа. Мы и Америка. Мы и Азия. Мы и ислам. Мы и прогрессивные ценности. Мы и Россия (устаревающий жанр, но и он был когда-то). Мы и дядя. Дядя придет, дядя вам покажет. У русского дяди нет.

Россия середины двадцать первого века (как это странно звучит) давно разлюбила утопии – те, которыми она так прославилась сто лет назад, и за которыми она следовала до космических шестидесятых. Редко-редко ещё раздаются какие-то экзотические, одинокие голоса, вещающие о том, что мы, мол, это «всемирная империя», что «наша миссия – это справедливость», нам надо на юг, на восток, на край света, на Марс, и что русский человек для того и живёт, чтобы исполнить чью-то прихотливую фантазию – и неважно, коммунистическую, военную, научную или сектантскую. Но это, повторюсь, редкость, это теперь вестник цирка, а не будничный, массовый сдвиг. Россия с китчевых американских картинок – ракета, медведь, борода, танк, балалайка, то ли к сердцу прижмет, то ли водки нальёт, – кончилась навсегда.

С идеей "Советский Союз - освободитель народов от коричневой чумы, а народы - неблагодарные сволочи" - есть три большие проблемы. Первая из них состоит в том, что Советский Союз, освободив эти народы, не вернулся в свои границы, а поставил эти земли под свой контроль. Можно сказать: позвольте, но американцы ведь тоже не вполне уехали домой, а остались в Европе своими военными базами, влиянием etc. И это так, но - те правила игры, которые предложили в политике, экономике и культурной жизни Европе американцы, были намного свободнее и приятнее для европейских народов.