Архивы сайта iamruss.ru за 2015 год

Поехал Михайло Дородович,
Поехал гулять во чисто полё,
И выехал на гору высокую,
Розвертывал трубку подзорнюю,
Глядел-смотрел во чисто поле.
Увидел он там три знаменья:
Первое знамя белым-бело,
Другое знамя красным-красно,
Да и третьё-то знамя черным-черно.
Как поехал Михайло Дородович
Ко тем-то ко трём он ко знамечкам,
Начал ево бурушко поскакивать,
Из-под копыт-то он долы вымётывать
По целой овчины барановой.
Приехал ко тем ко трем ко знамениям,
И первое знамя стоит бел шатер,
А другое знамя на шатри маковка,
А третье-то знамя стоит ворон конь.
И соходил Михайло со добра коня,
И надовал коню пшена белоярова,
А и сам он зашол во белой шатер.
Во белом шатри удалой доброй молодец,
Уж он многима ранами раненой.
И как спросил он удала добра молодца:
— И ты удалой дородний добрый молодец!
Уж ты где-ка бит, гда-ка раненой?
Как сказал ему удалой доброй молодец:
— Уж был я во лугах во Кургановых,
Ино я бился с погаными татарами,
И наконец мне-ка измена состояласе,
И у туга лука тетивка порываласе
Булатняя палица поломаласе,
Копьё в череню поросшаталосе,
И востра сабля пополам переломаласе.
Тут обступили поганые татарове,
Тут меня били да ранили.
Как выходит Михайло из бела шатра,
Садился Михайло на добра коня,
Розвёртывал трубку подзорнюю,
Он смотрел во луга во Кургановы.
Уже сколько стоит лесу темнаго,
Да и столько поганых татаровей,
Да и сколько в чистом поли кувыль травы,
А тово боле поганыих татаровей.
И тут-то молодца страх-от взял.
— Как куда мне-ка ехать, куда коня мне гнать?
Как ехать мне в луга, так убиту быть,
А домой мне-ка ехать, нечим хвастати.
И как поехал он в луга во Кургановы,
И уж он луком перебил силы сметы нет,
Копьем переколол силы сметы нет,
Да и-палицей прибил силы сметы нет,
Да и саблей перерубил силы сметы нет,
И наконец тово измена состояласе,
И у туга лука тетивка порваласе,
Булатняя палица поломаласе,
Конье в череню расшаталосе,
Востра сабелька пополам переломиласе,
И обступили поганые татарове,
Да и хочут добра молодца с коня стащить.
Ино ево была головушка удалая,
Да и вся была натура молодецкая.
Как скочил Михайло с добра коня,
А хватал он поганого татарина
За его ли за поганые за ноги,
Начал он татарином помахивать,
Куда махнёт — туды улица,
Назадь отмахнё — переулочек.
И то оружьё по плечу пришло,
Прибил он татар до единого,
И уж он сам сказал таково слово:
— И ты родись-ко головушка удалая,
А худа голова бы лучше не была.
Садился Михайло на добра коня,
Поехал Михайло ко белу шатру,
И как приехал Михайло ко белу шатру,
Надавал коню пшена белоярова.
И заходит Михайло во бел шатер,
И спросил Михайло добра молодца:
— Ты удалой дородний доброй молодец!
Ты которого отца, которой матери?
Я твому бы отцу ведь поклон отвёз.
И как сказал ему удалой доброй молодецз
— Как по имени зовут меня Федором,
А по отечеству Федор Дородович,
А больше я с тобой говорить не могу
И как тово часу молодцу смерть пришла,
А сказал тут Михайло Дородович:
— Да и видно ты родимой мне брателко,
Да и старшой-от Федор Дородович.
Да и предал он его тело сырой земли,
А своим он родителям поклон отвёз.

Из того было из города из Крякова,
С того славнаго села да со Березова,
А со тою ли со улицы Рогатицы,
Из того подворья богатырского,
Охвочь ездить молодец был за охвоткою;
Ай стрелял-то да й гусей лебедей,
Стрёлял малых перелетных серых утушок.
То он ездил по роздольицу чисту полю,
Целый день с утра ездил до вечера,
Да и не наехал он ни гуся он ни лебедя,
Да й не малого да перелетнаго утенышка.
Он по другой день ездил с утра до пабедья,
Ен подъехал-то ко синему ко морюшку,
Насмотрел две белых две лебедушки:
Да на той ли как на тихоей забереги,
Да на том зеленоем на затресьи
Плавают две лебеди, колыблются.
Становил-то он коня за богатырскаго,
А свой тугой лук розрывчатой отстегивал
От того от праваго от стремечка булатнёго,
Паложил-то он и стрелочку каленую,
Натянул тетивочку шелковеньку,
Хотит подстрелить двух белыих лебедышок,
Воспроговорили белые лебедушки,
Проязычили языком человеческим:
— Гы удаленькой дороднёй добрый молодец.
Ай ты славная богатырь святорусский!
Хоть нас подстрелишь двух белыих лебедушек,
Не укрятаешь плеча могучаго,
Не утешишь сердца молодецкаго.
Не дви лебеди мы есть да не дви белыих,
Есть две девушки да есть две красныих,
Две прекрасныих Настасьи Митриёвичны.
Мы летаем-то от пана поганаго,
Мы летаем поры времени по три году,
Улетели мы за синеё за морюшко.
Поезжай-ко ты в роздольице чисто поле,
Да й ко славному ко городу ко Киеву,
Да й ко ласкову князю ко Владымиру:
Ай Владымир князь он ест-то пьет и проклаждается
И над собой незгодушки не ведает.
Как поедешь ты роздольице’м чистым полем,
Да приедешь ты к сыру дубу крякновисту,
Насмотри-тко птицу во сыром дубе,
Сидит птица черной ворон во сыром дубе,
Перьице у ворона черным черно,
Крыльицо у ворона белым бело,
Перьица роспущены до матушки сырой земли.
Молодой Петрой Петрович королевской сын
На коне сидит, сам пороздумался:
— Хоть-то подстрелю двух белыих лебедушок,
Да й побью я две головки бесповинныих,
Не укрятаю плеча могучаго,
Не утешу сердца молодецкаго.
Ен сымает эту стрелочку каленую,
Отпустил тетивочку шелковеньку,
Ай свой тугой лук розрывчатой пристегивал
Ай ко правому ко стремечки булатнёму,
Да й поехал он роздольицем чистым полем
Ай ко славному ко городу ко Киеву.
Подъезжал он ко сыру дубу крякновисту,
Насмотрел ён птицу черна ворона;
Сиди птица черный ворон во сыром дубе
Перьицо у ворона черным черно,
Крыльицо у ворона белым бело,
Ай роспущены перьица до матушки сырой земли:
Эдакою птицы на свети не видано,
Ай на белоем да и не слыхано.
Молодой Петрой Петрович королевской сын
Он от праваго от стремечки булатнёго
Отстянул свой тугой лук розрывчатой,
Наложил ён стрелочку каленую,
Натянул тетивочку шелковеньку,
Говорил-то молодец да й таковы слова:
— Я подстрелю эту птицу черна ворона,
Его кровь-то росточу да по сыру дубу,
Его тушицю спущу я на сыру землю,
Перьицо я роспущу да по чисту полю
Да по тою долинушке широкою.
Воспроговорил-то ворон птица черная,
Испровещил да языком человеческим:
— Ты удаленькой дородний добрый молодец,
Славныя богатырь святорусский!
Ты слыхал ли поговорю на святой Руси:
В кельи старця-то убить — так то не спасеньё,
Черна ворона подстрёлить — то не корысть получить,
Хоть подстрелишь мене птицю черна ворона,
И поросточишь мою кровь ты по сыру дубу,
Спустишь тушицю на матушку сыру землю,
Не укрятаешь плеча да ты могучаго,
Не утешишь сердця молодецкаго.
Поезжай-ко ты во славной стольнёй Киев град,
Да й ко славному ко князю ко Владымиру,
Ай у славнаго-то князя у Владымира
Есть почестей пир да й пированьицо,
То он есть да пьет да й проклаждается,
Над собою князь незгодушки не ведает:
То ведь ездит поляничищо в чистом поли,
Она кличет выкликает поединщика,
Супротив собя да й супротивника,
Из чиста поля да что наездника:
Он не даст ли мне-ка если поединщика,
Супротив меня да й супротивника,
Из чиста поля да что наездника,—
Розорю я славной стольной Киев град,
А ’ще чернедь мужичков-то всех повырублю,
Все божьи церквы-то я на дым спущу,
Самому князю Владымиру я голову срублю
Со Опраксией да королевичной.
Молодой Петрой Петрович королевской сын
На добром коне сидит-, сам пороздумался:
— То слыхал я поговорю на святой Руси:
В кельи старця-то убить, так то не спасеньё,
Черна ворона подстрелить, то не корысть получить;
Хоть я подстрелю-то птицу черна ворона,
Росточу-то его кровь да по сыру дубу,
Его тушицю спущу да й на сыру землю,
Роспущу то ёго перьице да й по чисту полю
Да по тою по долинушке широкою,—
Не укрятаю плеча-то я могучаго
И не утешу сердця молодецкаго.
Он сымает эту стрелочку каленую,
Отпустил тетивочку шелковую,
А свой тугой лук розрывчатой пристегивал
Ай ко правому ко стремячки к булатнёму,
На кони сидит да й пораздумался:
— Прямоезжею дороженькой поехать в стольнёй Киев град,
То не честь мне-ка хвала да й от богатырей,
Ай не выслуга от князя от Владимира,
А поехать мне дорожкой во чисто поле
Ай ко тою поляницищу удалою,
Ай убьет-то поляница во чистом поле,
Не бывать-то мни да на святой Руси,
А и не видать-то молодцю мне свету белого.
Он спустил коня да й богатырскаго,
Ен поехал по роздольицу чисту полю,
Ен подъехал к поляници ко удалою.
Оны съехалися добры молодцы да й поздоровкались,
Они делали сговор да й промежду собой,
Как друг у друга нам силушки отведати:
Нам розъехаться с роздольица чиста поля
На своих на конях богатырскиих,
Приударить надо в палици булатнии,
Тут мы силушки у друг другй отведаем.
Порозъехались они да на добрых конях
По славному роздольицу чисту полю;
Они съехались с роздольица чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Приударили во палици булатнии,
Они друг друга-то били не жалухою,
Со всей силушки да богатырский,
Били палицми булатнима да по белым грудям.
И у них палици в руках да погибалися,
Ай по маковкам да й отломилися;
Ай под нима как доспехи были крепкий,
Ени друг друга не сшибли со добрых коней,
Да й не били оны друг друга, не ранили,
Никоторого местечка не кровавили.
Становили молодци оны добрых коней
И они делали сговор да промежду собой,
Порозъехаться с роздольица чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих.
Приударить надо в копья муржамецкия,
Надо силушки у друг друга отведати.
Порозъехались с роздольица чиста поля
На своих на добрых конях богатырскиих,
Приударили во копья муржамецкия,
Они друг друга-то били не жалухою,
Не жалухою-то били по белым грудям.
У них копья-ты в руках да погибалися,
Ай по маковкам да й отломилися;
Ай под нима как доспехи были крепкий,
Ени друг друга не сшибли со добрых коней,
То не били оны друг друга, не ранили,
Никоторого местечка не кровавили.
Становили добрых коней богатырскиих,
Говорили молодцы-то промежду собой:
Опуститься надо со добрых коней
Ай на матушку да й на сыру землю,
Надо биться-то нам боем рукопашкою,
Тут у друг друга мы силушку отведаем.
Выходили молодци они с добрых коней,
Становилися на матушку сыру землю
Да й пошли-то биться боем рукопашкою.
Молодой Петрой Петрович королевской сын
Он весьма был обучен бороться об одной ручке
Подошел он к поляницищу удалою,
Да й схватил он поляницу на косу бодру.
Да й спустил на матушку сыру землю,
Вынимал-то свой он нож булатнюю,
Заносил свою да ручку правую,
Заносил он ручку выше головы,
Да й спустить хотел ю ниже пояса —
Права ручушка в плечах да застоялася,
В ясных очушках да й помутился свет.
То он стал у поляницы повыспрашивать:
— Ты скажи-тко, поляница, мне проведай-коз
Ты с коей Литвы, да ты с коёй земли,
Тобе как-то поляничку именём зовут
И удалую звеличают по отечеству?
Говорила поляница й горько плакала:
— Ай ты старая базыка новодревная!
Тоби просто надо мною насмехатися,
Как стоишь ты на моей белой груди
И в руках ты держишь свой булатний нож,
Ты хотишь пластать мои да груди белый,
Доставать хотишь мое сердцё со печеней.
Есть стояла я бы на твоей белой груди,
Да пластала бы твои я груди белый,
Доставала бы твоё да сердце с печеней,
Не спросила б я отця твоёго матери,
А ни твоего ни роду я ни племени.
Розгорелось сердце у богатыря
А у молода Петроя у Петровича.
Ен занес свою да ручку правую,
Ручку правую занес он выше головы,
Опустить ю хочет ниже пояса,—
Права ручушка в плечи да застояласе,
В ясных очушках да помутился свет.
То он стал у поляници повыспрашивать:
— Ты скажи-тко, поляница, мне проведай-ткоа
Ты коёй земли да ты коёй Литвы,
Тобя как-то поляничку именем зовут,
Тобя как-то звеличают по отечеству?
Говорила поляница таковы слова:
— Ай ты славныя богатырь святорусский!
Ай ты когда стал у меня выспрашивать,
Я стану про то тобе высказывать:
Родом есть из города из Крякова,
Из того села да со Березова,
Ай со тою ли со улицы Рогатицы,
Со того подворья богатырскаго,
Молодой Лука Петрович королевской сын.
Увезен был маленьким робеночком:
Увезли меня татара-ты поганый,
Да й во ту во славну в хоробру Литву,
То возростили до полного до возрасту;
Во плечах стал я иметь-то силушку великую,
Избрал коня соби я богатырскаго,
Я повыехал на матушку святую Русь
Поискать собе я отца матушки,
Поотведать своего да роду племени.
Молодой Петрой Петрович королевской сын
Ен скорешенько соскочит со белой груди,
То й берет его за ручушки за белый,
За него берет за перстни за злаченые,
То здымал его со матушки сырой земли,
Становил он молодця да й на резвы ноги,
На резвы ноги да й супротив собя,
Целовал ёго в уста он во сахарниц
Называл-то братцем соби родныим.
Ены сели на добрых коней, поехали
Ко тому ко городу ко Крякову,
Ко тому селу да ко Березову,
Да ко тою улицы Рогатицы,
К тому славному к подворью богатырскому;
Приезжали-то оны да й на широкой двор,
Как сходили молодцы они с добрых коней,
Молодой Петрой Петрович королевской сын
Он бежал скоро в полату белокаменну;
Молодой Лука Петрович королевской сын
Ай стал по двору Лука похаживать,
За собою стал добра коня поваживать.
Молодой Петрой Петрович королевской сын
Ен скоренько шел полатой белокаменной,
Проходил ён во столову свою горенку,
Ко своей ко родной пришел матушке:
-— Ай ты свет моя да й родна матушка!
Как-то был я во роздольице в чистом поли,
Да й наехал я в чистом поли татарина,
А кормил я ёго ествушкой сахарною,
Да й поил я ёго питьицем медвяныим.
Говорит ему тут родна матушка:
— Ай же свет моё чадо любимое,
Молодой Петрой Петрович королевской сын!
Как наехал ты в чистом поли татарина,
То не ествушкой кормил бы ты сахарною,
То не питьицем поил бы ты медвяныим,
Ай то бил бы ёго палицей булатнюю,
Да й колол бы ты ёго да копьем вострыим.
Увезли у тобя братця они родного,
Увезли-то ёны малыим робёночком,
Увезли его татары-ты поганый!
Говорил Петрой Петрович таковы слова:
— Ай ты свет моя да родна матушка!
Не татарина наехал я в чистом поле,
Ай наехал братця соби родного,
Молодца Луку да я Петровича,
Ай Лука Петрович по двору похаживат,
За собой добра коня поваживат.
То честна вдова Настасья-то Васильевна
Как скорешенько бежала на широкой двор,
Да й в одной тонкой рубашечке без пояса,
В одных тонкиих чулочиках без чоботов,
Приходила к своему да к сыну родному,
К молоду Луки да й ко Петровичу,
Ена брала-то за ручушки за беленьки,
За него-то перстни за злаченый,
Целовала во уста его в сахарнии,
Называла-то соби да сыном родныим;
Да й вела его в полату белокаменну,
Да вела в столову свою горенку,
Да й садила-то за столики дубовый,
Их кормила ествушкой сахарною,
Да й поила-то их питьицем медвяныим.
Они стали жить быть, век коротати.

Ай у солнышка да у Владимира
Пираваньицо было по третий день.
Солнышко идет на вечери,
А почестный пир идет на весели,
Вси-то на пиру да напивалиси,
Вси же на честном да наедалися,
Вси же на пиру и порасхвастались.
Испроговорит солнышко Владимир стольно-киевской:
— Нечем солнышку Владимиру похвастати.
Не повыправлёны дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Сидят же тут три русскиих могучиих богатыря:
Старый казак да Илья Муромец,
Молодой Добрыня сын Никитинич,
Михайла Потык сын Иванович.
Испроговорит Владимир стольно-киевской:
— Ай же вы три русскиих могучиих богатыря!
Старый казак да Илья Муромец,
Вы съездитё-тко в Каменну орду,
В каменную-то орду в большу землю,
Повыправьтё-тко дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Молодой Добрыня сын Никитинич!
Съездите-тко вы да нё в большу землю,
Не в большу-ту землю да в Золоту орду,
Там повыправьте-тко дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Третьии могучим богатырь да Михайло Потык
сын Иванович,
Ты съезди-тко в землю во Подольскую,
Там повыправь-ко ты дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
А богатыри они да призадумались
И повесили свои да буйны головы,
Утопили свои очи ясный
Да во тот же во кирпичен мост.
Испроговорит Михайла Потык сын Иванович:
— Что же вы богатыри задумались?
А держите-тко богатыри ответ же нынь.
Испроговорит казак да Илья Муромец:
— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
Отправляй-ко ты меня да во болыиу землю,
Во большую ту землю да в Каменну орду,
Там повыправлю да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Испроговорит Добрыня сын Никитинич:
— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
Отправляй-ко ты меня да не в болыиу землю,
Не в большую-ту землю да в Золоту орду,
Там повыправлю да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лег,
За тринадцать лет да с половиною.
А Михайло Потык сын Иванович
Он Владимиру да испроговорит:
— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
Отправляй-ко ты меня в землю во Подольскую,
Я повыправлю да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Первый русский могучий богатырь,
Старый казак да Илья Муромец,
Ставае он по утрышку ранёхонько,
Умывается он да и белехонько,
Снаряжается да хорошохонько,
Он седлае своего добра коня,
Кладывае он же потнички на потнички,
А на потнички кладе войлочки,
А на войлочки черкальское седелышко,
Подтягиват двенадцать тугих подпругов,
Тринадцатый-тот клал да ради крепости,
Чтобы во чистом поли доброй конь же с-под седла
не выскочил
Добра молодца в чистом поли не выронил.
Видли добра молодца-то сядучи,
Тут не видли да удалого поедучи.
Не дорожкамы поехал, не воротамы,
Через ту стену поехал городовую,
Через тую было башню наугольную,
Да к тому кресту поехал Леванидову.
Тут богатырь опочив держал.
Другий русский могучий богатырь,
Молодой Добрынюшка Никитинич,
Он ставае он по утрышку ранехонько,
Умывается было белехонько,
Снаряжается да хорошохонько,
Седлае своего добра коня,
Кладывае было потнички на потнички,
А на потнички кладе войлочки,
А на войлочки черкальское седелышко,
Подтягиват двенадцать тугих подпругов,
Он тринадцатый-тот клал да ради крепости,
Чтобы в чистом поли добрый конь же с-под седла
не выскочил
Добра молодца в чистом поли не вырс шл.
Видли добра молодца-то седучи,
А не видли да удалого поедучи.
Не дорожкамы поехал, не воротамы,
Через ту стену поехал городовую,
Через тую было башню наугольную,
Да к тому кресту поехал Леванидову.
Тут богатырь опочив держал.
А третий же русский могучий богатырь,
Михайла Потык сын Иванович,
Он ставае он по утрышку ранехонько,
Умывается было белехонько,
Снаряжается да хорошохонько,
Седлае своего добра коня,
Кладывае было потнички на потнички,
А на потнички кладе войлочки,
А на войлочки черкальское седелышко,
Подтягиват двенадцать тугих подпругов,
Он тринадцатый-тот клал да ради крепости,
Чтобы в чистом поли добрый конь же с-под седла
нс выскочил,
Добра молодца в чистом поли не выронил.
Видли добра молодца-то седучи,
А не видли да удалого поедучи.
Не дорожкамы поехал, не воротамы,
Через ту стену поехал городовую,
Черезу тую было башню наугольную,
Да к тому кресту поехал Леванидову.
Тут богатырь опочив держал.
Тут крестами да богатыри побратались,
Назвались да братьями крестовыми.
Испроговорит казак да Илья Муромец:
— Кто попрежде нас тут е повыправит,
К другому на стрету братцы поспевать.
Тут простилиси да оны братьица.
Старый казак да Илья Муромец
Он поехал во большу землю,
Во большу ту землю да в Каменну орду
Он повыправлять да даней выходов
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Мужички же вдруг да скашевалися,
А не стали отдавать да даней выходов
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Тут старый казак да Илья Муромец
По-своему он с мужичками распоряжается,
Мужички же перепалися,
От его да ростулялися,
Стали отдавать да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Молодой Добрыня сын Никитинич
Съехал он же не в большу землю,
Не в большу ту землю да в Золоту орду,
Стал же выправлять да даней выходов,
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Мужички же вдруг да скашевалися,
А не стали отдавать да даней выходов
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с полЪвиною.
Молодой Добрынюшка Никитинич
По-своему он с мужичками распорядился,
Мужички же перепалися,
От его да ростулялися,
Стали отдавать да.дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Михайло Потык сын Иванович
Съехал в землю во Подольскую,
Стал же выправлять да даней выходов
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Мужички же вси да скашевалися,
А не стали отдавать да даней выходов
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Распорядился тут Михайла Потык сын Иванович,
Распорядился он по богатырскому.
Мужички же перепалися,
От его да ростулялися,
Стали отдавать да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Он повыправил да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Тут Михайло Потык сын Иванович
Он пошел было ходить гулять по заводям,
Стрелять же он да белыих лебедушок.
Ходил гулял по заводям,
Стрелял же он да белыих лебедушек,
Находил же он да белую лебёдушку,
Плавает лебёдушка на заводи.
Он натягивал же было тугой лук,
Накладыват он стрелочку каленую,
Хочет стрелять белую лебедушку,
Лебёдушка ему да испроговорит:
— Ай Михайла Потык сын Иванович!
Не стреляй-ко ты же белою лебёдушки.
Я есть же нонь не белая лебедушка,
Есть же я да красна девушка,
Марья лебедь белая да королевична,
Королевична да я подолянка.
Не убей-ко ты меня же нонь подолянки.
Ты возьми меня нонь во замужество,
Ты свези-тко нонь меня во Киев град,
Проведи-тко меня в верушку крещоную,
Примем мы с тобою по злату венцю,
Станем мы же век с тобой коротати.
Задавался тут Михайла Потык сын Иванович,
Брал же Марью лебедь б_елую,
Лебедь белою да королевичну,
Королевичну да он подолянку,
Делал же он с Марьей да велик залог.
Получает тут же дани выходы
Со того же короля да со подольскаго,
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Отправляется он было в Киев град,
Ко тому было ко солнышку Владимиру
Ай ко князю стольнё-киевску.
Приезжает тут Михайло Потык сын Иванович
А ко стольному ко городу ко Киеву
Ай ко ласкову князю ко Владимиру.
Привозит он да дани выходы
Из той было из земли из подольский,
От того же короля да от подольскаго.
Отдавае он Владимиру да князю стольнё-киевску,
Князь же тут да зрадовался ли.
Получае он с Михайлы Потыка Иванова,
Получае он да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Благодарил его Владимир стольнё-киевской,
Что повыправил ты дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною,
Из той ли земли из подольский.
Марью лебедь белую да королевичну,
Королевичну да он подолянку,
Он привёл же было в верушку крещоную,
Сделал с ею заповедь великую:
— Кто из нас да нунь попереди,
Кто пойдет да во сыру землю,
Другому итти да на три месяца,
Итти же во сыру землю.
Испроговорит Владимир стольно-киевской:
— Ты Михайло Потык сын Иванович!
Что ты делаешь да заповедь великую,
—
Заповедь да неподольную,
Да на долго тут итти да во сыру землю?
Тут Михайло.Потык сын Иванович,
Сам Михайло испроговорит:
— Видно, надо сделать мне-ка заповедь великую
С Марьей лебедь белою,
Что она-то мне-ка прилюбиласи.
А принял-то же с ей да по злату венцу,
Стал же с ею век коротати.
В тую пору да во то время
Наезжае было царь Бухарь заморский,
Наезжае царь Бухарь с посланником,
Правит он да дани выходы
Что ли с солнышка Владимира,
Что ли со князя стольно-киевска:
— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
Ты пожалуй-ко нонь дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Солнышко Владимир стольно-киевской
Призывае он Михайлу ‘Потыка Иванова:
— Ты Михайло Потык сын Иванович!
Приезжае к нам же царь Бухарь заморский,
Правит он же с нас да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Испроговорит Михайло Потык сын Иванович:
-— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
Ты садись-ко нынь Владимир на ременчат стул,
Пиши-тко было ерлычки да скорописчаты:
Отправлены да дани выходы
За Михайлой Потыком Ивановым
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Я поеду нынечу без даней выходов.
Он Михайла Потык сын Иванович,
Поезжает он к царю Byxapio да заморскому,
Повозит ёрлычки да скорописчаты
К тому же он к царю ко Бухарю да ко заморскому,
Что отправлены да дани выходы
За Михайлой Потыком Ивановым
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Приезжает ко Бухарю царю заморскому,
Подавает ёрлычки да скорописчаты
Да царю Бухарю заморскому.
Принимав было царь Бухарь заморский
Тыи ёрлыки да скорописчаты,
Скорешенько ерлычки да роспечатыват,
Поскорее того да он прочитыват,
Сам же царь Бухарь да тут зрадуется:
— Ты Михайло Потык сын Иванович!
Где же у вас выходы осталиси?
— У нас оси да в тележках приломилиси,
Да тележки у нас поломалиси.
Там починщички да в поли приосталиси,
А тележек во чистом поли починивать.
Испроговорит царь Бухарь заморский:
— Ты Михайло Потык сын Иванович!
Чим же нынь у вас да на России забавляются?
— У нас на России забавляются,—
Нынь играют да во шашечки дубовый,
Что ли ставят да дощечки да кленовый.
Доставали тут дощечку да кленовую,
Что же ставили тут шашечки дубовый
На тую тут дощечку на кленовую.
Тут играли было в шашёчки дубовый
Тую было дощечку да кленовую,
А на ту дощечку на кленовую
Ставил тут Михайла Потык сын Иванович,
Ставил же он своего добра коня,
Ставил же свою да буйну голову.
Царь Бухарь было заморский
Ставил на дощечку на кленовую,
Ставил он же дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Тут играли было в шашечки дубовый,
Тую было дощечку да кленовую.
Проиграл Михайла Потык сын Иванович,
Проиграл он своего добра коня,
Проиграл же он свою буйну голову
На той было дощечки на кленовою
Тому Бухарю он царю заморскому.
Тут царь Бухарь было заморский,
Тут же царь да он зрадуется.
Ставили дощечку да во другой раз,
Ставили тут шашечки дубовый
На тую же на дощечку на кленовую.
Ставил тут Михайла Потык сын Иванович
На ту было на дощечку на кленовую
Свою же Марью лебедь белую,
Лебедь белую да королевичну,
Королевичну подолянку;
В других ставил он родитель свою матушку
На тую же дощечку на кленовую.
Царь Бухарь было заморский
Ставил на дощечку на кленовую,
Ставил тут Михайлина добра коня,
Ставил тут его да буйну голову,
Ставил он да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Тут играли да дощечку да во другой раз.
Сыграли было дощечку в другой раз,
Повыиграл Михайло Потык сын Иванович,
Своего повыиграл добра коня,
Повыиграл свою да буйну голову
И повыиграл да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Ставили дощечку они в третий раз.
Михайло Потык сын Иванович
Ставил он да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною
На ту было дощечку на кленовую,
Ставил своего добра коня,
Ставил он свою да буйну голову.
Царь Бухарь было заморский
Ставил на дощечку на кленовую,
Ставил он полцарства пол-имянства он заморскаго.
Стали тут играть дощечку да во третий раз,
Играли тут дощечку да во третий раз.
Тут Михайло Потык сын Иванович
Повыиграл дощечку было в третий раз,
Повыиграл он полцарства пол-имянства он заморскаго
Со царя Бухаря со заморскаго.
Россердился было царь Бухарь заморский,—
Ставили дощечку во четвертый раз.
Ставил он все царство все бухарское заморское,
А Михайла Потык сын Иванович
Ставил он полцарства пол-имянства он заморскаго.
Ставил он да дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною.
Играли тут дощечку да в четвертый раз,
Повыиграл Михайла Потык сын Иванович
Он дощечку да в четвертый раз
С того царя Бухаря он со заморскаго,
Повыиграл все царство он бухарско да заморское.
Ставили дощечку они в пятый раз.
Царь Бухарь было заморский,
Ставил он свою да буйну голову.
Михайла Потык сын Иванович
Ставил царство тут бухарско да заморское
На ту было дощечку да на пятую.
Стали тут играть да бны в шашечки,
На пяту-то дверь тут отворяется,
Крестовый ему братец да пихается,
Приезжает тут Добрыня сын Никитинич:
— Молодой ты Потык сын Иванович!
Играешь ты во шашечки во дубовый
Да на той же на дощечки на кленовый,
Над собой же ты невзгодушки не ведаёшь,
Как твоя-то Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Королевична было подолянка,
Что она же ныньчу было померла.
Михайло Потык сын Иванович
Он скочил же на свои да на резвы ноги,
Ухватит он дощечку да кленовую
С тыма шашкамы с дубовыма,
Ударил он во двери с ободвереньем,
Повыставил он двери вон со липиной.
Перепался было царь Бухарь заморский,
Смолился он Михайлы Потыку Иванову:
— Михайла Потык ты Иванович!
Ты оставь меня царя да нонь во живности, —
Получай же нынь ты царство все бухарское заморское!
А Михайло Потык сын Иванович
Сам же тут да братьям испроговорит:
— Ай вы братьица мои было крестовый!
Получайте-тко нынь с царя со Бухаря со заморскаго
Вы царство нынь бухарско все заморское,
Оставьте-ко царя да посидельщичком,
Не досуг же мне-ка-ва с ним нынь угладиться (так),
Я поеду нынь ко городу ко Киеву
Ай ко ласковому князю ко Владимиру.
Тут уехал да Михайла Потык сын Иванович.
А русский могучий богатыри
Получали тут с царя да дани выходы,
Получали тут же царство да бухарско все заморское,
Оставили царя да посидельщичком.
А Михайла Потык сын Иванович
Приезжае он ко городу ко Киеву
Ай ко ласковому князю ко Владимиру.
Князь же тут его да было спрашиват:
¦— Михайла Потык сын Иванович!
Как же ты оттуль да нонь повыехал?
Испроговорит Михайла Потык сын Иванович:
— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
Повыиграны у нас дани выходы
За двенадцать год да за тринадцать лет,
За тринадцать лет да с половиною,
С того царя Бухаря да с заморскаго,
Да повыиграно царство все бухарско все заморское
И с того царя с Бухаря да с заморскаго,
Все царьство все имянство все бухарьское.
Остались получать же там богатыри,
Мои братьица крестовый,
Старый казак да Илья Муромец
И молодой Добрыня сын Никитинич.
— Да чим же нонь тебя мне наскори пожертвовать?
Города ли теби дать да с пригородками,
Аль села тебе же дать да со приселками,
Золотой казны тобе-ка-ва по надобью?
— Ничего же мне-ка ва не надобно,
Городов мне нонь не надо с пригородками,
Что ли сел не надо со приселками,
Золотой казны не надобно по надобью,
Дай-ко на царевыих на кабаках,
Дай-ко мни поволечку великую
Пить же мне вино да нонь безденежно,
Где кружкою да полукружкою,
Где четвертью да где полуведром,
А при времечки где и целым ведром.
Солнышко Владимир стольно-киевской
Дал ему поволечку великую
На тых же на царевыих на кабаках
Пить ему вино было безденежно,
Где кружкою да полукружкою,
Где четвертью да где полуведром,
А при времечки где и целым ведром.
Испроговорит Владимир стольне-киевской:
— Михайла Потык сын Иванович!
Напрасно же ты сделал ныньчу заповедь великую.
Испроговорит Михайло Потык сын Иванович:
— Ах ты солнышко Владимир стольно-киевской!
И тоё-то да ныньчу сделано,—
Надо нунь итти да во сыру землю.
Во сыру землю итти да на три месяца.
Михайла Потык сын Иванович
Приказал же он тут делать домовищечко,
Чтобы мошно мне-ка стоя стоять,
Стоя стоять да сидя сидеть,
При времечки да чтобы лежа лечь.
Брал же он запас туды великии:
Брал свечй туды и ладоны,
Берет хлеба на три месяца,
Воды берет на три месяца.
Ходил же он было ко кузницам,
Велел ковать же клещи да железный,
Брал же прутья он да троии,
Первы прутья оловяныи,
Вторыи было прутья он железный,
Третьи прутья он берет да туды медный,
Отправляется же он тут во сыру землю,
Отправляется он да на три месяца.
Прожил тут Михайло Потык сын Иванович,
Прожил в матушке сырой земли первы сутки,
Начинает жить же он тут сутки другии,
Приплыват к ему змеище да проклятое,
О двенадцати была змея о хоботах.
Пролизала ему гроб было железный.
А Михайла Потык сын Иванович
Захватил было змею он да проклятую
Тыма было клещамы да железныма.
Сек же он ю прутьями да оловянными,
Другими сек же прутьями железными,
Третьима он сек ю прутьями да медными.
Змея ему да тут смолиласи:
— Ты Михайла Потык сын Иванович!
Не убей меня змеи было проклятою,
Дам тебе я заповидь великую
Оживить-то нонь тебе-ка Марью лебедь,
Лебедь белую да королевичну,
Королевичну было да подолянку,
Достану я тобе-ка-ва живой воды.
Испроговорит Михайла Потык сын Иванович:
— Ой же ты, змея было проклятая,
Ты змея было лукавая,
Дай-ко ты змеёныша в велик залог!
Дала тут змея лукавая,
Дала тут змееныша в велик залог.
Рубил же он змеёныша, на мелки на часточки.
Отправляется змея было проклятая,
Доставает тут она было живу воду.
Складывал же он змеёныша во место ли,
Мочил же того малого змеёныша,—
Засвивался было маленький змеёнышок.
Брызгал же Марью лебедь белую,
Брызгал он ю во три же раз:
Первый раз она продрогнула,
Другой раз она зашевелиласи,
Третий раз она да проглаголила:
— Фу-фу-фу, я долго нунь попрбспала!
Испроговорит Михайла Потык сын Иванович;
-— Каб не я, так ты отнынь до век бы проспала.
Скричал же тут Михайла Потык сын Иванович
Своим голосом да богатырскиим.
Теремки да пошатилиси,
Околенки у них да повалилиси,
Вси во гради да приужахнулись,
Вси сами же тут во городе спроговорят:
— И нашему уродищу в сырой земли не пбжилось.
Отправлялся он в сыру землю да на три месяца,—
Наступают нынь на нас трои сутки,
Из сырой земли уродищо давается.
И здымали тут его да из сырой земли,
Из сырой земли на белый свет.
Тут Михайла Потык сын Иванович
Он пошел гулять да по царевыим по кабакам,
Пить вино да он безденежно,
Гди кружкою да полукружкою,
Гди четвертью да где полуведром.
А при времечки он и целым ведром,
Марья лебедь белая,
Королевична было подолянка,
Посылала она ведом королю да политовскому,
Что наехал бы король да политовскии,
Увез бы он меня да Марью лебедь белую,
Лебедь белую он да подолянку,
Ай подолянку да королевичну,
Во тую землю во литовскую.
Приезжает тут король да политовскии,
Приезжает тут король да по молчаному,
Он увозит Марью лебедь белую,
Лебедь белую да королевичну,
Королевичну он да подолянку.
Михайла Потык сын Иванович
Над собой же он того да тут не ведаёт,
Что увез же да король да политовскии
Его же Марью лебедь белую,
Лебедь белую да королевичну,
Королевичну он да подолянку.
Прискакала было весточка нерадостна
Михайлы Потыку Иванову:
— Михайла Потык сын Иванович!
Ты пьешь да проклаждаешься,
Над.собой незгодушки не ведаёшь,
Как твоя-то Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Королевична было подолянка,
Уехала с королем да политовскиим
Во матушку да в земляну Литву.
Михайла Потык сын Иванович
Одевае он же платьица ты женский,
Накручается же он да было женщиной
И поехал вслед же он погоною
За тым же королем да политовскиим.
Не узнал бы да король да политовскии,
Не узнал бы он да вслед погонушки.
Подъезжает тут Михайла Потык сын Иванович
Вслед же он было погоною
За тым же королем да политовскиим.
Увидала Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Королевична да тут подолянка,
Сама ему да испроговорит:
— Ай же ты король да политовскии!
Еде нонь за нами вслед погонушка,
Едет ту за нами женщина,—
Хоть и женщиной да туда-ка сокрученось,
Не женщина тут едет вслед погонушка,
Едет тут Михайла Потык сын Иванович.
Отправляй меня скорешенько на стрету ли,
И давай же мне напитков еще сонныих.
Он же до вина да есте спадсливый.
Поднесу ему я-чару зелена вина,—
Гди выпье, он же тут и в сон заснет.
Подъезжает тут к ему она на стрету ли,
Тяжелешенько да она плаче ли:
— Ты Михайла Потык сын Иванович!
Увез меня король да политовскии,
Что ль силою увез меня из Киева.
Подносит ёму чару зелена вина:
— Выпей еще чару зелена вина.
Гди выпил тут и в сон заснул.
Подскочила тут к коню да к богатырскому,
Принимает на плечо да на волшебное,
Спустила тут его было через плечо,
Сама же тут Михайлы приговариват:
— Гди был молодой Михайла Потык сын
Иванович,
Стань-ко нынь горючий белой камешок.
Будь-ко ты Михайло нынь во камени.
Отправляется с королем да политовскиим
В ту было да в земляну Литву,
И уехала да в земляну Литву,
К тому же королю да политовскому.
Жила с королем да политовскиим,
'Жила она много там же времени.
Стосковалось было братьям же крестовыим:
Старому казаку Илье Муромцу,
Молоду Добрынюшку Никитичу.
Крутилиси было они каликами,
Обувалц они лапти было липовы,
Надевали они платьица нецветныи,
Пошли оны да туда-ка каликамы
От солнышка Владимира от князя стольне-киевска
К тому же королю да к политовскому
Искать же тут Михайла Потыка Иванова,
Своего же было братца да крестоваго. -
В день они идут было по солнышку,
А в ночь они идут было по камешку.
Приходят тут ко белому ко каменю.
Выходит тут из другою из росстани,
Выходит тут калика было старая,
И старая калика да седатая,
Хоть седатая калика да й плешатая.
— Здравствуйте, калики перехожие!
— Ты здравствуешь, калика было старая,
Старая калика ты матёрая,
Ты матёрая калика да седатая,
Ты седатая калика да плешатая.
— Куда же вы калики нунь направились?
Испроговорят тут русский могучий богатыри:
— Ай же ты калика было старая!
Хоть нынь у нас накрученось каликамы,
Е мы не калики перехожий,
Е мы русский могучий богатыри:
Старый казак да Ильё Муромец,
Молодой Добрынюшка Никитинич.
Пошли искать Михайлы Потыка Иванова,
Своего же братца мы крестоваго,
Святорусскаго богатыря.
Испроговорят же русский могучий богатыри:
— Ты. откудова калика есть же старая?
— Я дальняя калика есть же старая,
И дальняя калика я не здешняя, —
Пошел искать Михайлы Потыка Иванова.
Приходили тут калики перехожий
А к тому же королю да политовскому,
Ставились калики среди города,
Супротив того двора да королевскаго,
Тут скрыцали да калики перехожий,—
Теремки у них да пошатилиси,
Околенки у них да повалилиси,
Вси же во гради да приужахнулись:
— Что же нунь да чюдо е случилоси,
Каки же нам калики появилиси?
Испроговорит король да политовскии:
— Это е три чюда объявилоси.
Говорила Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична
Королевична да тут подолянка:
— Тут не чюдо к нам же ныньче объявилоси,
Два богатыря да к нам же нынь явилоси;
Старый казак да Илья Муромец,
Молодой Добрынюшка Никитинич.
А третьяя калика незнакомая,
Незнакомая калика да седатая,
Седатая калика да плешатая,
Тая е калика да незнаема.
Зови-тко ты король да во гостёбищо
Этыих калик да перехожиих. •
Не пойдут оны к нам да в гостёбище,
Розорят оны же нашу земляну Литву
Два русским могучий богатыря.
Выходил же тут король да политовскии,
Скорешенько же выходил на шйрок двор
С той ли Марьей лебедь белою,
Лебедь белою да он подоленкой,
А подоленкой да королевичной.
Подходила она к братьецам крестовыим
Своего же она мужа да названаго,
Звала тут себе-ка-ва в гостёбищо,
Тяжелешенько по нём да она плакала.
Спрашивали русским могучий богатыри,
Старый казак да Илья Муромец,
Что ш. молодой Добрынюшка Никитинич:
— Не видала ли Михайла Потыка да ты Иванова?
— Не видала я Михайла Потыка Иванова.
Тяжелешенько по нём да я же плачу есть,
Вспомню я его да в кажный день.
И зовет она себе-ка-ва в гостёбищо
К тому же королю да политовскому.
Тут приходит же король да политовскии
И зовёт же он богатырей к соби в гости.
Приходят тут калики перехожий
К тому же королю да к политовскому,
Гостили у того же короля да политовскаго.
Дарили им же честный тут дарева,
Дарили им же злато, что ли серебро,
И мелкие им тут же жемчуги,
И каменья дарили драгоценный.
Откланялись тут же калики перехожие,
Отправились калики со гостёбища,
Ничего же тут калики не проведали
Про русьскаго могучего богатыря,
Про Михайлу Потыка Иванова.
Отправились же в путь они дороженку,
В день они идут было по солнышку,
В ночь они идут было по камешку.
Приходят тут ко белому горючему ко каменю,
Испроговорит калика было старая,
Еще старая калика да матерая:
— Вам же нунь, калики перехожие,
Вам же нунь пойти же надо в сторону,
Мне-ка-ва пойти надо же в другую.
Будем на прощенье животов делить.
Испроговорят тут русский могучий богатыри:
— Ай же ты калика нуньчу старая,
Ты старая калика да матерая,
Матерая калика да седатая,
Седатая калика да плешатая!
Ты дели-тко нуньчу дарева.
Делила-то калика было старая,
Старая калика да матерая,
И делила тут великии подарочки,
И делит она да на четыре да на часточки.
Испроговорят тут русьскии могучий богатыри:
— Что же ты, калика было старая,
Старая калика ты матерая,
Что делишь ты нынь подарочки,
На четыре ты делишь на часточки?
Трое нас же нунечу находится,
А кому же эта часть нунь оставается?
Говорит же им калика было старая:
— Ай же вы калики перехожий!
Станем-ко здымать мы этот камешок,—
Кто из нас же здыне этот камешок через плечо,
А тому же часть четвертая достанется.
Думают же русский могучий богатыри
Своим же тут умом да богатырскиим:
Неужто не здынем мы да каменя?
Часть эта да нам же нынь достанется.
Испроговорит калика им же старая,
Старая калика да матерая:
— Ай вы русский могучий богатыри!
А здымайте-тко горючий белый камешок.
Принимается Добрыня сын Никитинич
Здымать же нынь горючий белый камешок,
Здымать же этот камень да через плечо.
Выздынул Добрынюшка до пояса,—
По колену тут Добрынюшка во землю сел,
Не мог же он здынуть да было камешка
Через тое нунь плечо да богатырское.
Принимался тут же старый казак да Ильё Муромец,
Он здымае этот белый горючий камешок,
Он здымае себе камешок на груди ли,
А по стегнам Илья Муромец да в землю сел.
Приходит тут калика эта старая,
Эта старая калика да седатая,
Седатая калика да нлешатая,
Налагает еще руки на белый горючий камешок
И здымае камешок через плечо,
Спустит этот камешок через плечо,
Спустит камень о сыру землю,
Сама же к каменю да приговариват:
— Колись-ко этот камешок да на двое,
Иди-ко ты Михайло Потык сын Иванович
Из белаго горючаго из камешка!
Кололся этот камешок нунь на двое,
Выходит тут Михайло Потык сын Иванович,
Увидае он же братьецов крестовыих:
— Здравствуйте, вы братьеца крестовый!
— Здравствуй, ты Михайло Потык сын Иванович?
От чего попал в горючий белый камешок?
— От своей же я нунь Марьи лебедь белый,
Лебедь белый да я подолянки,
Ай подолянки да королевичной.
Подносила она зелья мне-ка соннаго,
Подносила она зеленым вином,—
А где выпил, тут я в сон заснул,
И сам себе я нонечу не ведаю.
Говорит же тут калика ему старая,
Старая калика да матерая:
— Михайла Потык сын Иванович!
Будешь ты у города у Киева
А у ласковаго князя у Владимира,
Ты сделай-то две церкви, две соборныих,
Одну церковь нунче делай ты Спасителю,
Другу церковь матушке да пресвятой богородицы,,
В той же нунь Миколы да святителю.
Упросила матушка да пресвятая богородица
А сходить меня для вас да на сыру землю,
Избавить нунь от смерти от напрасною,
От напрасною от смерти от волшебною.
Простиласи калика было старая,
Старая калика да матерая,
Отправилась калика в свою сторону.
Испроговорят тут русский могучий богатыри:
— Ай ты братец да названый,
Михайла Потык сын Иванович!
Пойдем-ко с нами в свою сторону,
К тому было ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю ко Владимиру.
Говорил Михайла Потык сын Иванович:
— Ай же мои братьица крестовый!
Мне-ка-ва сходить надо во земляну Литву,
А к тому же королю ко политовскому.
Угнал он да моего добра коня,
И увез же Марью лебедь белую,
Лебедь белую да королевичну,
Королевичну он да подолянку.
Испроговорят тут братьица крестовый:
— Ай ты братец да названый,
Михайла Потык да Иванович!
Не жена теби она, да есть волшебница,
Сконает твою голову да богатырскую,
Ты получишь от ей смерть напрасную.
Тут Михайла Потык сын Иванович
Он же братьицов крестовыих не слушаёт,
Приказал же брать им этыи подарочки
И отправляться им ко городу ко Киеву.
Сам пошел же к королю да политовскому,
Политовскому да земли-польскому (так),
В тую он пошел во земляну Литву.
Приходит он каликой перехожеей,
Ставился же он тут среди города,
Противу тут двора да королевскаго,
Кричал же он да во всю голову.
Теремы же тут да пошатилися,
Что околенки у них вси повалилися,
Вси уродища оны да приужахнулись,
Сами же оны тут испроговорят:
— Недавно чюда зде-ка были объявилися,
А нунь опять да чюдо появилося.
Испроговорит тут Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Королевична да и подолянка:
— Не калика это есть да перехожая,
А Михайла Потык сын Иванович.
Скорешенько наливае чару зелья соннаго,
Выбегает тут скоренько да на широк двор,
Стретает тут Михайла Потыка
С чарой зелена вина.
Выпил он же чару зелена вина,—
Как он выпил чару зелена вина,
Гди выпил, тут же в сон заснул.
Тащила тут во сени во челядинны.
Увидала тут Настасья королевична,
Что тащат си {так) богатыря во сени во челядинны.
По нем она да сжаловалася.
Приходила тут во сени во челядинны
Эта Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Прибивала тут богатыря да на стену,
Била ему в руки в ноги еще гвоздища.
Не хватило тут гвозда да у ней пятаго,
Пятаго гвозда ему сердечнаго.
Побегала тут из сеней из челядинных,
Побегала за гвоздом она да пятыим.
Молода Настасья королевична
Вытаскивала гвоздья вон да со стены,
Прибила тут на место да татарина,
Прибила тут татарина да мертваго, ^
Мертваго татарина да мерзлаго.
Уводила тут Настасья королевична
Того было богатыря из сеней из челядинных.
Прибегает Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Королевична она подолянка,
.Не смотрела тут она да на стену,
Забила тут татарина место богатыря.
Отправляется к королю да политовскому,
Сама же тут ему да еще хвастает:
— Перевела я ныньчу своего да ненавистничка,
Михайла Потыка сына Иванова.
Прожил у Настасьи он потай да трои суточки,
Просит он коня да богатырскаго,
Да у той было Настасьи королевичной:
— Ах ты молода Настасья королевична!
Проси-тко у родителя у батюшка,
Нет ли нунь коня да богатырскаго
Съездить во чисто поле да поликовать.
Молода Настасья королевична
Тут приходит к королю да политовскому,
К своему она к родителю да батюшку:
— Ах ты старый король да политовскии.
Ай же ты родитель мой да батюшко!
Дай-ко мни коня да богатырскаго
Съездить в чисто поле да поликовать,
Простудить лицо свое да женское.
Испроговорит король же политовскии:
— Поди-ко на конюшри на стоялый,
Выбирай-ко ты коня да нынь по розуму«
Приходила на конюшни на стоялый,
Выбирала тут коня да богатырскаго
А Михайлы Потыка Иванова.
Пригоняет тут коня да богатырскаго
А Михайлы Потыка Иванова
К своему крыльцу да королевскому.
Одевается богатырь да по женскому,
Уезжае он богатырь было женщиной,
Уезжает тут богатырь во чисто поле,
Из чиста поля наехал он богатырем,
Ставился же он тут середи двора,
У того же короля да политовскаго,
Он просит же тут войска да великаго.
Узнавает Марья лебедь белая,
Лебедь белая да королевична,
Королевична да тут подолянка.
Скорешенько выбегает да на широк двор,
Наливает она чару зеленым вином
И подносит ему зелье было сонное.
Молода Настасья королевична
По поясу бросйлася в окошечко:
— Михайла Потык сын Иванович!
Выпьешь чару нунь же ты да зелена вина,
Гди ты выпьешь, тут же в сон заснешь.
Будет ти отсечь она твоя да буйна голова,
А твоей же тут да саблей вострою.
Михайла Потык сын Иванович
Не пил же чары зелена вина:
Смахне он да саблей вострою,
Отнес же ейну буйну голову
За ей поступки неумильнии.
Россерделся тут богатырь святорусский:
— Розорю же я тут землю всю литовскую.
Отнесу же королю я буйну голову!
Упросила тут Настасья королевична:
— Михайла Потык сын Иванович!
Не руби-тко ты родителю да буйной головы
За его было поступки неумильнии,
Не розори-тко ты да земляной Литвьь
Укротил же свое сердце богатырское;
Брал одну Настасью королевичну
От того же короля да политовскаго,
Брал молоду Настасью он во честности.
Увез к городу было ко Киеву,
А к ласковому князю ко Владимиру,
И привел же он тут в верушку крещоную.
Принял тут с Настасьей по злату венцу,
Стал же с ней да век коротати.
Стал же строить он две церкви две соборныих,
Перву церковь он соборную
Строил он Спасителю,
Другу церковь он же строил да соборную
Матушки да пресвятою богородици
И Миколы он было святителю.
Тут Михайлы Потыку сыну Иванову славу поют,
Синему морю на тишину,
Всим добрым людям на послушанье.

А как ведь во славноём в Нове-гради,
Ай как был Садке да гуселыцик-от,
Ай как не было много несчотной золотой казны,
Ай как только ён ходил по честным пирам,
Спотешал как он да купцей, бояр,
Веселил как он их на честных пирах.
Ай как тут над Садком топерь да случилосе,
Не зовут Садка уж целый день да на почестей пир,
'Ай не зовут как другой день на почестей пир,
Ай как третий день не зовут да на почестей пир.
Ай как Садку топерь да соскучилось,
Ай пошел Садке да ко Ильмень он ко озеру,
Ай садился он на синь на горюч камень,
Ай как начал играть он во гусли во яровчаты,
А играл с утра как день топерь до вечера.
Ай по вечеру как по поздному
Ай волна уж в озерё как сходиласе,
А как ведь вода с песком топерь смутиласе,
Ай устрашился Садке топеречку да сидети он,
Одолел как Садка страх топерь великий,
Ай пошел вон Садке да от озера,
Ай пошел Садке как во Новгород.
Ай опять как прошла топерь тёмна ночь,
Ай опять как на другой день
Не зовут Садка да на на почестей пир,
А другой-то да не зовут его на почестей пир.
Ай как третий-то день не зовут на почестей пир.
Ай как опять Садку топерь да соскучилось,
А пошел Садке ко Ильмень да он ко озеру,
Ай садился он опять на синь да на горюч камень
У Ильмень да он у озера.
Ай как начал играть он опять во гусли во яровчаты,
А играл уж как с утра день до вечера.
Ай как по вечеру опять как по поздному
Ай волна уж как в озери сходиласе,
Ай как вода с песком топерь смутиласе,
Ай устрашился опять Садке да новгородский,
Одолел Садка уж как страх топерь великии.
А как пошел опять как от Ильмень да от озера,
А как он пошел во свой да он во Нов-город.
Ай как тут опять над ним да случилосе.
Не зовут Садка опять да на почестей пир,
Ай как тут опять другой день не зовут Садка да
па почестей пир,
Ай как третий день не зовут Садка да на почестей пир.
Ай опять Садку топерь да соскучилось,
Ай пошел Садке ко Ильмень да ко озеру,
Ай как он садился на синь горюч камень да об озеро,
Ай как начал играть во гусли во яровчаты,
Ай как ведь опять играл он с утра до вечера,
А волна уж как в озери сходиласе,
А вода ли с песком да смутиласе;
А тут осмелился как Садке да новгородский
А сидеть играть как он об озеро.
Ай как тут вышел царь водяной топерь со озера,
Ай как сам говорит царь водяной да таковы слова:
— Благодарим-ка, Садке да новгородский!
А спотешил нас топерь да ты во озери,
А у мня было да как во озери,
Ай как у мня столованье да почестей пир,
Ай как всех розвеселил у мня да на честном пиру
Ай любезныих да гостей моих.
Ай как я не знаю топерь, Садка, тебя да чем
пожаловать:
А ступай, Садке, топеря да во свой во Нов-город,
Ай как завтра позовут тебя да на почестей пир,
Ай как будет у купца столованьё почестей пир,
Ай как много будет купцей на пиру много
новгородскиих,
А и как будут все на пиру да напиватисе,
Будут все на пиру да наедатисе,
Ай как будут все пофальбами теперь да пофалятисе,
Ай кто чим будет теперь да фастати,
Ай кто чим .будет топерь да похвалятисе;
А иной как будет фастати да несчётной золотой казной,
А как иной будет фастать добрым конем,
Иной буде фастать силой удачей молодецкою,
А иной буде фастать молодый молодечеством,
А как умной разумной да буде фастати
Старым батюшком, старой матушкой,
Ай безумный дурак да буде фастати
Ай своей он как молодой женой.
А ты, Садке, да пофастай-ко:
«А я знаю, что во Ильмень да во озери
А что есте рыба-то перья золотыи ведь»,
А как будут купцы да богатый
А с тобой да будут споровать,
А что нету рыбы такою ведь,
А что топерь за золотыи ведь,
А ты с нима бей о залог топерь великии,
Залагай свою буйную да голову,
А как с них выряжай топерь
А как лавки во ряду да во гостиноём
С дорогима да товарамы.
А потом свяжите невод да шелковой,
Приезжайте вы ловить да во Ильмень во озеро,
А закиньте три тони во Ильмень да во озерн,
А я в кажну тоню дам топерь по рыбины,
Уж как перья золотыи ведь.
Ай получишь лавки во ряду да во гостиноём
С дорогима ведь товарамы;
Ай потом будешь ты, купец Садке, как новгородский,
А купец будешь богатый.
Ай пошел Садке во свой да как во Нов-город.
Ай как ведь да на другой день
А как позвали Садка да на почестей пир
Ай к купцю да богатому.
Ай как тут да много сбиралосе
Ай к купцю да на почестей пир
А купцей как богатыих новгородскиих.
Ай как все топерь на пиру напивалиси,
Ай как все на пиру да наедалисе,
Ай пофальбами все пофалялисе.
А кто чем уж как теперь да фастает,
А кто чем на пиру да похваляется;
Айной фастае как несчотной золотой казной,
Айной фастае да добрым конём,
Айной фастае силой удачей молодецкою;
Ай как умной топерь уж как фастает
Ай старым батюшком, старой матушкой,
Ай безумной дурак уж как фастает,
Ай как фастае да как своей молодой женой.
А сидит Садке как ничим да он не фастает,
А сидит Садке как ничим он не похваляется.
Ай как тут сидят купци богатый новгородский,
Ай как говорят Садку таковы слова:
— А что же, Садке, сидишь, ничим же ты не фасгаешь,
Что ничим, Садке, да ты не похваляешься?
Ай говорит Садке таковы слова:
— Ай же вы купцы богатые новгородские!
Ай как чим мне Садку топерь фастати,
А как чем-то Садку похвалятися.
А нету у мня много несчотной золотой казны,
А нету у мня как прекрасной молодой жены,
А как мне Садку только есть одным да мне пофастати;
Во Ильмень да как во озери
А есте рыба как перья золотыи ведь.
Ай как тут купци богатый новгородский
Ай начали с ним да оны споровать,
Во Ильмень да что во озери
А нету рыбы такою что,
Чтобы были перья золотым ведь.
Ай как говорил Садке новгородский:
— Дак заложу я свою буйную голопушку,
Боле заложить да у мня нечего.
А оны говоря: — Мы заложим в ряду да во гостиноём
Шесть купцей, шесть богатыих.
А залагали ведь как по лавочки,
С дорогима да с товарамы. V
Ай тут поели этого \
А связали невод шёлковой,
Ай поехали ловить как в Ильмень да как во озеро,
Ай закидывали тоню во Ильмень да ведь во озери,
А рыбу уж как добыли перья золотым ведь;
Ай закинули другу тоню во Ильмень да ведь во озери,
Ай как добыли другую рыбину перья золотым ведь;
Ай закинули третью тоню во Ильмень да ведь во озери,
Ай как добыли уж как рыбинку перья золотым ведь.
А топерь как купцы да новгородский богатый
Ай как видят — делать да нечего,
Ай как вышло правильнё, как говорил Садке да
новгородский,
Ай как отперлись ёны да от лавочок,
А в ряду да во гостиноём,
Ай с дорогима ведь с товарамы.
Ай как тут получил Садке да новгородский
Ай в ряду во гостиноём
А шесть уж как лавочок с дорогима он товарамы,
Ай записался Садке в купцы да в новгородский,
Ай как стал топерь Садке купец богатый.
А как стал торговать Садке да топеречку
В своём да он во городи,
Ай как стал ездить Садке торговать да по всем местам,
Ай по прочим городам да он по дальниим,
Ай как стал получать барыши да он великие.
Ай как тут да после этого
А женился как Садке купец новогородскии богатый.
А еще как Садке после этого
Ай как выстроил он полаты белокаменны,
Ай как сделал Садке да в своих он полатушках,
Ай как обделал в теремах всё да по небесному:
Ай как на неби пекет да красное уж солнышко,—
В теремах у его пекет да красно солнышко;
Ай как на неби светит млад да светёл месяц,—
У его в теремах да млад светел месяц;
Ай как на неби пекут да звезды частый,—
А у его в теремах пекут да звезды частый.
Ай как всем изукрасил Садке свои полаты белокаменны.
Ай топерь как ведь после этого
Ай сбирал Садке столованьё да почестей пир,
Ай как всех своих кунцей богатыих новгородскипх,
Ай как всех-то господ он своих новгородский*,
Ай как он еще настоятелей своих да новгородскипх;
Ай как были настоятели новгородские
Ай Лука Зиновьев ведь да Фома да Назарьев ведь;
А еще как сбирал-то он всих мужиков новгородскиих,
Ай как повел Садке столованьё почестей пир богатый.
А топерь как все у Садка на честному пиру,
Ай как все у Садка да напивалисе,
Ай как все у Садка топерь да наедалисе,
Ай похвальбами-то все да пофалялисе,
Ай кто чим на пиру уж как фастает,
Ай кто чем на пиру похваляется;
А иной как фастае несчотной золотой казной,
А иной фастае как добрым конём,
А иной фаста силой могучею богатырскою,
А иной фастае славным отечеством,
А иной фастат молодым да молодечеством;
А как умной разумной как фастает
Старым батюшком да старой матушкой,
Ай безумный дурак уж как фастает
Ай своей да молодой женой.
Ай как ведь Садке по полатушкам он похаживат,
Ай Садке ли-то сам да выговариват:
•— Ай -же вы купци новгородские вы богатые,
Ай же все господа новгородские,
Ай же все настоятели новгородские,
Мужики как вы да новгородские!
У меня как вси вы на честном пиру
А вси вы у мня как пьяны веселы,
А как вси на пиру напивалисе,
Ай как все на пиру да наедалисе,
Ай похвальбами все вы похвалялисе.
Ай кто чим у вас топерь хвастае:
А иной хвастае как былицею,
А иной фастае у вас да небылицею.
А как чем буде мне Садку топерь пофастатн?
Ай у мня у Садка новогородскаго
А золота <казна> у мня топерь не тощится;
А цветное платьице у мня топерь не дёржится,
Ай дружинушка хоробрая не изменяется;
А столько мне Садку будё пофастати
Ай своей мне несчётной золотой казной:
Ай на свою я несчётну золоту казну
Ай повыкуплю я как все товары новгородские,
А как все худы товары я добрые,
А что не буде боле товаров в продаже во городи.
Ай как ставали тут настоятели ведь новгородские,
Ай Фома да Назарьев ведь,
А Лука да Зиновьев ведь,
Ай как тут ставали да на резвы ноги,
Ай как говорили самы ведь да таковы слова:
— Ай же ты Садке купец богатый новогородскии!
А о чем ли о многом бьешь с намы о велик заклад,
Ежели выкупишь товары новгородские,
Ай худы товары все, добрый,
Чтобы не было в продаже товаров да во городи?
Ай говорил Садке им наместо таковы слова:
— Ай же вы настоятели новгородские!
А сколько угодно у мня фатит заложить бессчётной
золотой казны.
Ай говоря настоятели наместо новгородские:
— Ай же ты Садке да новгородский!
А хошь ударь с намы ты о тридцати о тысячах.
А ударил Садке о тридцати ла ведь о тысячах.
Ай как все со честного пиру розъезжалисе,
Ай как все со честного пиру розбиралисе
Ай как по своим домам по своим местам.
Ай как тут Садке купец богатый новгородскиий,
Ай как он на другой день вставал по утру да по раному,
Ай как ведь будил он свою ведь дружинушку хоробрую,
Ай давал как он да дружинушки
Ай как долюби он бессчётный золоты казны,
А как спущал он по улицам тороговыим,
Ай как сам прямо шол во гостиной ряд,
Ай как тут повыкупил он товары новгородские,
Ай худы товары все, добрые.
Ай ставал как на другой день
Садке купец богатый новгородскиий,
Ай как он будил дружинушку хоробрую,
Ай давал уж как долюби бессчётный золоты казны,
Ай как сам прямо шол во гостиный ряд,—
Ай как тут много товаров принавезено,
Ай как много товаров принаполнено
Ай на ту на славу великую новгородскую.
Он повыкупил еще товары новгородские,
Ай худы товары все, добрые.
Ай на третий день ставал Садке купец богатый
новгородскиий,
Ай будил как он да дружинушку хоробрую,
Ай давал уж как долюби дружинушки
Ай как много несчётной золотой казны,
Ай как роспущал он дружинушку по улицам торговыим,
Ай как сам он прямо шол да во гостиный ряд,—
Ай как тут на славу великую новгородскую
Ай подоспели как товары ведь московские,
Ай как тут принаполнился как гостиной ряд
Ай дорогима товарамы ведь московскима.
Ай как тут Садке теперь да пораздумался:
¦— Ай как я повыкуплю еще товары все московские,—
Ай на тую на славу великую новгородскую
Ай подоспеют ведь как товары заморские,
Ай как ведь теперь уж как мне Садку
Ай не выкупить как. товаров ведь
Со всёго да со бела свету.
Ай как лучше пусть не я да богатее,
А Садке купец да новгородскиий,
Ай как пусть побогатее меня славный Новгород,
Что не мог не я да повыКупить
Ай товаров новгородскиих,
Чтобы не было продажи да во городи;
А лучше отдам я денежок тридцать тясячей,
Залог свой великиий.
А отдавал уж как денежок тридцать тысячей,
Отпирался от залогу да великаго.
А потом как построил тридцать караблей,
Тридцать караблей, тридцать черныих,
Ай как ведь свалил он товары новгородские
Ай на черный на карабли,
Ай поехал торговать купец богатый новгородскиий
Ай как на своих на черных на караблях.
А поехал он да по Волхову,
Ай со Волхова он во Ладожско,
А со Ладожскаго выплывал да во Неву реку,
Ай как со Невы реки как выехал на синё море.
Ай как ехал он по синю морю,
Ай как тут воротил он в Золоту орду.
Ай как там продавал он товары да ведь новгородские,
Ай получал он барыши топерь великие,
Ай как насыпал он бочки ведь сороковки-ты
Ай как краснаго золота;
Ай насыпал он много бочек да чистаго серебра,
А еще насыпал он много бочек мелкаго он крупнаго
скатняго жемчугу
А как потом поехал он з-за Золотой орды,
Ай как выехал топеречку опять да на синё морё,
Ай как на синем море устоялисе да черны карабли,
Ай как волной-то бьет и паруса-то рвет,
Ай как ломат черны карабли,—
А все с места не йдут черны карабли.
Ай воспроговорил Садке купец богатый новгородскиий
Ай ко своей он дружинушки хоробрый:
— Ай же ты дружина хоробрая!
Ай как сколько ни по морю ездили,
А мы Морскому царю дани да не плачивали.
А тоиерь-то дани требует Морской-то царь в синё морё.
Ай тут говорил Садке купец богатый новгородскиий:
— Ай же ты дружина хоробрая!
Ай возьмите-тко вы мечи-тко в синё море
Ай как бочку сороковку краснаго золота.
Ай как тут дружина да хоробрая
Ай как брали бочку сороковку краснаго золота,
А мёгали бочку в синё морё.
Ай как все волной-то бьет, паруса-то рвет,
Ай ломат черны карабли да на синём мори, —
Всё не йдут с места карабли да на синём мори.
Ай опять воспроговорил Садке купец богатый
новгородскиий
Ай своей как дружинушки хоробрый:
— Ай же ты дружинушка моя хоробрая!
А видно мало этой дани царю Морскому в синё морё.
Ай возьмите-тко вы мечи-гко в синё морё
Ай как другую ведь бочку чистаго серебра.
Ай как тут дружинушка хоробрая
А кидали как другую бочку в синё морё
А как чистаго да серебра.
Ай как все волной-то бьет, паруса-то рвет,
Ай ломат черны карабли да на синём мори,—
А все не йдут с места карабли да на синём мори.
Ай как тут говорил Садке купец богатый новгородскиий
Ай как своёй он дружинушки хоробрый:
— Ай же ты дружина хоробрая!
А видно этой мало как дани в синё море.
А берите-тко третью бочку да крупнаго мелкаго
скатняго жемчугу.
А кидайте-тко бочку в синё морё.
А как тут дружина хоробрая
Ай как брали бочку крупнаго мелкаго скатняго
жемчугу,
А кидали бочку в синё морё.
Ай как все на синём мори стоят да черны карабли,
А волноч-то бьет, паруса-то рвет,
Ай как все ломат черны карабли,—
Ай все с места не идут да черны карабли.
Ай как тут говорил Садке купец богатый новгородскиий
А своёй как дружинушки он хоробрый:
— Ай же ты любезная как дружинушка да хоробрая!
А видно Морской-то царь требуе как живой головы у нас
в синё море.
Ай же ты дружина хоробрая!
Ай возьмите-тко уж как делайте
Ай да жеребья да себе волжаны,
Ай как всяк свои имена вы пишите на жёребьи,
А спущайте жеребья на синё морё;
А я сделаю себе-то я жеребей на красное-то на золото.
Ай как спустим жеребья топерь мы на синё морё,
Ай как чей у нас жеребей топерь да ко дну пойдет,
А тому итги как у пас да в синё морё
А у веёй как у дружины хоробрый
Ай жеребья топерь гоголём пловут,
Ай у Садка купца гостя богатаго да ключом на дно.
Ай говорил Садке таковы слова:
— Ай как эты жеребьи есть неправильна
Ай вы сделайте жеребьи как на красное да золото,
А я сделаю жеребей да дубовый,
Ай как вы пишите всяк свои имена да на жеребьи,
Ай спущайте-тко жеребьи на синё морё.
Ай как чей у нас жеребей да ко дну пойдет,
А тому как у нас итти да в синё морё.
Ай как вся тут дружинушка хоробрая
Ай спущали жеребья на синё морё,
Ай у веёй как у дружинушки хоробрый
Ай как все жеребья как топерь да гоголём пловут,
А Садков как жёребей да топерь ключом па дно.
Ай опять говорил Садке да таковы слова:
— А как эты жеребьи есть неправильна
Ай же ты дружина хоробрая!
Ай как делайте вы как жеребьи дубовый,
Ай как сделаю я жеребей липовой,
А как будем писать мы имена все на жеребьи,
А спущать уж как будем жеребья мы на синё морё,
А топерь как в остатниих
Как чей топерь жеребей ко дну пойдет,
Ай тому как итти у нас да в синё морё.
Ай как тут вся дружина хоробрая
Ай как делали жеребьи все дубовые,
А он делал уж как жеребей себе липовой.
Ай как всяк свои имена да писали на жеребьи,
Ай спущали жеребья на синё морё.
А у всёй дружинушки ведь хоробрыей
Ай жеребья топерь гоголем плывут да на синём мори,
Ай у Садка купца богатаго новогородскаго ключом
на дно,
А как тут говорил Садке таковы слова:
— Ай как видно Садку да делать топерь нечего,
Ай самого Садка требует царь Морской да в синё морё.
Ай же ты, дружинушка моя да хоробрая любезная!
Ай возьмите-тко вы несите-тко
Ай мою как чернильницу вы вальячную,
Ай неси-тко как перо лебединоё,
Ай несите-тко вы бумаги топерь вы мне гербовый.
Ай как тут дружинушка ведь хоробрая
А несли ему как чернильницу да вальячную,
Ай несли как’ перо лебединоё,
Ай несли как лист-бумагу как гербовую.
Ай как тут Садке купец богатый новгородскиий
А садился ён на ременчат стул
А к тому он к столику ко дубовому,
Ай как начал он именьица своего да он отписывать,
А как отписывал он именья по божьим церквам,
Ай как много отписывал он именья нищей братии,
А как ино именьицо он отписывал да молодой жены,
Ай достальнёё именье отписывал дружины он
хоробрыей,
Ай как сам потом заплакал ён,
Говорил ён как дружинушке хоробрыей:
— Ай же ты дружина хоробрая да любезная?
Ай полагайте вы доску дубовую на синё морё,
А что мне свалиться Садку мне-ка на доску,
А не то как страшно мне принять смерть во синём мори,
Ай как тут он еще взимал с собой свои гусёлка
яровчаты,
Ай заплакал горько, прощался ён с дружинушкой
хороброю,
Ай прощался ён топеречку со всим да со белым светом,
Ай как он топеричку как прощался ведь
А со своим он с Новым со городом;
А потом свалился на доску он на дубовую,
Ай понесло как Садка на доски да по синю морю.
Ай как тут побежали черны-ты карабли,
Ай как будто полетели черны вороны.
Ай как тут остался топерь Садке да на синем мори.
Ай как ведь со страху великаго
А заснул Садке на той доске на дубовый.
А как ведь проснулся Садке купец богатый новгород-
скиий
Ай в Окиян-мори да на самом дни,
А увидел — сквозь воду пекет красно солнышко,
А как ведь очудилась (так) возле полата белокаменна,
А заходил как он в полату белокаменну,
Ай сидит топерь как во полатушках
Ай как царь-то Морской топерь на стули ведь,
Ай говорил царь-то Морской таковы слова:
¦— Ай как здравствуйте, купец богатый,
Садке да новгородскиий!
Ай как сколько ни по морю ездил ты,
Ай как Морскому царю дани не плачивал в синё морё,
Ай топерь уж сам весь пришел до мне да во
подарочках.
Ах скажут, ты мастёр играть во гусли яровчаты:
А поиграй-ко мне как в гусли яровчаты.
А как тут Садке видит, в синем море делать нечего,
Принужон он играть как во гусли во яровчаты.
Ай как начал играть Садке как во гусли во яровчаты,
А как начал плясать царь Морской топерь в синем мори.
А от него сколебалосе все сине море
А сходиласе волна да на синём мори,
Ай как стал он розбивать много черных караблей да на
синём мори,
Ай как много стало ведь тонуть народу да в синё
морё,
Ай как много стало гинуть именьица да в синё море.
А как топерь на синём мори многи люди добрый,
Ай как многи ведь да люди православные,
От желаньица как молятся Миколы да Можайскому,
Ай чтобы повынес Микулай их угодник из синя моря.
А как тут Садка новгородскаго как чеснуло в плечо
да во правое,
А и как обвернулся назад Садке купец богатый
новгородскиий, —¦
А стоит как топерь старичок да назади уж как белый
седатыи,
Ай как говорил да старичок таковы слова:
— Ай как полно те играть Садке, во гусли во яровчаты
в синём мори,
Ай говорит Садке как наместо таковы слова:
— Ай топерь у мня не своя воля да в синём мори,
Заставляет как играть меня царь Морской.
Ай говорил опять старичок наместо таковы слова:
— Ай как ты, Садке купец богатый новгородскиий,
Ай как ты струночки повырви-ко,
Как шпинёчики повыломай,
Ай как ты скажи топерь царю Морскому ведь:
Ай у мня струн не случилосе,
Шпинёчиков у мня не пригодилосе,
Ай как боле играть у мня не во что.
А тебе скаже как царь Морской:
Ай не угодно ли тебе Садке женитися в синем мори
Ай на душечке как на красной девушке?
Ай как ты скажи ему топерь да в синем мори,
Ай скажи: царь Морской, как воля твоя топерь в
синем мори,
Ай как что ты знашь, то и делай-ко.
Ай как он скажет тебе да топеречку:
Ай заутра ты приготовляйся-тко,
Ай Садке купец богатый новгородскиий,
Ай выбирай, как скажет, ты девицу себе по уму по
разуму,
Так ты смотри, перво триста девиц ты стадо пропусти,
А ты другое триста девиц ты стадо пропусти,
А как третье триста девиц ты стадо пропусти,
А в том стади на конци на остатнием
Ай идет как девица красавица,
А по фамилии как Чернава-то;
Так ты эту Чернаву-то бери в замужество, —
Ай тогда ты Садке да счастлив будешь.
Ай как лягешь спать первой ночи ведь,
А смотри, не твори блуда никакого-то
С той девицей со Чернавою.
Как проснешься тут ты в синем мори,
Так будешь в Новё граде на крутом кряжу,
А о ту о риченку о Чернаву-ту.
А ежели сотворишь как блуд ты в синем мори,
Так ты останешься на веки да в синем мори.
А когда ты будешь ведь на святой Руси.
Да во своём да ты да во городи,
Ай тогда построй ты церковь соборную
Да Николы да Можайскому,
Ай как есть я Микола Можайский.
А как тут потерялся топерь старичок да седатыий.
Ай как тут Садке купец богатый новгородский в синем
мори
Ай как струночки он повырывал,
Шпинёчики у гусёлышек повыломал,
А не стал ведь он боле играти во гусли во яровчаты.
Ай остоялся как царь Морской,
Не стал плясать он топерь в синём мори.
Ай как сам говорил уж царь таковы слова:
¦— А что же не играешь, Садке купец богатый
новгородскиий,
Ай во гусли ведь да во яровчаты?
Ай говорил Садке таковы слова:
— Ай топерь струночки как я повырывал,
Шпинёчики я повыломал,
А у меня боле с собой ничего да не случилосе.
Ай как говорил царь Морской:
•— Не угодно ли тебе женитися, Садке, в синём мори,
Ай как ведь на душечке на красной да на девушке.
Ай как он наместо ведь говорил ему:
.— Ай топерь как волюшка твоя надо мной в синём
мори,
Ай как тут говорил уж царь Морской;
— Ай же ты Садке купец богатый новгородскиий!
Ай заутра выбирай себе девицу да красавицу
По уму себе да по разуму!
Ай как дошло дело да утра ведь раннаго,
Ай как стал Садке купец богатый новгородскиий,
Ай как пошел выбирать себе девици красавици,
Ай посмотрит, стоит уж как царь Морской.
Ай как триста девиц повели мимо их-то ведь,
А он-то перво триста девиц да стадо пропустил,
А друго он триста девиц да стадо пропустил,
Ай третье он триста девиц да стадо пропустил.
А посмотрит, позади идет девица красавица,
Ай по фамилии что как зовут Чернавою,
А он ту Чернаву любовал, брал за себя во замужество.
Ай как тут говорил царь Морской таковы слова:
— Ай как ты умел да женитися, Садке, в синём мори.
А теперь как пошло у них столованье да почестей пир
в синём мори,
Ай как тут прошло у них столованье да почестей пир,
А как тут ложился спать Садке купец богатый
новгородскиий
А в синём мори он с девицею с красавицей,
А во спальней он да во тёплоей;
Ай не творил с нёй блуда никакова, да заснул в сон
во крепкий.
Ай как он проснулся Садке купец богатый новгородскиий.
Ажно очудился Садке во своем да во городи,
О реку о Чернаву на крутом кряжу.
Ай как тут увидел, — бежат по Волхову
А свои да черный да карабли,
А как ведь дружинушка как хоробрая
А поминают ведь Садка в синём мори,
Ай Садка купца богатаго да жена его
А поминат Садка со всей дружиною хороброю.
А как тут увидла дружинушка, ^
Что стоит Садке на крутом кряжу да о Волхово,
Ай как тут дружинушка вся она росчудоваласе,
Ай как тому чуду ведь сдивоваласе,
Что оставили мы Садка да на синём мори,
А Садке впереди нас да во своем во городи.
Ай как встретил ведь Садке дружинушку хоробрую,
Вси черные тут карабли,
А как теперь поздоровкались,
Пошли во полаты Садка купца богатаго.
А как он топеречку здоровкался со своею с молодой
женой,
Ай теперь как он после этого
Ай повыгрузил он со караблей
А как всё своё да он именьицо,
Ай повыкатил как ён всю свою да песчётну золоту
казну,
Ай топерь как на свою он несчетну золоту казну
Ай как сделал церковь соборную
Николы да Можайскому,
Ай как другую церковь сделал пресвятый богородицы.
Ай топерь как ведь да после этого
Ай как начал господу богу он да молитися,
Ай о своих грехах да он прощатися.
А как боле не стал выезжать да на синё морё,
Ай как стал проживать во своём да он во городи.
Ай топерь как ведь да после этого
Ай тому да всему да славы поют.

В славном было во Новйгороде,
Жил Буслав девяносто лет,
Жил Буслав целу тысящу,
Живучи Буслав не старился,
На достали Буслав переставился,
С Новым градом не перечился,
С каменной Москвой спору не было
Оставалоси чадо милое
Молодый Василий сын Буславьевич.
Стал по улицкам похаживать,
С робятами шуточки пошучивать:
Кого за руку дернет — рука с плеча,
Кого за ногу дернет — нога с колен,
Кого за голову дернет — голова с плечи вон.
Собиралися мужики новгородский,
Собрались к Васильевой матушки.
— Ай же Васильева матушка,
Молодая Фетьма Тимофеевна!
Уйми свое чадо милое,
Молода Василия Буславьева.
А не уймешь Васильюшка Буслаева,
Будем унимать всим Новым градом,
Сгоним Васильюшка под Волхово,
Пихнем Васильюшка в Волхово.
Тут Васильева матушка,
Молода Фетьма Тимофеевна,
Чоботы надернула на босы ноги,
Шубу накинула на одно плече,
Хватила свое чадо милое,
Хватила под правую под пазуху.
— Ай ты, Василий сын Буслаевич!
Как жил Буслав девяносто лет,
Жил Буслав делу тысящу,
Живучи Буслав не старелся,
На достали Буслав переставился,
Со Новым градом не перечился,
А с каменной Москвой спору не было.
Тут Василий сын Буславьев
Завел он свой почестей пир.
Накурил Василий зелена вина,
Наварил Василий пива пьянаго,
На белой двор бочки выкатывал,
На бочках подписи подписывал,
На вёдрах подрези подрезывал.
Мерой чара полтора ведра,
Весом чара полтора пуда.
— Тот поди ко мне на почестей пир,
Кто выпьет эту чару зелена вина,
Кто истерпи мой черленой вяз.
Как идут мужики новгородские
Скажут: — К чорту Василия и с честным пиром!
Идет встрету маленький Потанюшко,
На правую ножку припадывает,
Он на небо поглядывает.
Говорят мужики новгородские:
— Не ходи, Потаня, на почестей пир!
Не выпить тебе чары зелена вина,
И нё стерпеть вяза черленого.
Пришел-то маленький Потанюшко,
Пришел Потаня на почестей пир,
Хватил ён чарочку одной рукой,
Пил он чарочку одним духом.
Хлопнул Василий сын Буслаевич,
Хлопнул вязом черленыим,
Стоит Потанюшко не стряхнется,
Его желтые кудри не сворохнутся.
Спроговорит Василий сын Буслаевич:
— Ай же ты маленький Потанюшка!
Поди ко мне в дружинушки в хоробрый.
Тут мужики новгородские
Заводили они почестей пир,
Накурили они зелена вина,
Наварили пива пьянаго.
А всих-то они на пир позвали.
А Василия Буславьева и не позвали.
Спроговори Василий сын Буславьевич:
— Пойду я, матушка, на почестей пир!
Спроговорит матушка родимая
Молодая Фетьма Тимофеевна:
— Не ходи, Василий, на почестей пир!
Вси придут на пир гости званый,
Ты придешь на пир незваный гость.
Спроговорит Василий сын Буслаевич:
— Пойду я, матушка, на почестей пир!
Куда меня посадят, я там сижу.
Что могу достать, то я ем да пью.
Пошли со дружиною на почестей пир.
Приходит Василий на почестей пир,
Крест кладет по писаному,
Поклон ведет по ученому.
— Здравствуйте, мужики новгородский!
— Поди, Василий сын Буславьевич!
Садись, Василии, во большом углу.
Кормили тут Басилыошка досыта,
Поили Василыошка допьяна.
— Бейся, Василыошка, во велик заклад,
Завтра итти на Волхово!
Мы станем биться всим Новым градом,
А ты двоима со дружинушкой.
Пошел Василий со честнй пиру,
Приходит к матушке родимоей
Прикручинивши, припечаливши.
Сироговори матушка родимая:
— Эй же, Василий сын Буслаевич!
Что ты, Василий, прикручинивши,
Что ты, Василий, припечаливши?
Ведь не чарой, Василий, тебя обнесли,
Либо пьяница собака обесчестила?
Спроговори маленькой Потанюшка,
Его дружинушка хоробрая:
— Чарой Василия не обнесли,
И пьяница собака не обесчестила:
Ен глупым умом, хмельным розумом,
Бился Василий о велик заклад:
Что итти с-утра на Волхово,
Им биться всим Новым градом,
А нам двоима со дружинушкой.
Тут молодая Фетьма Тимофеевна
Чоботы надернула на босы ноги,
Шубу накинула на одно плече.
На мистку положила красна золота,
На другую чистаго серебра,
На третью скатнаго жемчуга.
Пришла она на почестей пир,
Крест кладет по писаному,
Поклоны ведет по ученому.
— Здравствуйте, мужики новгородские!
Возьмите дороги подарочки,
Простите Василия во той вины.
Говорят мужики новгородские:
— Мы не возьмем дороги подарочки
И не простим Василия во той вины.
Хоть повладеем Васильевыма конями добрыма,
Повладеем платьями цветными!
Тут молодая Фетьма Тимофеевна,
Крест на лицё, да с терема долой.
Ударила чоботом во лйпину,
А улетела липина во задний тын,
А у них задний тын весь и россьтпался,
Вси крыльца перильца покоси.*нся.
Тут Василий сын Буслаевич
Вставал по утру ранешенько,
Пошел на Дунай реку купатися,
Иде встрету девушка чернавушка.
— Ай же ты, Василий сын Буслаевич!
Знал загудки загадывать,
А не знаешь ноне отгадывать:
Прибили дружину во чистом поли.
Тут Василий сын Буслаевич
Чоботы надернул на босу ногу,
Шубу накинул на одно плече,
Колпак накинул на одно ухо,
•Хватил Василий свой черленый вяз,
Побежал Василий во чисто поле.
Идет встречу старчищо Андронищо,
Его иде крёстный батюшко,
Надет на голову Софеин колокол.
— Ай же ты, крестный батюшко!
Зачем надел на голову Софеин колокол?
Хлопнул крестнаго батюшку,
Убил старчищо Андронищо.
Прибежал Васильюшко на Волхово,
Стал по Волхову поскакивать,
Черленым вязом помахивать.
Куды махнет — падут улицама,
А в перехват махнет — переулкама.
Кистенямы головы переломаны,
Кушакамы головы перевязаны.
Бежат к Васильевой матушке.
— Ай же Васильева матушка,
Молодая Фетьма Тимофеевна!
Уйми свое чадо милое,
Оставь людей хоть и на семена.
Тут Васильева матушка
Чоботы надернула на босы ноги,
Шубу накинула на одно'плече,
Прибежала она на Волхово,
Хватила свое чадо милое,
Хватила под правую под пазуху.
— Ай же ты, Василий сын Буслаевич!
Жил Буслав девяносто лет,
Жил Буслав делу тясящу,
Живучи Буслав не старился,
На достали Буслав пересгавился,
Со Новым градом не перечился,
С каменной Москвой спору не было.
Принесла Василья со чиста поля.
Тут Василий сын Буслаевич
Говорит он матушке родимоей:
— Ай же ты, матушка родимая!
Утрось я не завтракал, вечор я и не ужинал,
Дай хоть сегодня пообедати.
Спусти меня молодца в Еросолим град,
Во святую святыню помолитися,
Ко христову гробу приложитися,
Во Ердан реку окупатися.
Сделал я велико прегрешение,
Прибил много мужиков новгородскиих!
Говорит Васильева матушка
Молодая Фетьма Тимофеевна:
— Не спущу тебя, Василья, во Еросолим град.
Тебе мне-ка-ва больше жива не видать.
— Ай же матушка родимая!
Спустишь — поеду, а не спустишь — пойду.
Оснастили суденышко дубовое,
Со своей с дружинушкой хороброю
Сели в суденушко, поехали.
Приехали к матушке Сивонь горы.
Пошли на матушку Сивонь гору,
Пошли по матушке Сивонь горе,
Лежит тут кость сухоялова.
Тут Василий сын Буслаевич
Стал этой костью попинывать,
Стал этой костью полягивать.
Спроговори кость сухоялова
Гласом яна человеческим:
_ Ты бы хоть, Василий сын Буслаевич,
Меня бы кости не попинывал,
Меня бы кости не полягивал,
Тебе со мной лежать во товарищах.
Плюнул Васильюшко да прочь пошел;
.— Сама спала, себи сон вид ла.
Сели в суденушко, поехали.
Приехали оны в Еросолим град,
Схотили в святую святыню помолилися,
Ко христову гробу приложилися;
Пришел Василий сын Буслаевич,
Окупался в матушке Ердань реке.
Идет та девушка чернавушка,
Говорит Васильюшку Буславьеву:
— Ай Василий сын Буслаевич!
Нагим телом в Ердань реки не куплются,
Нагим телом купался сам Иисус Христос!
А кто куплется, тот жив не бывает.
Сели в суденышко, с дружинушкой поехали.
Заболела у Васильюшка буйная головушка.
Спроговори Василий сын Буслаевич:
— Ай же дружинушка хоробрая!
Болит у меня буйная головушка.
Вечор были мы на матушке Сивонь горе,
Пошли мы с костью разбранилися,
Пошли мы с костью не простилися.
Заедем-ко на матушку Сивонь гору,
Простимся у кости сухояловой.
Приехали на матушку Сивонь гору,
Где лежала кость сухоялова.
Тут лежит о том месте синь камень:
В долину камень сорок сажен,
В ширину камень двадцать сажен.
Спроговори Василий сын Буслаевич:
— Ты, дружинушка, скачи в поперек камня,
А я скачу вдоль каменя;
Перескочим черёз камень!
Скочил Васильюшко вдоль каменя,
Пал Васильюшко о синь камень.
Речён язык в головке поворотится,
Говорит дружинушке хоробрыя:
— Съедешь, дружинушка хоробрая,
К моей матушке родимоей,
Вели поминать Васильюшка Буслаева.

Как из далеча было из чиста поля,
Из-под белые березки кудревастыи,
Из-под того ли с под кустичка ракитова,
Ай выходила-то турица златорогая,
И выходила-то турица со турятами,
Ай расходилиси туры да во чистом поли,
Во чистом поли туры да со турицою.
Ай лучилосе турам да мимо Киев град иттив
Ай видли над Киевым чудным чудно,
Видли над Киевым дивным дивно.
По той по стены по городовыи
Ходит девица душа красная,
А на руках носит книгу Леванидову,
А не тольки читае, да вдвой плаче.
А тому чуду туры удивилиси,
В чистое поле возвратилиси,
Сошлиси, со турцей поздоровкалисеГ
— А ты здравствуешь, турица наша матушка!
— Ай здравствуйте, туры да малы детушки!
А где вы туры были, что вы видели.?
— Ай же ты турица наша матушка!
Ай были мы туры да во чистом поли,
А лучилосе нам турам да мимо Киев град итти,
Ай видели над Киевом чудным чудно,
Ай видели над Киевом дивным дивноз
А по той стены по городовыи
Ходит-то девица душа красная,
А на руках носит книгу Леванидову,
А не столько читает, да вдвои плаче.
Говорит-то ведь турица родна матушказ
— Ай же вы туры да малы детушки!
Ай не девица плачет, да стена плаче,
Ай стена-та плаче городовая,
А она ведает незгодушку над Киевом,
Ай она ведает незгодушку великую.
А из-под той ли страны да спод восточный
А наезжал ли Батыга сын Сергеевич,
А он с сыном со Батыгой со Батыговичем,
А он с зятем Тараканчиком Корабликовым,
А он со черным дьчком да со выдумщичком.
Ай у Батыги-то силы сорок тысячей,
А у сына у Батыгина силы сорок тысячей,
А у зятя Тараканчика силы сорок тысячей,
А у чернаго дьячка, дьячка выдумщичка,
А той ли той да силы счёту нет,
А той ли той да силы да ведь смету нет:
Соколу будет лететь да на меженный долгий день,
А малою-то птичики не облететь.
Становилась тая сила во чистом поли.
А по греху ли-то тогда да учинилосе.
Ай богатырей во Киеви не лучилосе:
Святополк богатырь на Святыих на горах,
Ай молодой Добрыня во чистом поли,
А Алешка Попович в богомольной стороны,
А Самсон да Илья у синя моря.
А лучилосе во Киеви голь кабацкая,
А по имени Василей сын Игнатьёвич.
А двенадцать годов по кабакам он гулял,
Пропил промотал все житьё бытьё своё,
Ай пропил Василей коня добраго,
А с той ли-то уздицей тесмяною,
С тем седлом да со черкальскиим,
А триста он стрелочек в залог отдал.
А со похмелья у Василья головка болит,
С перепою у Василья ретиво сердцб щемит,
И нечим у Василья опохмелиться.
Ай берет-то Василей да свой тугой лук,
Этот тугой лук Васильюшко розрывчатой,
Налагает ведь он стрелочку каленую,
Ай выходит-то Василей вон из Киёва,
Ай стрелил-то Василей да по тем шатрам,
Ай по тем шатрам Василей по полотняным,
Ай убил-то Василей три головушки,
Три головушки, Василей, три хорошеньких:
А убил сына Батыгу Батыговича,
И убил зятя Тараканчика Корабликова,
А убил чернаго дьячка, дьячка выдумщичка.
И это скоро-то Василей поворот держал
Ай во стольнёй во славной во Киев град.
Л это тут Батыга сын Сергиевич
А посылает-то Батыга да скорых послов,
Скорых послов Батыга виноватого искать.
Ай приходили-то солдаты каравульнии,
Находили-то Василья в кабаки на печи,
Проводили-то Василья ко Батыги на лицо.
Ай Василей от Батыги извиняется,
Низко Василей поклоняется:
— Ай прости меня, Батыга, во такой большой вины!
А убил я три головки хорошеньких,
Хорошеньких головки что ни лучшеньких:
Убил сына Батыгу Батыговича,
Убил зятя Тараканчика Корабликова,
Убил чернаго дьячка, дьячка выдумщичка.
А со похмелья у меня теперь головка болит,
А с перепою у меня да ретиво сердцо щемит.
А опохмель-ко меня да чарой винною,
А выкупи-ко мне да коня добраго,
С той ли то уздицей тесмянною,
А с тем седлом да со черкальскиим,
А триста еще стрелочек каленыих.
Еще дай-ко мне-ка силы сорок тысячей,
Пособлю взять-пленить да теперь Киев град.
А знаю я воротца незаперты,
А незаперты воротца, незаложеныи,
А во славный во стольнёй во Киев град,
А на ты лясы Батыга приукинулся, *
А выкупил ему да коня добраго,
А с той ли то уздицей тесмяною,
А с тем седлом да со черкальскиим,
А триста-то стрелочек каленыих,
А наливает ему чару зелена вина,
А наливает-то другую пива пьянаго,
А наливает-то он третью мёду сладкаго,
А слил-то эти чары в едино место,—
Стала мерой эта чара полтора ведра,
Стала весом эта чара полтора пуда.
А принимал Василей единою рукой,
Выпивает-то Василей на единый дух,
А крутешенько Василей поворачивалсе,
Веселешенько Василей поговариваё:
— Я могу теперь, Батыга, да добрым конём владать,
Я могу теперь, Батыга, во чистом поле гулять,
Я могу теперь, Батыга, вострой сабелкой махать.
И дал ему силы сорок тысящей.
А выезжал Василей во чисто полё
А за ты эты за лесушки за темные,
А за ты эты за горы за высокие,
И это начал он по силушке пбезживати,
И это начал ведь он силушки порубливати,
И он прибил, прирубил да единой головы.
Скоро тут Василей поворот держал.
А приезжает тут Василей ко Батыги на лицо,
Ай с добра коня Васильюшка спущается,
А низко Василей поклоняется,
Сам же он Батыге извиняется:
— Ай прости-ко ты, Батыга, во такой большой вины!
Потерял я ведь силы сорок тысящей.
А со похмелья у меня теперь головка болит,
С перепою у меня да ретиво сердцо щемит,
Помутились у меня да очи ясныя,
А подрожало у меня да ретиво сердцо,
А опохмель-ко ты меня да чарой винною,
А дай-ко ты силы сорок тысящей,
Пособлю взять-пленить да я Киев град.
А на ты лясы Батыга приукинулся,
Наливает ведь он чару зелена вина,
Наливает он другую пива пьянаго,
Наливает ведь он третью мёду сладкаго,
Слил эты ч^.ры в едино место,—
Стала мерс i эта чара полтора ведра,
Стала весом эта чара полтора пуда.
А принимал Василей единою рукой,
А выпивал Василей на единый дух,
Ай крутешенько Василей поворачивалсе,
Веселешенько Василей поговаривае:
— Ай же ты Батыга сын Сергйевич!
Я могу теперь, Батыга, да добрым конем владать,
Я могу теперь, .Батыга, во чистом поле гулять,
Я могу теперь, Батыга, вострой сабелькой махать. ’
А дал ему силы сорок тысящей.
А садился Василей на добра коня,
А выезжал Василей во чисто полё
А за ты эты за лесушки за темные,
А за ты эты за горы за высокие,
И это начал он по силушке поезживати,
И это начал ведь он силушки порубливати,
И он прибил, прирубил до единой головы.
Л розгорелось у Василья ретиво сердцо,
Ай размахалась у Василья ручка правая.
Ай приезжает-то Василей ко Батыги на лицо,
И это начал он по силушки поезживати,
И это начал ведь он силушки порубливати,
А он прибил, прирубил до единой головы.
Ай тот ли Батыга на уход пошел,
Ай бежит то Батыга запинается,
Запинается Батыга заклинается:
— Не дай боже, не дай бог да не дай дитям моим
Не дай дитям моим да моим внучатам
А во Киеви бывать да ведь Киева видать!
Ай чйстыи поля были ко Опскову,
А широки роздольица ко Киеву,
А высокия-ты горы Сорочинскии,
А церковно-то строенье в каменной Москвы,
Колокольнёй-от звон да в Нове-городе,
Ай тёртые колачики Валдайския,
Ай щапливы щеголиви в Ярослави городи,
А дешёвы поцелуи в Белозерской стороне,
А сладки напитки во Питери,
А мхи-ты болота ко синю морю,
А щельё каменьё ко сиверику,
А широки подолы Пудожаночки,
Ай дублёны сарафаны по Онеги по реки,
Толстобрюхие бабенки Лёшмозёрочки,
Ай пучеглазые бабенки Пошозёрочки,
А Дунай, Дунай, Дунай,
Да боле петь вперед не знай.

Заводил государь да почестей пир
На многии на князи на бояра,
На сильни могучи богатыри,
На вси поляници удалый.
И вси во пиру пьяны веселы,
И вси во честном приросхвастались.
Да иной-то похваста золотой казной,
А иной-то похваста своею удатью.
Ай за тым столом белодубовым,
За той скамеечкой каленовою,
Сидит старый Данилушко Игнатьевич.
Он не ест-то не пьет, сам не кушаё,
А ничего сам в пиру не хвастае.
Говорит царь таково слово:
— Престаревшии Данилушко Игнатьевич!
Ты чего сидишь в пиру кручинишься,
Ты чего сидишь в пиру печалишься?
Али место в пиру не по отчине,
Али чарой в пиру тебя приббнесли,
Али пьяница над тобой усмехнуласи?
Говорит Данилушка Игнатьевич:
— Бласлови, осударь, слово повымолвить,
Не сруби, осударь, буйной головы,
Не вынь сердца со печенью.
Бласлови Данилу в монастырь итти,
Как постричься во старци во черный,
Поскомидиться во книги спасеныя,
При старости Данилы бы душа спасти.
И говорит царь таково слово:
— Престаревшии Данилушко Игнатьевич!
Благословил бы я тебя в монастырь пойти,
Как прознают орды неверный,
Проведают цари нещасливыи,
Так Киев град щепой возьмут,
Да церкви божьи на дым спустят,
Меня, осударя, в полон возьмут.
— Есть у меня чадо и в девять лет.
Когда будет чадо в двенадцать лет,
И будет стоять по городи по Киеви,
И по тебе Владимир стольне-киевской.
Наш грозный царь Иван Васильевич,
Наш грозный царь Иван Васильевич
Благословил Данилу в монастырь пойти
Как постричься во старци во чорныи,
Поскомидиться во книги спасеныя,
При старости Данилы бы душа спасти.
И прознают орды неверный,
Проведают цари нещасливыи.
Да заводил осударь почестей пир,
На многии на князи на бояра,
На сильны могучи богатыри,
На вси поляницы удалый.
И вси во пиру пьяны веселы,
Вси во честном приросхвастались.
Да иной похваста золотой казной,
Да иной-то хвастает своей удатью,
А иной-то хвастает добрым конем,
И сам осударь-та не ест, не пьё,
Сам в пиру ничим не тешитси,
Ничим в пиру он не хвастаё.
Говорит царь таково слово:
— Ой вы, князи, вси бояра,
Все сильны могучий богатыри,
Вси поляници удалый.
Выбирайте-тко мне поединщика
Ехать во далечб чисто полё,
Нам сила считать, полки высмекать,
Вывести перед сметой на золот стол.
Из-за тых столов белодубовых,
Из-за той скамеечки кленовыя
Выставае молодой Иванушко Данилович.
Он князьям-то бьё о леву руку,
Самому осударю о праву руку:
— Еду во далечо в чисто поле,
Всю силу считаю, полки высмекаю,
Приведу перед сметой на золот стол.
Говорит царь таково слово:
Нет ли поматорее ехать добра молодца?
И говорят вси князи, вси бояра,
Вси сильни могучи богатыри,
Вси поляницы удалый:
— Видеть добра молодца по походочкам,
Видеть добра молодца по поступочкам.
Наливал осударь чару зелена вина,
Весом та чара полтора пуда,
Мерой-то чара полтора ведра.
Принимал Иванушка единой рукой,
Выпивал Иванушко на единый дух.
Видли добра молодца сядучись,
Не видли молодца поедучись,
А в чистом поли курева стоит,
Курева стоит, дым столбом летит.
Навстречу бежит родный батюшко,
Он голосом кричит, шляпой маше:
— Молодой Иванушка Данильевич!
Ты не едь-ко в целый гуж,
Ты едь-ко в пол-гужа,
Ты силу руби с одного плеча.
Молодой Иванушка Данильевич
Он во день ездил по красну по солнышку,
Он в ночь ездил по лунну по месяцу,
И налил коню пшеницы белояровой.
И сам молодец спать-то лёг.
Проснулся добрый молодец, стоит конь добрый.
Не ест травы шелковый.
Не зоблет пшеницы белояровой.
Он бьё коня по тучным ребрам:
— Волчья еда, травяной мешок.
И что же ты не зоблешь пшеницы белояровой,
Не ешь травы шелковый?
Жерствуе конь языком человечьиим:
— Над тобой знаю незгодушку великую,
Над собой знаю незгодушку великую,
Копали татары поганый,
Копали три погреба глубокиих
И клали рогатинки звериныя.
И первый тот погреб перескочу,
И другой тот погреб перескочу,
Третьяго погреба не могу скочить,
Упаду во погребы глубокий,
Во ты рогатинки звериный.
Обневолят тебя добра молодца
Во ты во путники шелковый,
— ! I
Во ты железа во немецкий.
Он бьё коня по тучным ребрам:
— Волчья еда, травяной мешок!
Ты не знать незгодушки, не ведаешь.
И садился Иванушко на добра коня,
В ч и с т о м п о л и ’ще к у р е в а с т о и т ,
Курева стоит, дым столбом летит.
Приезжал к татаровам поганыим.
Он первый тот погрёб перескочил,
Он другой тот погреб перескочил.
Говорит конь доброй языком человечьиим,
Говорит молоду Иванушку ДанильевичуГ
— Молодой Иванушко Данильевнч!
Дай-ко ты-ка мне здох здохнуть.
Перескочу погреб и третий.
Богатырское сердце розретивилось,
Он бьё коня по тучным ребрам,
Упал конь во погребы глубокий,
Во ты рогатинки звериный.
Обневолили добра молодца,
Связали ручки белый
Во тыи путинки шелковый,
Во ты железа немецкий.
Росплакался добрый молодец.
Богородица Иванушку глас гласит:
•— Молодый Иванушко Данильевич!
Здынь-ко правую ручку выше головы,
Левую ручку ниже пояса,
И розлопают путинки шелковый,
И рострескают железа немецкий.
Молодый Иванушко Данильевич
Правую ручку выше головы,
Левую ручку ниже пояса.
Розлопали путинки шелковый,
Рострескали железа немецкий,
Он хватил татарина, кой больше всих,
Он стал татарином помахивать,
Куды махнёт — туды улкамы,
Куды перемахнёт — переулкамы.
И добро оружьё татарское,
Гнется татарин, не ломится,
На жиловы татарин подавается,
Во вен стороны татарин поклоняется.
Куды махнёт — туды улкамы,
Куды перемахнет — переулкамы.
И та дорожка очищена
Молодым Иваном Данильевичем.