Мы знаем, Бог не есть Бог мертвых, но живых[1]. У Бога все живы. Поэтому Святую Церковь образуют не только ныне здравствующие христиане, но и почившие праведники. В XVIII веке это позволяло староверам утешаться мыслью, что, хотя у них нет живого епископа, но с ними незримо пребывают все почившие святители: от древних апостолов – первых епископов – до убиенного Павла Коломенского.
Однако постоянная нехватка иереев и неизбывный страх лишиться их вынуждали староверов искать здравствующего православного епископа – надежный и постоянный источник священства. Ведь правильное церковное устройство возможно только с архиереем – первосвященником, архипастырем, епископом, преемником апостолов.
Поиски архиерея начались в XVIII столетии. В них принимали участие не только поповцы, но и беспоповцы. Из Выговской пустыни Андрей Денисов отправил на поиски сначала некоего Леонтия Федосеева, а затем ученого старца Михаила Вышатина. Но эти искания не увенчались успехом.
Отправляясь на поиски епископа, староверы ставили перед собой две задачи.
Во‑первых, они хотели найти благочестивого святителя и убедить его присоединиться к Русской Церкви.
Весь XVIII век старообрядцы искали такого архиерея. Искали в России и на землях, принадлежавших Турции, – в Молдавии, Румынии, Болгарии, Сербии, Греции и Палестине.
Но не нашлось такого верховного пастыря, который, последовав за добрым пастырем Христом, душу свою положил бы за овец. Страх перед царскими властями, перед дыбой и кнутом, перед тюрьмой и каторгой был сильнее христианской любви.
Правда, в 1731 году архиерей был неожиданно найден, причем не в дальних странах, а в Москве. Тут в темнице томился владыка Епифаний (Яковлев), малорус из Киева, поставленный в епископы молдавским митрополитом.
Поскольку тогдашние законы запрещали россиянам принимать духовные звания за границей, Епифаний, как только оказался на родине, был схвачен и посажен в тюрьму. Здесь с ним познакомились богатые старообрядцы, раздававшие милостыню узникам. Они уговорили Епифания присоединиться к Церкви и помогли ему в 1733 году бежать на Ветку.
Однако появление долгожданного епископа было сдержанно встречено староверами. Ведь Епифаний был из Малороссии, а там крестили по латинскому обряду – не погружением, а обливанием. Принять архиерея с таким крещением старообрядцы не могли.
Пока думали, что делать с Епифанием, известие о появлении на Ветке епископа дошло до Анны Иоанновны. Императрица разгневалась. Именно Епифаний стал причиной «ветковской выгонки» 1735 года. Царские войска вторглись на Ветку и разорили ее. Архиерей был схвачен, увезен в Киев и вновь заточен в темницу, где и скончался.
Другим старообрядческим епископом середины XVIII века был владыка Феодосий. Он, как и Епифаний, не оставил заметного следа на страницах церковной летописи.
Казак, природный старовер, Феодосий был посвящен в епископы для казаков, живших на Кубани, в ту пору принадлежавшей крымскому хану. Его рукоположил греческий архиепископ по просьбе староверов и по настоянию хана. Умер Феодосий, не оставив преемника.
Во‑вторых, отправляясь на поиски архиерея, старообрядцы мечтали найти страну, где бы в неприкосновенности сохранилось древнее благочестие. В XVIII веке слухи о таких благословенных землях изредка достигали староверов.
Одни говорили, что православие процветает в Японии – в Опоньском царстве, что стоит на море‑океане. Другие утверждали, что служба по старому обряду совершается в храмах Беловодского царства, затерянного где‑то в Азии.
Иногда на Руси появлялись люди, якобы побывавшие в Опоньском царстве или Беловодье. Иногда оттуда приходили письма, живописующие торжество веры, благолепие храмов и истовость служения благочестивых епископов.
В конце XIX века по России разъезжал странный человек Антон Пикульский – сын чиновника из Великого Новгорода, выдававший себя за архиепископа Аркадия, якобы получившего рукоположение от патриарха Беловодского царства.
Но в ту пору было уже невозможно легко дурачить людей. И Пикульский не сумел приобрести последователей…
На протяжении всего XVIII столетия Польское королевство ослабевало и умалялось. Сильные соседи – Австрия, Пруссия[2] и Россия – постепенно отвоевывали от него по куску, пока Польша совершенно не исчезла. В 1772 году город Гомель и слободы Ветки отошли к Российской империи.
Некоторые староверы Ветки и Стародубья, разочарованные и утомленные безуспешными поисками архиерея, стали поговаривать, что надобно идти на примирение со светскими и духовными властями и просить себе епископа и священников в столице, в Санкт‑Петербурге, у царицы Екатерины II и архиереев Синодальной Церкви.
Первым высказал такую мысль инок Никодим из Стародубья. В 1783 году он передал прошение императрице, чтобы по ее указу старообрядцам был прислан из Синода какой угодно епископ. Но через год Никодим умер, а с ним умерло и его начинание.
В 1799 году несколько купцов – прихожан Рогожского кладбища – подали прошение московскому митрополиту Платону (Левшину) о дозволении получать священников от Синодальной Церкви. Митрополит согласился удовлетворить это прошение и принять староверов под свое покровительство, но с условием, что они признают над собой власть Синода.
Так возникло единоверие – объединение старообрядцев и никониан. Оно было подобно прежней унии – объединению православных и латинян. Единоверцы во всем подчинялись Синоду и получали от него священников, служащих по старым книгам, а также право невозбранно строить храмы и монастыри, заводить школы и книгопечатни.
Император Павел I[3] подписал правила учреждения единоверия 27 октября 1800 года.
Правда, Платон и прочие синодальные архиереи считали, что в старых церковных книгах находятся погрешности от невежества, поэтому пренебрежительно относились к своей новой пастве, как к сборищу неучей. В Синоде единоверие называли «церковной болезнью».
Староверы же сторонились его, как ловушки. В начале XIX века к единоверию присоединилась незначительная часть христиан. Число единоверцев увеличилось только при царе Николае I, когда старообрядцев стали насильно присоединять к Синодальной Церкви.
Воззвание Емельяна Пугачева (из послания к казакам Березовской станицы)
Божьей милостью мы, Петр Третий, император и самодержец Всероссийский.
Объявляется Березовской станицы господину атаману и всем живущим в оной Донского войска казакам и во всенародное известие.
Довольно уже наполнена была Россия о нашем от злодеев (главных сенаторов и дворян) укрытии вероятным слухом, но и иностранные государства небезызвестны. Не от чего ж иного сие воспоследовало, как во время царствования нашего рассмотрено, что от прописанных злодеев‑дворян древнего святых отцов предания закон христианский совсем нарушен и поруган. А вместо того от их зловредного вымыслу с немецких обычаев введен в Россию другой закон и самое богомерзкое брадобритие и разные христианской вере как в кресте, так и прочем неистовства.
И подвергли, кроме нашей монаршей власти, всю Россию себе в подданство с наложением великих отягощений, и доведя ее до самой крайней гибели, чрез что, как Яицкое, Донское и Волжское войско, ожидали своего крайнего разорения и истребления. Что нами, обо всем вышепрописанном отечески соболезновав, сожалели и намерены были от их злодейского тиранства освободить и учинить во всей России вольность. За что нечаянно лишены мы всероссийского престола и вменены злоумышленными публикованными указами в мертвые.
Ныне ж по промыслу всевышней десницы, волей Его святой, вместо совсем забвения, имя наше процветает… Того ради за благо рассудить соизволили через сей наш всемилостивейший указ дать знать о нашем шествии с победоносной армией как означенной Березовской станице, так и всему природному Донскому казачьему войску. Что если оное восчувствует наше отеческое попечение и пожелает вступить за природного своего государя, которой для общего спокойствия и тишины претерпел великие странствия и немалые бедствия, то б желающие оказать ревность и усердие для истребления вредительных обществу дворян явились бы в главную нашу армию, где и сами мы присутствуем. За что без монаршей нашей милости и на первой случай не в зачет жалованья по десяти рублей награждения оставлены не будут.
В 1762 году на российский престол вступила императрица Екатерина II. Мудрая и расчетливая царица понимала, какую пользу могут принести стране богатые староверы – промышленники и торговцы.
В том же году она издала указ, приглашавший вернуться в Россию беглых старообрядцев, прежде всего, жителей Ветки. Им были обещаны льготы: разрешение не брить бороду и носить народную одежду, освобождение на шесть лет от податей.
За указом последовал ряд распоряжений, улучшавших положение староверов. Были отменены законы Петра I о бритье бород, русском платье и двойном подушном налоге. Было запрещено называть приверженцев церковной старины «раскольниками», отныне повелевалось именовать их «старообрядцами».
Только в царствование милостивой Екатерины могло случиться доселе небывалое – в самой Москве, под носом высшего церковного и светского начальства староверы свободно построили огромные, великолепно украшенные храмы.
Построили при следующих обстоятельствах.
В декабре 1770 года в Москве началась чума, особенно усилившаяся в марте 1771 года. Люди ежедневно умирали сотнями. По распоряжению властей все кладбища в городе были закрыты. Умерших хоронили на погостах подмосковных деревень в общих могилах.
В числе закрытых кладбищ оказались два старообрядческих. Эти особые погосты с часовнями, известные с 1718 года, принадлежали поповцам. Одно находилось у Серпуховской заставы, другое – у Тверской заставы.
Для новых захоронений поповцам была выделена земля в трех верстах от Рогожской заставы. В то же время беспоповцам было дозволено основать свое кладбище неподалеку от села Преображенского. Так возникли прославленные Рогожское и Преображенское староверческие кладбища.
При учреждении Рогожского кладбища была выстроена маленькая деревянная часовня во имя святителя Николы Чудотворца. В 1776 году ее сменил более обширный каменный храм.
В 1791 году с разрешения московского градоначальника Прозоровского началась постройка «холодной» – неотапливаемой, летней – часовни во имя Покрова Пресвятой Богородицы, долгое время бывшей самой большой из всех городских церквей. По первоначальному замыслу она должна была вмещать до трех тысяч богомольцев, иметь алтарные апсиды и пять глав.
О крупном строительстве стало известно петербургскому митрополиту Гавриилу (Петрову). Он подал императрице донос о том, что староверы «начали строить церковь, превышающую пространством и огромностью Успенский собор, чтобы огромностью сего храма унижать первую в России Церковь в мыслях простого народа».
Прозоровскому пришлось оправдываться перед Екатериной и срочно приказать апсиды сломать, величины убавить и строить храм с одной главой. Этим объясняется некоторая несуразность Покровского собора – внешне он напоминает огромный, но простой дом.
Впрочем, как гласит предание, императрица соизволила пожертвовать московским староверам большое напрестольное Евангелие в серебряном окладе, которое благоговейно хранилось в алтаре Покровского храма.
В 1804 году староверам удалось без осложнений построить «теплую» – отапливаемую, зимнюю – часовню во имя Рождества Христова.
Христиане, лишившиеся после раскола древних русских святынь – соборов Московского Кремля, создали на Рогожском кладбище новые святыни – Никольский, Покровский и Рождественский храмы.
Их с неслыханной роскошью украсили прихожане – богатые московские купцы. В церквах были иконы превосходного древнего письма в серебряных золоченых окладах, усыпанных драгоценными камнями и жемчугом, серебряные подсвечники с пудовыми свечами, золоченые иконостасы и великолепная утварь.
К сожалению, только Покровский собор сохранил свое убранство до наших дней.
Вокруг кладбища выросла Рогожская слобода. Кроме храмов здесь были больницы, богадельни, приюты для сирот, дома священников и пять женских монастырей.
Инокини и послушницы непрестанно читали Псалтырь за умерших, а также занимались рукоделием: вышивали шелками, золотом и бисером, плели пояса и лестовки, пряли лен и ткали холсты.
Для начальства над кладбищем и богадельнями была учреждена особая контора под управлением попечителей. Для совершения богослужений контора по своему усмотрению отправляла в отдаленные места иереев. Священники возили с собой запасные Дары, миро и святую воду. В лучшие годы на Рогожском кладбище служили 12 иереев и 4 диакона.
Самым известным и уважаемым служителем кладбища был священник Иоанн Матвеевич Ястребов (1770–1853). В 1803 году он, уверившись в истинности старой веры, покинул Синодальную Церковь и ушел в Рогожскую слободу. Здесь Иоанн прожил со своей супругой Евфимией пятьдесят лет.
Храмы Рогожского кладбища считались часовнями без алтарей, поэтому в них служились только вечерни, утрени, полунощницы, часы и молебны, а также совершались крещения, исповеди и венчания. Умерших отпевали в Никольской часовне.
Крещения младенцев совершались в Рождественской часовне, для чего там находилось 46 купелей. Исповедь священники принимали в храмах, иногда у себя на дому. Говевшие и исповедовавшиеся причащались в часовнях запасными Дарами.
Раз в году, в Великий четверток, тайно, дабы не навлечь гнева властей, иереи служили литургию для освящения запасных Даров, пользуясь переносной походной церковью. Она напоминала палатку, в которой устанавливался складной престол с антиминсом. В случае опасности такую церковь можно было быстро разобрать и спрятать.
В 1813 году по окончании войны с Францией Москва была занята донскими казаками, многие из которых были староверами. За духовной поддержкой они обращались на Рогожское кладбище.
По преданию, старообрядцем был атаман Матвей Иванович Платов (1751–1818), прославленный военачальник. Возвращаясь на Дон после победы над французами, он подарил кладбищу древнюю походную церковь, освященную во имя Пресвятой Троицы. Власти разрешили служить в ней литургии по большим праздникам.
Эти службы, собиравшие тысячи богомольцев, совершались в часовнях истово и благочинно. Но в 1823 году император Александр I [1], внук Екатерины II, получил донос о торжественных богослужениях на кладбище. Был проведен обыск, и походная церковь Платова была отобрана.
[1] Александр I – российский император (1801–1825), сын императора Павла I.
Путь многих священнослужителей, переходивших в старообрядчество из государственной Церкви, начинался в Москве на Рогожском кладбище.
Сюда их привозили скрытно, чтобы не прознала полиция. Здесь помазывали миром и оставляли при часовнях учиться правильному служению по старым книгам.
Из Москвы по всей Руси расходились загадочные письма: «Мы нашли соль, да сырую, просушили на рогожке и ссыпали в сусек». Это означало: староверы нашли иерея из Синодальной Церкви («соль сырую»), совершили над ним миропомазание на Рогожском кладбище («просушили на рогожке») и поместили при храме («ссыпали в сусек»).
Отсюда священники разъезжались по приходам. Здесь же находили последнее пристанище. На кладбище было особое место для их погребения, отмеченное памятным крестом с надписью: «Сей крест Господень поставлен в память почивающим здесь своими телами священнослужителям. Они всегда страхом внешнего гонения поражались и внутренним лишением благочестивого епископства утомлялись. И в таковом лютом треволнении как великодушные пловцы и без кормчего спасали от потопления корабль церковный».
Очередное лютое треволнение, чуть не потопившее церковный корабль, началось при императоре Николае I. Положение Русской Церкви при нем сделалось совершенно невыносимым.
Николай Павлович вступил на престол в 1825 году после смерти старшего брата, императора Александра I. Новый самодержец обожал строгие армейские порядки – начищенные сапоги, барабанный бой и солдатское повиновение.
Он мечтал превратить в казарму всю страну. Но староверы, не зависевшие от Синодальной Церкви, нарушали ровный строй царских подданных.
В тогдашней армии солдата за малейшую провинность могли забить палками, уморить голодом, сослать на каторгу или казнить. Император решил, что может так же обходиться со старообрядцами, силой и страхом подчиняя их своим порядкам.
Снова начались жестокие преследования христиан. Действия Николая благословлял московский митрополит Филарет (Дроздов).
Для него иереи были такими же государственными служащими, как чиновники или военные. Поэтому его раздражали староверческие священники, оставившие государственную Церковь.
Филарет сравнивал их с дезертирами – солдатами, бежавшими со службы. Он писал: «Мысль позволить должностному лицу безнаказанно дезертировать или скрываться где хочет есть разрушительная для общественного порядка. По закону беглого священника, как и всякого беглого, следовало бы тотчас поймать и отослать к суду».
Травля староверческого духовенства началась в 1827 году. Царское правительство приняло два закона, направленных против «беглых попов». Отныне им не дозволялось переезжать с места на место для посещения паствы. Вообще староверам впредь запрещалось принимать священнослужителей из Синодальной Церкви.
Главнейшим орудием правительственной борьбы со старообрядчеством стало единоверие. С его помощью поповцев и беспоповцев насильно присоединяли к государственной Церкви.
За отказ принять единоверие по всей стране были закрыты сотни храмов и обителей. С беспримерной жестокостью были разорены поповские монастыри в Стародубье, на Ветке и Иргизе, беспоповская Выговская пустынь в Поморье. Ужас старообрядцев был столь велик, что некоторые объявили Николая антихристом, как прежде Петра I.
Поповцы оказались в совершенно безвыходном положении. Из‑за новых гонений их священство, и без того немногочисленное, исчезало буквально на глазах. Перед поповцами обозначилась безрадостная будущность – превратиться в вынужденных беспоповцев.
На Рогожском кладбище заговорили о переходе в единоверие. Начались ссоры и споры. Конец им положил священник Иоанн Ястребов. Он предложил москвичам совершить богослужение в Рождественской часовне и после него на общем соборе принять окончательное решение относительно единоверия.
С вечера храм заполнил молящийся люд – началось всенощное бдение. После утреннего богослужения вокруг Рождественской часовни торжественно прошел крестный ход. Затем на середину церкви вынесли крест и Евангелие. Священник вышел вперед.
На него устремились взоры сошедшихся на собор. Не допуская начала словопрений, иерей поднял руку с двуперстным крестным знамением и объявил:
– Стойте в истинной вере и за правый крест до последней капли крови! Кто последует истинной Христовой вере, подходи и целуй крест и Евангелие. А кто не желает оставаться в прежнем положении – выходи вон!
Ястребов первым целовал крест и Евангелие, чему последовали все собравшиеся. Так москвичи устояли перед соблазном единоверия, оставшись верными православию.
Но гонения привели к совершенному оскудению духовенства. Положение было тяжелым. Церкви было необходимо найти надежный и постоянный источник священства. Им мог стать только благочестивый епископ.
В январе 1832 года в Москве состоялся многолюдный собор. На него съехались христиане со всей Руси: уважаемые иереи, благочестивые иноки и ревностные миряне. Иоанн Ястребов объявил собравшимся, что среди них присутствует достойный человек, имеющий сообщить великую тайну:
– Он возвестит вам тайну сию. Он укажет средство отклонить навсегда затруднения в недостатке священников. Он даст нашему богоспасаемому обществу новую силу, крепость и жизнь. Вот он! Отверзите уши ваши и того послушайте!
Иерей вывел на середину собрания молодого купца Афония Козмича Кочуева (1804–1865), известного проповедника и знатока церковных правил. С редким красноречием описал Кочуев бедственное положение Церкви, вызванное гонениями и оскудением духовенства.
Говорил он и о том, что единственный способ сохранить Церковь – учредить за границей местопребывание для архиерея и пригласить туда достойного русского или греческого епископа:
– Непременно и неотложно надобно учредить архиерейство. Поискать надо, нет ли где епископов, сохранивших древнее благочестие. А если таких не сыщется, пригласить русских. Если же не пойдут, то греческих. И принять согласно правилам святых отцов. Жительство же устроить непременно за границей, и лучше всего в Буковине.
Предложение Кочуева было единодушно одобрено. Под покровом глубочайшей тайны начались новые поиски епископа.
Лежащая у подножия Карпатских гор область Буковина всегда привлекала завоевателей. В XVI столетии эти плодородные земли захватила Турция. Но в 1775 году была вынуждена уступить более сильной Австрии. В ХХ веке Буковина принадлежала Румынии и Советскому Союзу. Ныне эта область разделена между Украиной и Румынией.
Во времена, о которых мы рассказываем, Буковина была округом в Австрийской империи. Здесь проживали многочисленные старообрядцы, пользовавшиеся покровительством властей. Их называли липованами.
Староверы переселились сюда в XVIII столетии из России и Турции, из местностей Молдавия и Добруджа. В ту пору Буковина была разорена войнами, запустела и обезлюдела. Поэтому австрийские власти приветствовали появление на заброшенных землях поселенцев.
Наместник в Буковине докладывал в австрийскую столицу Вену: «Эти липоване – чрезвычайно спокойный, прилежный, тихий, работящий, опрятный, очень толковый и вообще сильный и рослый народ. Каждый из них обязан овладеть ремеслом, которым они наряду с земледелием обеспечивают себя наилучшим образом. Они почитают величайшими пороками пьянство и грязную брань, и, как говорят, пьяных липован видели весьма редко. Их одежда, особенно у женщин, пригожа, опрятна и достойна. И они весьма склонны делать добро ближнему, кем бы он ни был. И на всем протяжении моей службы здесь не поступило ни единой жалобы на этих действительно достойных, добрых людей».
Австрийский император Иосиф II[1], получив столь благоприятный отзыв, повелел склонять как можно больше семейств липован скорее поселиться на Буковине.
В 1783 году он подписал указ о староверах, в котором говорилось: «Мы позволяем им полную свободу религиозных отправлений для себя, их детей и всего потомства вместе с их духовенством».
Свобода вероисповедания влекла на Буковину поповцев и беспоповцев. В селе Белая Криница[2] появился поповский мужской монастырь с храмом во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Тут и было решено поместить будущего старообрядческого святителя.
В 1839 году в Белокриницкую обитель прибыли два инока из России – Павел (Великодворский) и Геронтий (Колпаков), посланные на поиски архиерея.
Павел начал хлопотать об учреждении в монастыре местопребывания для епископа. Это потребовало больших трудов. Иноку приходилось составлять множество разных бумаг, общаться с разными чиновниками в разных учреждениях. Павлу и Геронтию пришлось даже съездить к самому императору Фердинанду I[3] в Вену.
В столице чернецы обратились за покровительством к одному важному царедворцу. Он спросил:
– Вы что хотите себе устроить?
– Хотим епископа отыскать, – ответили иноки.
Тогда гордец показал Павлу и Геронтию руку и сказал:
– Когда на ладони волосы вырастут, тогда будет у вас епископ. Или я жив не буду!
Чернецы, ужаснувшись такому ответу, утешали друг друга:
– Всякое доброе начинание без искушения не бывает.
И надо же было такому случиться: через три дня царедворец неожиданно умирает!
А 6 сентября 1844 года император подписывает указ: «Дозволяется привезти из‑за границы одно духовное лицо, именно архипастыря или епископа, с тем, что он может преподавать находящимся в Белой Кринице липованским инокам высшее посвящение, который также должен будет поставлять священников, равно как избрать и посвятить преемника себе».
После этого Павел с новым спутником – иноком Алимпием (Милорадовым) оправился на поиски епископа, согласного перейти в старообрядчество. Геронтий остался в Белокриницком монастыре, братия избрала его настоятелем.
С юности Павлу не раз являлся святой Никола и призывал на служение великому делу. И время этого дела наступило! Начиная его, инок волновался и молился, призывая Николу Чудотворца.
И вот ночью во сне святитель явился Павлу и сказал:
– Приблизилось время, от Бога определенное. И сей жребий от Бога тебе определен. И я с тобой помощник на всяком месте.
Чернец, пробудившись, не придал должного значения сну. Видение повторилось на следующую ночь, но инок вновь не поверил ему.
На третью ночь, когда Павел прилежно молился, Никола предстал перед ним в архиерейских ризах, держа в одной руке церковь, а в другой – меч. Святой грозно сказал изумленному иноку:
– Не будь противен промыслу Божью! Бог повелел мне явно стать во уверение. Если еще сомнителен – меч, его же видишь, поразит тебя.
Ободренные удивительным явлением, Павел и Алимпий отправились в дальнюю дорогу. Покидая монастырь, они помолились:
– Господи, если начинаемое наше дело будет на пользу, устрой и помоги. А не на пользу – сократи, Господи, на пути жизнь нашу!
Иноки объездили весь христианский восток, побывали в Египте, Сирии, Палестине и Царьграде‑Стамбуле. Здесь они познакомились с греческим митрополитом Амвросием. Он понравился чернецам, и они предложили архиерею присоединиться к Русской Церкви.
Митрополит медлил с ответом. Видя его нерешительность, Павел и Алимпий надумали возвращаться в Белую Криницу. В последний раз зайдя к Амвросию, они неожиданно услышали от него:
– Я согласен пойти к вам!
Обрадованные иноки спросили:
– Почему же, ваше преосвященство, вы ныне сделались согласны на наше предложение, а вчера не соглашались?
И митрополит поведал им об удивительном явлении:
– Вчера, проводя вас, я был занят мыслью: добро ли мне предлагается? С этой мыслью, помолясь Богу, я лег. Но не успел я еще уснуть, как вдруг предстал передо мной во свете благолепный муж и сказал: «Что ты много утомляешься размышлениями? Это великое дело тебе суждено от Бога исполнить и от русского царя пострадать». При последнем слове «пострадать» я содрогнулся и очувствовался, но никого не было. Только в комнате виден был свет, который постепенно исчезал, наподобие того, как бы кто уходил с зажженной свечой. Сердце мое исполнилось и страхом, и радостью, так что я от восторга всю ночь без сна проводил в молитвах к Богу. И решил дать вам полное мое согласие, ибо если на это есть Божье благоволение, то мы обязаны его с радостью исполнять.
Благолепным мужем, явившимся митрополиту, был Никола Чудотворец. Так это великое дело, начавшись явлением угодника Божьего, благополучно завершилось с его чудесной помощью.
[1] Иосиф II – император Австрии (1765–1790) из династии Габсбургов.
[2] Белая Криница – ныне село в Черновицкой области (Украина).
[3] Фердинанд I – император Австрии (1835–1848) из династии Габсбургов.
В 1791 году в захваченном турками греческом селе Маистра[1] у священника Георгия родился сын Андрей. Георгий был двадцать вторым иереем в своем роду. И никто не сомневался, что сын унаследует его служение. Поэтому отец с детства готовил Андрея к священству.
Юноша поступил в духовное училище. В 1811 году женился и был поставлен в священники. Вскоре Андрей овдовел, оставшись с малолетним сыном Георгием на руках. А в 1817 году принял иночество и был наречен Амвросием.
Местный архиерей принял священноинока к себе в помощники. Благочестивым поведением и хорошим образованием Амвросий снискал уважение епископов Греческой Церкви. В 1823 году его сделали настоятелем Троицкого монастыря на острове Халки[2].
На Амвросия обратил внимание цареградский патриарх Констанций. Он перевел способного священноинока в Стамбул и поручил ему ответственную должность великого протосингела – ближайшего патриаршего помощника.
В 1835 году умер митрополит Вениамин – архипастырь православных сербов, живших в Боснии[3]. На его место был определен Амвросий. В епископский сан его рукополагал патриарх в сослужении четырех архиереев.
Что же увидел Амвросий, когда прибыл в Сараево[4] – столицу Боснии?
Славянская земля была покорена турками. Магометане притесняли христиан, а боснийские митрополиты не вмешивались в это. Не таков был новый архиерей!
Истинный пастырь, он всем сердцем чувствовал страдания паствы и старался облегчить ее участь. Человек добрый и справедливый, он не мог равнодушно смотреть на бедствия сербов и встал на их сторону.
Это было так необычно, так противоречило народному представлению о надменных греческих архиереях, что сербы не признавали Амвросия за грека. А поскольку митрополит хорошо изъяснялся по‑славянски, распространился слух, что он природный славянин, болгарин.
Когда в 1840 году доведенные до отчаяния сербы под руководством некоего Глоджи подняли восстание против паши – турецкого наместника, митрополит принял сторону восставших. Он сказал:
– За кого народ – за того и владыка!
Восстание имело печальные последствия. Басурмане подговорили боснийских купцов написать патриарху донос на Амвросия, будто бы «он мешается в нехорошие дела, состоял в заговоре с Глоджей и сочинил клевету на пашу».
В то время патриархом был Анфим, человек трусливый и слабый. Он понимал, чем вызваны обвинения против митрополита, но не смел перечить турецким властям. В 1840 году Анфим отозвал Амвросия в Стамбул. Здесь святитель жил при патриархе, получая приличное содержание.
В 1844 году митрополит познакомился с иноками Павлом и Алимпием. Им Амвросий сразу приглянулся доброжелательностью и внимательностью. Часто они беседовали о вопросах веры, в том числе – о старообрядчестве.
Рассказы чернецов тронули сердце святителя. Он исполнился любви к русским староверам, терпевшим от русских же властей мучения, сравнимые с мучениями греков и славян под турецким игом.
Иноки говорили и о том, что именно в русской старой вере сохранилось древнее греческое православие. После этих бесед, уверившись в правоте старообрядчества, Амвросий пожелал присоединиться к нему.
Вместе с иноками, сыном Георгием и снохой Анной он отправился в Австрию. В конце мая 1846 года святитель покинул Стамбул, сказав патриарху, что хочет попутешествовать. В дорогу Анфим дал митрополиту собственноручную расписку с позволением совершать богослужения.
Амвросий прибыл в Вену и был представлен императору Фердинанду.
На имя государя святитель подал прошение, в котором заявлял: «Я с твердостью решился принять избрание староверческого общества в верховного пастыря, видя перед собой явное божественное провидение, которое меня предназначило, дабы лишенное до сих пор священного архипастыря оное общество руководить к вечному блаженства пути».
В прошении митрополит также объявлял: «Я совершенно уверился, что все уставы Греческой Церкви только у староверцев в своей первой чистоте и точности содержатся».
Из Вены святитель отправился в Белую Криницу. В обители он занял две кельи, в которых было много икон, и довольствовался простой иноческой пищей – супом или похлебкой, кашей и рыбой.
Присоединение митрополита Амвросия к Церкви состоялось 28 октября 1846 года.
В тот достопамятный день собор Белокриницкого монастыря был переполнен народом. Архиерей вошел в храм и облачился в святительские ризы. Затем он начал торжественно читать чин отречения от ереси:
– Я, Амвросий митрополит, прихожу к истинной Православной Церкви Христовой, проклинаю бывшие ереси…
Потом архиерей вошел в алтарь и священноинок Иероним (Александров) помазал его миром. Выйдя из царских врат, митрополит благословил народ. Братия пела многолетие, а миряне плакали от счастья и славили Бога.
Вместе с Амвросием в старообрядчество перешла вся его семья.
По прошествии некоторого времени был избран христианин, достойный стать преемником митрополита. Жребий архиерейства выпал уставщику Киприану Тимофееву. Он был пострижен и наречен Кириллом. Амвросий рукоположил его в епископы для казаков‑некрасовцев, живших в Турции.
Когда в Петербурге узнали о появлении у староверов собственных архиереев, царь Николай потребовал от императора Фердинанда покарать Амвросия.
Святителя вызвали в Вену. Ему предложили либо возвратиться в Стамбул, либо отправиться в пожизненную ссылку. Тут же митрополиту было вручено письмо патриарха с обещанием покровительства.
На это архиерей ответил:
– Я единожды сию религию принял и уже вспять возвращаться не желаю.
В июле 1848 года Амвросий получил предписание отправиться в ссылку в город Цилли[5]. Здесь он прожил с семьей сына пятнадцать лет, строго соблюдая иноческие уставы.
Посланцы из Белой Криницы навещали его и привозили запасные Дары для причастия. Святитель тосковал по монастырю и мечтал вернуться туда.
Постепенно здоровье митрополита ухудшалось. Водянка – тяжкий недуг – причиняла ему невыносимые страдания. Но святитель продолжал следить за церковными делами до самой кончины.
Утром 30 октября 1863 года, чувствуя приближение смерти, святой Амвросий помолился, причастился и тихо преставился. Сын похоронил его на греческом кладбище в городе Триесте[6].
[1] Маистра – село возле города Энос (Энез) в Турции.
[2] Халки (Хейбелиада) – один из Принцевых островов в Мраморном море неподалеку от Стамбула.
[3] Босния – ныне республика Босния‑Герцеговина.
[4] Сараево – ныне столица Боснии‑Герцеговины.
[5] Цилли – ныне город Целе в Словении.
[6] Триест – ныне город в Италии.
Церковное устройство, заключающее в себе три степени священства (епископы, иереи и диаконы), называется иерархией. Слово это греческое, в переводе на русский язык обозначает «священная власть», «священноначалие».
Первым епископом, рукоположенным митрополитом Амвросием, был владыка Кирилл. Затем Амвросий и Кирилл рукоположили епископа Аркадия (Дорофеева).
Так была восстановлена полнота православной иерархии. Она стала называться «белокриницкой» по названию села Белая Криница.
Слух о старообрядческих архиереях распространился по всему миру. Неожиданное торжество старой веры злило Николая I, готового преследовать христиан не только в России, но и за ее пределами.
В октябре 1847 года австрийский посол в Петербурге сообщал в Вену, что беседовал с царем об Амвросии. Государь потребовал немедленного закрытия Белокриницкого монастыря и жестокого наказания митрополита.
Николай пригрозил, что если этого не произойдет, он будет действовать решительно:
– Мне придется кое‑что предпринять. Это слишком важно для нас, чтобы мы могли оставить без последствий!
Через месяц посол сообщал, что русские намерены отозвать из Вены своего посланника, если Фердинанд I не уступит требованиям царя. Назревала ссора между двумя державами, чреватая войной. Фердинанд был вынужден отправить Амвросия в ссылку.
Но великое церковное дело было уже сделано. Священство белокриницкой иерархии распространилось по всей России, его принимали не только поповцы и беспоповцы, но и никониане.
Это беспокоило правительство. Ведь староверы покушались на один из оплотов царской власти – Синодальную Церковь!
Николай не удовлетворился ссылкой Амвросия. Он желал совершенно уничтожить староверие. Белокриницкая иерархия была объявлена незаконной. Ее архиереи и священники были объявлены «лжеепископами» и «лжепопами», «самозванцами» и «простыми мужиками».
Иерархии было присвоено уничижительное прозвище «австрийской». Австрия была врагом России, а значит, врагом царя и Отечества объявлялся каждый поповец.
Ни императорское правительство, ни государственная Церковь не признавали старообрядческие таинства. Преследование белокриницкой иерархии на долгие годы стало основным занятием светских и духовных властей. В нем участвовали тысячи священников, чиновников и полицейских.
В 1853 году из Белой Криницы в Россию прибыл архиепископ Антоний (Шутов), возглавивший Церковь. А 19 декабря того же года скончался священник Иоанн Ястребов, признавший над собой власть Антония и белокриницкого митрополита. В Москве остался последний «беглый поп» Петр Русанов.
В начале 1854 года несколько богатых прихожан Рогожского кладбища заявили о переходе в единоверие и обратились к властям с просьбой об открытии на кладбище прихода Синодальной Церкви. Этим незамедлительно воспользовался митрополит Филарет.
Отступникам была передана Никольская часовня со всеми находившимися в ней иконами, книгами и облачениями. Единоверцам была отдана и звонница, поскольку колокольный звон был запрещен старообрядцам еще в 1826 году.
К сожалению, до сих пор Никольский храм не возвращен законным владельцам – староверам.
Полиция учинила обыск на кладбище. Но все ценное было заблаговременно перевезено в дома именитых прихожан. Однако в часовнях и кладовых было найдено несколько тысяч священнических и диаконских облачений. Там же было обнаружено несчетное количество икон. Было найдено 517 рукописных и старопечатных книг, в том числе несколько редких и замечательных.
Наиболее ценные иконы и книги забрали единоверцы. Значительная часть икон была передана в новообрядческие храмы, туда же отправились подсвечники и лампады. А облачения духовенства по указанию Филарета были сожжены.
В конце 1854 года в единоверие перешел и Петр Русанов. Власти полагали, что теперь Рогожское кладбище будет окончательно уничтожено. Но оно выжило.
Для Церкви завершилась пора бегствующего священства и началось время белокриницкой иерархии.
В 1855 году умер царь Николай I. На престол вступил его сын Александр II[1].
При нем старообрядчеству был нанесен самый чувствительный удар – были запечатаны алтари храмов Рогожского кладбища. Поводом для этого послужил донос одного никонианина о том, что 22 января 1856 года в Рождественском соборе молилось около 3 тысяч человек.
В дело вмешался митрополит Филарет. Он подал в Петербург прошение, в котором заявил: «Подкрепить раскол на Рогожском кладбище – значит подкрепить его даже до отдаленного края Сибири. И напротив, ослабить его на Рогожском кладбище – значит ослабить его повсюду».
Мысль Филарета понравилась императору Александру. Он решил проучить старообрядцев и написал на прошении: «Если не присоединятся к единоверию, то и алтари для службы не нужны».
С одобрения государя 7 июля 1856 года полиция опечатала царские врата и диаконские двери иконостасов Покровского и Рождественского соборов. Московские святыни простояли без литургии почти 50 лет, до Пасхи 1905 года.
При Александре II, как и при императоре Николае I, старая вера подвергалась чудовищным гонениям, мыслимым лишь во дни Алексея Михайловича или Петра I.
В 1847 году полиция схватила Геронтия – настоятеля Белокриницкого монастыря. Он приезжал из Австрии для извещения христиан о присоединении к Церкви митрополита Амвросия и для сбора денег на обитель.
По императорскому указу Геронтия сначала заточили в Петербурге, в Петропавловской крепости, затем – в крепости Шлиссельбург[2]. В одиночном заключении старец провел 21 год. Доведенный до сумасшествия, он был переведен в один из новообрядческих монастырей, где и скончался в 1868 году.
Для людей, совершивших преступления против государственной Церкви, правительство создало в городе Суздале особую тюрьму. Она располагалась в мрачных и сырых казематах старинного Спасо‑Евфимиева монастыря. В них томились многие старообрядцы.
Здесь был заточен Афоний Кочуев, предложивший приунывшим староверам возобновить поиски архиерея. Здесь страдал за веру благочестивый мирянин Федор Жигарев, привезший в 1847 году на Рогожское кладбище новое освященное миро из Белой Криницы.
Тут же содержались четыре святителя – Алимпий, Аркадий, Геннадий и Конон.
Кончина митрополита Амвросия (из сочинения «Происшествие господина Амвросия митрополита»)
Здоровье господина митрополита изменилось с 15 октября совершенно к смертному одру. Но он не терял слабеющих сил, рассудка, памяти и дара слова. Все в нем было неизменно.
Близ ожидания его исхода 25 октября прибыли из России послы с бумагами на утверждение церковных дел, которые он опасно рассмотрел и законно учредил. И не мог с болезненного одра встать, но с помощью приподнялся и своеручно духовные дела подписал, посланникам поручил и благословил последнее расположение, изнемогший болезнью, стоящий уже на самом пороге смерти, но сохранивший полно сознание своей обязанности печься о Богом вверенных ему христианах.
Готовясь к исхождению от Церкви воюющей к Церкви первенствующей, где царствует вечный мир, ничем не возмущаемый, он завещал твердо хранить церковный мир, подражая сказавшему Своим ученикам: «Мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам»[1].
Потом, волнение чувств преодолев, сказал всей Церкви последнее архипастырское слово и просил, чтобы все христиане помолились за него к Богу. Затем, сидя в постели, благословил посланников на путь.
И так совершил последний подвиг на пользу святой своей Церкви в полном и здравом уме и твердой памяти до самого смертного часа. 30 октября почувствовал наступление последнего урока жизни.
В ранние часы утром учинил перед святыми иконами покаяние и причастился по долгу христианскому запасным агнцем пречистого Тела и Крови Христовой. И к восьмому часу того же утра тихо преставился с миром в глубокой старости.
Изъяснил самым делом истинную старообрядческую веру. Был до последней минуты в совершенной памяти. Душа его невидимо отошла в вечные памяти. А многотрудное его тело, оплаканное всеми любящими его, предано земле 2 ноября 1863 года.
Богом избранный первопрестольник и новый исповедник, образ всем христианам, по евангельскому гласу пастырь добрый, положивший душу свою за стадо Христово, ныне, в вышних обителях водворяясь, молит Бога о всех нас. Да и мы сподобимся отрады быть единым стадом единому истинному пастырю – Господу нашему Исусу Христу.
[1] Слова Христа (Евангелие от Иоанна 14:27).
Во второй половине XIX века наука, искусство и литература в России переживали расцвет. В это время одаренные ученые, композиторы, художники, писатели и стихотворцы своими трудами стяжали нашей стране всемирную славу. Тогда были написаны многие литературные произведения, ныне известные каждому школьнику.
В 1859 году в первый раз в театре ставится пьеса Островского «Гроза». В 1862 году увидел свет роман Тургенева «Отцы и дети». В 1866 году впервые издается роман Достоевского «Преступление и наказание». В 1869 году Толстой закончил роман «Война и мир». В 1876 году Некрасов завершает работу над поэмой «Кому на Руси жить хорошо». А в 1880 году напечатал первые рассказы Чехов.
Казалось бы, солнце просвещения навсегда истребило в России тени жестокости, дикости и невежества. Но в то же время по всей стране в темницах безвинно и бессрочно томилось староверческое духовенство.
Шесть лет в тюрьме провел сибирский епископ Савватий (Левшин). Два года содержался в темнице оренбургский епископ Константин (Коровин). По‑прежнему не пустовали казематы Соловецкого монастыря. Там томились многие священники, иноки и миряне.
Попавшие в руки властей старообрядческие священнослужители предавались суду. Предавались не за преступления, не за убийство или воровство, а лишь за то, что не подчинялись Синодальной Церкви и проповедовали старую веру.
Главной тюрьмой для старообрядцев был Спасо‑Евфимиев монастырь. В 1854 году сюда попали архиепископ Аркадий (Дорофеев) и епископ Алимпий (Вепринцев).
Аркадий и Алимпий некогда приняли постриг в ветковском Лаврентьевом монастыре. Впоследствии они были рукоположены в архиереи для староверов Добруджи. Аркадий стал архиепископом селения Русская Слава[1], Алимпий – епископом города Тульча[2].
В 1853 году Добруджу, тогда принадлежавшую Турции, заняли русские войска. В 1854 году Аркадий и Алимпий были схвачены как лжеепископы и отправлены в Киев, затем – в Москву. После строжайших допросов их определили в суздальскую монастырскую тюрьму под надзор архимандрита.
Святителей поместили в одиночные кельи и лишили имен: Аркадий стал секретным заключенным № 1, Алимпий – секретным заключенным № 2. Годами они не видели человеческого лица кроме служителя, приносившего еду. Иногда епископов посещал архимандрит и уговаривал покориться Синодальной Церкви. Но архиереи были непреклонны и не отрекались от старообрядчества.
В темном и холодном каземате ослабло здоровье престарелого Алимпия. Он скончался в 1859 году, оставшись преданным старой вере.
В том же году в монастырь был привезен еще один узник – Конон (Смирнов), епископ города Новозыбкова[3], схваченный полицией в 1858 году. В 1863 году в тюрьму был заключен пермский епископ Геннадий (Беляев).
Святители находились под строгим надзором. У их келий стояли часовые с ружьями, постоянно следившие за архиереями в особые окошки, проделанные в дверях. Под таким неусыпным надзором нельзя было даже спокойно помолиться. Узникам запрещалось держать бумагу, чернила, перья и переписываться с кем‑либо.
Хотя епископы содержались в темнице в глубочайшей тайне, староверы все‑таки узнали об этом. Со всей Руси в Суздаль полетели письма. Христиане выражали заточенным архиереям сочувствие, просили у них молитв и благословения, посылали подарки, например, черную икру. Все письма просматривал архимандрит и вместе с подарками оставлял у себя.
Святители томились в темнице до 1881 года. В этом году император Александр II погиб от взрыва бомбы, и на престол вступил его сын – Александр III[4]. По его указу и были освобождены три епископа‑страдальца, совершенно лишившиеся здоровья в мрачных казематах.
К освобождению архиереев был причастен писатель Лев Николаевич Толстой. Узнав об узниках суздальской тюрьмы, он пытался через влиятельных родственников и знакомых хлопотать о них в Петербурге. Только на второй раз хлопоты увенчались успехом – епископов освободили.
Царская милость была объявлена святителям 9 сентября 1881 года. На следующий день они навсегда покинули темницу. Конон, которому было уже 84 года, так ослаб, что не мог идти сам. Поэтому его вынесли из кельи на руках. Остаток жизни старец провел в постели.
Печальная судьба суздальских узников была широко известна в России. О них писали газеты, за них заступился сам Толстой, их освобождение стало важным событием общественной жизни.
Но судьбы сотен старообрядческих священников, диаконов и иноков, страдавших в темницах и острогах, известны менее. Памятником их мученичеству за Христа являются многочисленные письма к архиепископу Антонию.
Вот только два из них.
Иерей Иоанн Цуканов из селения Плоского[5] был схвачен в декабре 1869 года, когда объезжал паству. На допросе он объявил себя священнослужителем: «Вдруг был я обложен оковами железными. И во время закования один из понятых молдаван, зверонравный человек, взявши меня крепко обеими руками за ножной ступень, и насильственно мучительски перекрутил мне ногу от суставов своих, на которую теперь даже и ступить не смею».
Прихожане добились освобождения священника под залог. Из дома он писал архиепископу: «Я теперь болен нахожусь ногами и всем телом моим и вконец здоровья не имею. Так что за службу выйти не могу, за что прошу ваше святительство сотворить о мне молитву».
Иерей Савва Денисов, служивший на Дону, писал архиепископу в марте 1873 года: «Поведайте всем избранным Божьим христианам о заключении моем в темницу. И принесите молитву к Господу Богу о моем убожестве, чтобы Милостивый Господь подкрепил меня свыше перенести темничные скорби, где проливаю слезы от изнурения темничного. Заключение прискорбное подобно шумному Вавилону. Не имею покойного места, где бы принести молитву. Едина молитва Исусова, та утешает меня и веселит сердце мое. Желает душа моя освободиться от сих уз, весьма стесняет меня темница, ибо она исполнена родом строптивым и развращенным».
Всем было понятно, что современная мировая держава не может применять против инаковерующих и инакомыслящих жестокие законы двухсотлетней давности. Старообрядческий вопрос более не мог решаться темницей, ссылкой, каторгой и оковами.
[1] Русская Слава (Слава Русэ) – село в Румынии.
[2] Тульча (Тулча) – ныне город в Румынии.
[3] Новозыбков – город в Брянской области.
[4] Александр III – российский император (1881–1894), сын императора Александра II.
[5] Плоское – село в Одесской области (Украина).
всего статей: 1096
